Порвать паутину

За четыре дня пешего пути до горы Хакурэй

Гроза, как и предсказывал старый священник, разразилась через час после заката. Рисовым полям от дождя, конечно, только польза, а вот деревенская улица через пять минут превратилась не то в горную реку, не то в непролазную топь, не то и вовсе в глотку какого-нибудь демона, не к ночи будь помянуты.  — Хорошо, что ты решила переночевать у нас, — старик довольно прижмурился и шумно отхлебнул чаю из маленькой пиалы. — Да, — улыбнулась в ответ девушка в одеянии жрицы. «Ты решила», как же… И зачем только сунулась в эту деревню? Шла себе лесом, и шла бы дальше, так нет, новостей тебе, Кикио, захотелось. Ну и помочь, может, кому надо… Помогать оказалось некому, деревня, несмотря на войну, жила благополучно, если не сказать богато. Поля родили, карпы в прудах толклись так, что воды не видно, гречиха покрывала поле сплошным ковром белых цветов. Имелся и храм со священником и служками. Вот в его компании Кикио и любовалась сейчас дождем. Потому как старик и слушать не хотел о том, чтобы отпустить «такую красивую юную мико одну и ночью через лес, да еще в такую грозу». Нет, он, конечно, был прав… Какой человек в здравом уме захочет ночевать в лесу, да еще в дождь, когда можно остаться в деревне? Вот именно, что «человек». Ничего. Одну ночь она перетерпит и без помощи ловцов душ. К тому же, проводить ночь под таким ливнем не слишком приятно, даже если тебе не грозит заболеть. Одну ночь она может позволить себе никуда не торопиться. Просто будет сидеть на внешней галерее дома старосты в компании местного старика-каннуси*, пить чай и любоваться ночной грозой. В конце концов, она обещала попробовать жить в своем состоянии. Пусть даже обещала это Кагомэ. Внезапно громыхнуло. Громко, близко, но как-то… не слишком зло, но угрожающе. Гроза будто предупреждала — сидите дома, не высовывайте носа из-под таких удобных тростниковых крыш, сидите у горячих очагов… Не выходите в лес.  — Что сегодня должно случиться? — Правильный вопрос, — Священник налил себе еще чаю и усмехнулся. Он вообще был какой-то очень веселый. Эдакий всеми любимый дедушка с длинными вислыми усами и узкой бородой на китайский манер. В нем не было привычной Кикио прохладной отстраненности, этого незримого расстояния между священником и простыми людьми, — Хороший слух, Кикио-сама. Жрица должна уметь слушать мир, без этого никуда. А сегодня… сегодня праздник Кицунэ.  — Кицунэ? — переспросила Кикио, — Мне не приходилось слышать о таком.  — Немудрено, — священник огладил свою китайскую бороду, — Ты ведь заметила, как хорошо живет наша деревня?  — Да, — Кикио внутренне насторожилась. В последнее время она слишком часто сталкивалась с темной стороной такого положения дел. Хотя… ни вблизи деревни, ни внутри нее мико не ощутила темной энергии.  — Это потому, что мы хорошо умеем рассказывать истории, — Кикио только ресницами хлопнула от такого аргумента, — Пойдем, Кикио-сама, все уже собрались. Мысленно пожав плечами, Кикио последовала за священником. Что бы ни ждало ее грядущей ночью, вряд ли это будет страшнее демона-пещеры. Или Нараку. Или… она много чего могла вспомнить. Хозяйка дома провела их на почетные места, хотя Кикио с удовольствием села бы подальше, между прочих женщин, но нельзя — гостья, да еще жрица, как можно так обидеть хозяев? А гостей набралось много, почти вся деревня. И, что удивительно — дети. Вся детвора старше пяти лет была тут, непривычно тихая и серьезная. Дети сидели возле отцов. Отдельными группами сидели молодые парни и девушки. Все разоделись, как на праздник, у кого шелк расписной, у кого гладкий, у кого кимоно конопляное, но рукава и ворот шелковые. Кикио против воли опустила взгляд на свои рукава. Когда-то снежно-белый шелк жреческого кимоно был все еще белым, но на нем без труда читались все ее странствия и битвы. И пусть подшито было незаметно, но Кикио-то знала о каждой прорехе… Ну и пусть! Что она, невеститься сюда пришла, что ли? И лезут же в голову подобные глупости! Но наконец все расселись, и по знаку хозяйки дочери старосты и служанки внесли столики с закусками и саке, расставив их перед гостями. А потом служанки погасили большие лампы, так что комната освещалась теперь только очагом в центре и множеством бумажных фонариков. Все замолчали. Ожидание разливалось по воздуху, словно ароматный дым из курительницы. Один за другим, людские взгляды сходились на старом каннуси.  — Давным-давно, — заговорил он, — еще во времена Камакура, триста лет назад, в наших местах объявилась кицунэ. Рассказывают, что она имела шесть хвостов и умела обращаться в девушку, красивую, как теньо*, и в старуху, страшную, как они*. Испугались люди, и наняли самого сильного оммедзи*, какого сумели найти. Говорят — ученика учеников самого Абу-Сеймэя. Оммезди был уже стар, и должен был устоять перед чарами лисицы. Три дня не выходил оммедзи из леса, а когда вернулся, то рассказал людям вот что: « — Эта кицунэ — не простая лисица. Она прибыла из Китая, где служила при дворе самого императора Тан, ибо нет более сладкоголосых певиц, чем китайские лисы, и нет никого, кто бы больше знал о женской красоте и искусстве…» кхм, — тут священник кашлянул, — танца под луной и ветром*. «Но жестокие варвары с северо-запада захватили желтый престол, и придворная кицунэ сбежала, не желая служить захватчикам. Лисица перелетела через море, и теперь хотела поселиться в этих местах. На то у нее была сердоликовая печать бога Инари, которому она поклялась служить. Вот договор, что составила она своей рукой при мне, и оттиск той самой сердоликовой печати.» С этими словами оммедзи достал из рукава свиток и развернул его. И все, кто даже был и неграмотен, увидели, что договор написан столь изящными кандзи, что рука, водившая кистью, могла принадлежать только высокородной красавице. Меж тем оммезди зачитал людям договор, а я перескажу его простыми словами, как растолковал он сам потом людям. Госпожа Кицунэ-но-одзё обязуется присматривать за деревней и окрестностями, привлекать на них благословение Инари и держать в повиновении прочих йокаев*, чтобы они не вредили людям. За то она хочет от людей — отдать ей для жилья заброшенную усадьбу в лесу и не пытаться ходить туда под страхом смерти. Поставить в деревне, на полях и на лесных перекрестках, а также на дальней дороге алтари поклонения кицунэ и другим местным ками* и не жалеть подношений. И, кроме того, дабы люди не забыли о договоре, дважды в год все йокаи округи будут собираться на большое шествие. Людям же в эти ночи надлежит не выходить из домов, но собираться вместе, и передавать друг другу историю о договоре, а также всю ночь рассказывать истории о йокаях или иных ужасных и удивительных вещах. Потому что йокаи любят занимательные истории о себе. Так сказал людям старый оммедзи, и они решили, что договор справедлив, и подписали его, повесив свиток в храме. С тех пор наша деревня живет, избегая невзгод, а мы чтим Кицунэ-химэ, да отрастет у нее еще один хвост, чтобы достало ей сил защитить нас в это лихое время. Кампай! *  — Кампай! — отозвались мужчины, и плоские чаши поднялись вверх.  — А теперь, — сказал каннуси, — Начинается ночь ста историй. Никогда Кикио еще не приходилось слушать так много историй про йокаев за одну ночь. Истории — старые и новые, смешные и страшные, но тех, что заканчивались смертью людей, было удивительно мало. Немного было и тех, где убивали йокаев, а больше — про то, кто кого напугал, обманул, или наоборот, помог. Про кицунэ, конечно, рассказывали в основном, доброе — как лисицы становились женами, помогая своим мужьям добиться успеха, а если кого и обманывали, так простофиля был сам виноват. Пришлось и самой рассказать историю. Кикио даже замешкалась, не зная, что ответить на такую просьбу. Рассказать о Камне Душ? О том, как одна глупая юная жрица позволила себе увлечься полудемоном, и поплатилась за это жизнью? Как даже после смерти этой жрице нет покоя, и она ходит по дорогам и тропам, питаясь душами мертвых людей, сама не зная, зачем? Впрочем, у нее была одна подходящая история. О двух соперницах — жрицах из соседних деревень, что попали в ловушку демона-пещеры, но сумели договориться, соединить свои силы, и победили йокая. Ее Кикио и рассказала, получив в ответ массу лестных отзывах о жрицах и странствующих монахах вообще, и о себе в частности. Исполнив свой долг гостьи, девушка тихо сидела, радуясь полумраку в комнате. Она даже почти задремала, когда голос очередного рассказчика выдернул ее из блаженного состояния покоя.  — Я расскажу историю о человеке, который отдал свое душу и тело демонам, — судя по голосу, рассказчик был весьма молод, к тому же успел выпить не меньше двух кувшинов саке для храбрости.  — Было это во время большой войны между Тайра и Минамото, — начал парень, — Когда в заброшенном замке на горе еще жил клан местного дайме. За кого из двух великих семейств он воевал, уже никто не помнит, но был у него на службе один синоби. Молодой, но такой ловкий, сильный и хитрый, что стоил целого отряда. Не было крепости, куда бы он не мог проникнуть, не было вещи, которую не мог бы украсть, не было человека, которого не смог бы выследить, женщины, которую не смог бы увлечь. Однажды узнал дайме, что враг его поселил в замке заклинателя, а через него сошелся с людьми черных кораблей, и от них получил смертоносное оружие. Самурай послал своего синоби во вражеский замок. Как ни был хорош лазутчик, на сей раз подвели его умения, и он попался страже. Гордость его была уязвлена, что его, лучшего из лучших синоби, сумели схватить, и сидя закованным в темнице в ожидании своей участи, он обратился к йокаям, что всегда вьются вокруг мест, замаранных кровью и отчаяньем. Синоби просил у них силы и знаний, больших, чем положено человеку, которые бы позволили ему вырваться из заточения. И он пустил демонов в свое тело, получив от них то, что просил. Порвал оковы, сломал замки, спустился по отвесной стене… а потом пришел к своему господину и убил всех, кто был в замке, потому что именно такую плату потребовали от него йокаи. Им было мало одной его души, которую они не могли забрать прямо сейчас. С тех пор северный замок стоит заброшенный, и никто не ходит туда. А по пустым коридорам бродит ставший бессмертным синоби с отметкой в виде большого паука на спине, и не нашлось никого, кто убил бы его, — закончив историю с каким-то мрачным торжеством в голосе, парень погасил свой фонарь. Кто-то из детей заплакал, испугано зашуршали девичьи кимоно.  — Скверную историю ты рассказал, — сказал священник, — но ходить в северный замок и в самом деле не стоит. Проклятое это место. Там даже йокаи не селятся. Рассказывай теперь ты, — каннуси обратился к старой женщине в богато расписанном кимоно. Та с удовольствием поклонилась, и завела рассказ о том, как некогда демон-пес полюбил смертную, положив начало целому клану смелых воинов, как его потомок, в котором проснулась кровь предков, был изгнан из собственного замка и странствовал, пока не нашел себе красавицу-демоницу, как вместе они сражались с ее врагами и оба погибли, пообещав друг другу встретиться в следующем перерождении. История была длинной, рассказывала ее старуха красиво, и следом истории снова пошли приятные, так что к рассвету все и позабыли о мрачном рассказе пьяного юнца. Почти все.  — Что на самом деле случилось в северном замке? — спросила Кикио. Они медленно шли по краю деревенской улицы к храму. Дождь прекратился где-то в середине ночи, но ступать следовало осторожно, особенно в тонких соломенных варадзи* жрицы.  — Дурные люди там случились, — проворчал в ответ старик, — А дурной язык этого болтливого вруна зачем-то их помянул.  — Зачем он это сделал? — свела брови Кикио.  — От соперника избавиться хочет, известное дело. То первым парнем на деревне ходил, а теперь самая красивая девушка за пришлого кузнеца замуж выходит, еще и с лисьим благословением. Вот он и не успокоится никак, — вздохнул старик, — Дурак, одно слово.  — И все-таки… — Кикио подняла глаза на гору, что возвышалась за ближним лесом. Сейчас, ясным утром, можно было увидеть красные черепичные крыши на большой башне замка, — Что там на самом деле произошло?  — Предательство. Самураи только в сказках все благородные, — отрезал старый священник, — И не проси, больше ничего тебе не скажу. Он двинулся было дальше, но Кикио продолжала стоять на месте и рассматриваться замок. Старик остановился в паре шагов от нее.  — Пойдем, девочка. Нечего там рассматривать.  — Этот замок брошен не так давно… — задумчиво произнесла Кикио, — Точно не триста лет. Скорее… пятьдесят? Человек с отметкой в виде паука на спине… Синоби, отдавший себя демонам… Но не в тот раз.  — Почти шестьдесят, — нехотя ответил старик, прищурившись, — Мало кто помнит, что на самом деле случилось там. И еще меньше тех, кто хочет ворошить эту историю.  — Понимаю, — Кикио кивнула.  — И не ходи туда. Я правду сказал — нет там никого. Ни людей, ни йокаев. Одни пустые стены да старая черепица.  — Этот замок мне не по пути. К тому же, раз Вы говорите, что он не доставляет беспокойства… — они снова двинулись по улице.  — Все так, — кивнул священник, — А куда, говоришь, ты идешь, Кикио-сама?  — На гору Хакурэй.