Мастерсон

Прощаться с важным тяжело, но уже давно нужно было закрыть продолжительную главу, которая изрядно тянуло на дно. Мысли хаотично крутились в голове, и я уже несколько раз пожалел о принятом решении. Я хотел развернуться и убежать далеко, отдаться творчеству и извиниться за свой уход, но это для меня слишком просто. Больше всего я ненавижу стоять на месте и не развиваться, а последний год я именно это и делаю. Пора закрыть все пробелы и уйти. Лучше уйти с достоинством, чем облажаться и винить себя за это. Открыв дверь под номером один, я глубоко вдохнул и надеялся, что наш разговор будет приятным. Я даже не догадывался, что меня может ожидать. Было страшно. События этих лет были насыщенными. В основном было много ошибок, но эти ошибки — опыт. Лобода спокойно сидела на кресле и пила из бокала красное вино. Девушка всегда была слишком грациозна и не могла себе позволить выглядеть «некрасиво». Я стоял в дверях и наблюдал за ее действиями, пока в голове вертелся калейдоскоп воспоминаний. Такое ощущение, что между нами совершенно не было этих трёх лет. Иначе я не могу объяснить, почему я помню каждую мелочь так, как будто это было вчера. — Ты так и будешь стоять весь такой загадочный? — Я задумался о том, где потерялись наши три года? — я улыбнулся и сел напротив неё. Белоснежная комната напоминала мне кабинет психолога, и я чувствовал себя как на исповеди. Возможно, это она и была. — Поговорим? — Давай, — она перекинула ногу на ногу и поправила волосы. — Помнишь, как все начиналось? — О да, — я засмеялся. — Как забыть, что ты решила своровать… — Давай без этого! — Девушка звонко засмеялась и тактично сменила тему. Мне нравилось напоминать при каких обстоятельствах мы познакомились, но эта встреча одна из лучших. — Не боишься, что будет дальше? — У меня было много ошибок, но я хочу показать, как это выглядит через призму моего внутреннего мира. — Такой загадочный и недоступный, а на деле был ранимее и трепетнее всех остальных. — Она отпила вина: — Умеешь носить маску! — Почему тебя не было рядом, когда ты была так нужна? — Лобода поперхнулась и испачкала свой белый топ в красном вине. Она подняла на меня свои глаза, и я знал, что девушка жалеет. Нам не нужно было общаться каждый день, чтобы оставаться близкими, но были периоды, когда Ло была жизненно необходимо. — Ты не говорил, что я тебе нужна. Если бы я только знала, что с тобой творится, то я не отходила бы ни на минуту. — Скучаешь? — Ну мне тебя, конечно же, не хватает. Но я у тебя всегда есть, как и ты у меня. — Она слабо улыбнулась. — Необязательно общаться каждый день, чтобы быть близкими. — Да, в этом ты права. Я, наверное, даже рад, что мы не общаемся каждый день. — Почему же? — Мы быстро друг другу надоели бы, — я улыбнулся и подмигнул ей. — Рада, что благодаря мне у тебя есть аудитория? — Ну началось, — Лобода закатила глаза, а в ответ я лишь звонко засмеялся. Мы разговаривали о жизни и будущем, а также вспоминали все события, которые выпали на нашу дорогу. Казалось бы, ничего плохого не случилось, но почему так тяжело отпускать? — Время вопросов. — Что ещё за ерунда? — Я удивился. — Таковы правила… Правда не знаю, что я могу спросить у тебя, когда я знаю все. — Давай, удиви, — я отпил вина из ее бокала. — Как выглядит твоё счастливое будущее? — Занимаюсь тем, чем по-настоящему хочу, — я улыбнулся: — Ну и разумеется выпустить такой творческий продукт, чтоб весь мир перевернулся. — О да, у тебя непременно получится. Легко ли давались тебе работы? — Детка, ты спрашиваешь такие вопросы, как будто действительно не знаешь на них ответ, — мы засмеялись. Закрыв одну дверь, мне стоило открыть другую, и с каждым разом морально это давалось все труднее и труднее. Но я все же провернул дверь и увидел своего друга — Диму. Все не так страшно, как мне казалось. Мы сели на диван и разговаривали о бытовом — как мы познакомились, как придумали целое название для течения и даже не догадывались, что в будущем я буду родителем этого. Для меня этот диалог не являлся каким-то дискомфортом, потому что, в первую очередь, я общаюсь с ним каждый день о ерунде и о серьёзном одновременно. — Не страшно? — Мне нужно двигаться дальше. Я не развиваюсь. Пора все это отпустить и наблюдать со стороны. — Я смотрю на своего друга и улыбаюсь. — Ты чего? — Так странно, что ты со мной чуть меньше, чем 4 года. Путь от низов до вершины. Ты ближе всех. — Это надо ценить. — Знаю, но не умею. Впереди меня ждёт ещё больше дверей, но я теперь точно знаю, что с тобой я совершил минимальное количество ошибок. Дима — единственный человек, который терпел от меня меньше всего. Может, мы с ним похожи больше, чем с остальными. Не знаю. Но знаю точно: я попытался тем другом, который ему нужен. Я надеюсь по крайней мере. Он оказывал ту поддержку, которая мне была нужна, и никогда не бросал меня. В отличие от меня. Я облажался, но всегда старался искупить свою вину. Наши ссоры всегда были мелкими и на фоне проблем с алкоголем… на большом таком фоне. — А можно без вопросов? — Я заулыбался. — Можно. — Ого, правда? — Ку-ку? Нет конечно. — Билан уткнулся в свой листок: — Итак, первый вопрос… Ладно, у меня нет каких-то мега информативных вопросов, которые я мог задать тебе. — Боже, не тяни — Ты смог бы прекратить пить? — Я посмотрел на него, подняв бровь. — Ну, а что? — Ты же знаешь, что был период, когда я не пил. Но нет, не смог. — Наркотики? — О боже, ты ещё спроси планирую ли я бросать курить? — Я улыбнулся. Вопросы какие-то скудные, но может проблема в том, что их задают мои близкие друзья. Люди, которые знают меня настолько хорошо, что даже нет надобности что — либо спрашивать. Я посидел ещё немного с другом и отправился дальше. Во мне было полно энергии, и на радостях я дотронулся до двери, но не смог до конца её открыть. Она старается и делает все так, как мне нужно. Она не высказывает своё мнение, чтобы не разозлить меня. Она прогибается подо мной так, как никто и никогда не прогибался. Но мне все не нравится. — Отстань, просто отъебись, — я кидаю в стену свой телефон. Я злюсь, буквально кипячусь от злости. Словно издеваясь, она смотрит на меня. — Я ненавижу тебя, ненавижу, слышишь? С меня хватит. Ты портишь все! Из-за тебя у меня нет вдохновения! Ты причина всех моих бед! Уходи! — Я кричу во все горло. — Убирайся. Собирай свои вещи, удаляй мои контакты и уходи к черту. — Знаешь что, Чарличек? — она схватила подушку и кинула в меня. — Ты настолько агрессивный, ты настолько манипулятор, что не тебе говорить, что с тебя хватит! Я терпела тебя, молчала и ничего поперёк слова не говорила, а в ответ что? — Она переходит на крик. — Я плохая, а ты самый бедный и несчастный! — Собирай вещи и уходи. Ком встал в горле, и я открыл эту чёртову дверь. Лена стояла около неё, словно чувствовала, что я зайду. — И где ты был? — Я как бы хожу по дверям и вспоминаю прошлое, а что, заждалась? — Да, я ждала. В последнее время мы очень отдалились друг от друга. — Последнее время — это ты имеешь в виду два года отдыха друг от друга? — Да, ты перестал звонить 5 лет назад. — Ты ушла, — я посмотрел на неё и громко выдохнул. — Я ушла, потому что кому-то нужно было наконец закончить это все — Вот поэтому и не звонил, — я подмигнул ей. — Да и другие были. — Да, я бы и не ответила, — она игриво улыбнулась. — Мы вообще присядем или будем стоять в дверях? — Присядем, конечно же, — мы сели за стол, и я налил воды. — О чем поговорим? — О нас? — неуверенно спросила Лена, и я понял, как неловко об этом говорить. — Давай об этом. Я же здесь всё-таки для чего-то. — Не знаю, как у тебя, но сначала все было на эмоциях. Потом нужно было время, чтобы отдохнуть от всего. Потом решила забыть. Потом началась стадия «скучания». Ну вот, немного скучала. Потом сильнее скучала, но держалась. А уже конец всем известен, да, Чарличек? — Я написал тебе. — И было ощущение, что мы не расставались, — я посмотрел на Темникову и мне захотелось извиниться за свой дьявольский характер, за поведение, за слова. — Из… Извини меня. — Давно простила. Я подошёл к ней и крепко обнял, как в старые и добрые времена. В моменты, когда у нас все было хорошо. Воспоминания крутились: наше знакомство, мы общались при всех, дальше наше общение стало более плотным, ссоры, а потом дикая боль в области сердца. Я опустил взгляд вниз и увидел, как Лена вонзила нож мне прямо в сердце. Кровь медленно стекала по нему, и я не до конца осознал, что случилось. — Прости, но ты должен узнать, что чувствовала я. — Я ей улыбнулся, вытащил нож, кинув его на пол, и продолжил обнимать, прижимая к себе. — Все хорошо, — она прижалась плотнее и заплакала. — Все задают вопросы, но есть ли вопросы у тебя? — Что для тебя любовь? — Я три раза думал, что люблю человека, а потом три раза настолько сильно обижал, что я даже не знаю, способен я испытывать это сильнейшее чувство на планете. — Способен. Ты любил всех, но проявлял свою любовь экстравагантным путём. Чем сильнее любил, тем сильнее боялся быть слабым и сильнее задевал, — Лена погладила меня по голове. — Но это опыт. — Что будешь делать дальше? — Отдыхать, — я засмеялся. — Я несколько лет делал все нон-стопом с небольшим перерывом, что сейчас мне нужен отдых, чтобы расставить приоритеты. — Я верю в тебя, — она поцеловала меня в щеку и встала с меня. Кровь продолжала течь, а боль лишь усиливалась. Если Лена действительно испытывала нечто подобное, то я не понимаю, как она это вынесла. Мне очень больно. — Осталось немного, ты справишься. Оставив ее позади, я направился к другой двери и понимал одно — дальше будет только больнее. Открыв дверь, я не увидел никого и прошёл чуть глубже. Моментально все тело пронзило болью и дрожью. Голова закружилась, изо рта полилась кровь, и я начал кашлять. На ногах стало тяжело стоять и я опустился на колени. Посмотрев на очаг боли, я увидел предмет, похожий на копье. — А в последней двери меня убьют? — Я пытался отшутиться, но все напрасно. Меня разламывало от боли. — Ну этого я уже не знаю, — Кудрявцева улыбнулась. — Привет, Серёнь. Как дела? — Лерочка, просто прекрасно, —улыбнувшись, я пытался прекратить кашлять. — Не поможешь вытащить? — Ты сделаешь только хуже, — предостерегла меня женщина. — Хуже уже и быть не может, а эта штуковина мне порядком приносит дискомфорт. — Я жалобно посмотрел на неё. — Как ты жила с таким грузом? — Не жила, а живу дальше. — Она глубоко вдохнула. — Я не знаю до сих пор, как ты ко мне относишься, что вообще между нами было и из-за этого мне приходится держать дистанцию. — Держать дистанцию со мной это всегда хорошо. — Что ты ко мне чувствуешь? — она спросила вполне серьезно. — Ничего, — Лера продвинула копье ещё глубже. — Да что с тобой такое?! — В смысле ничего? — А что я должен чувствовать, Лер? Что, ну вот что?! — Боль была настолько нестерпимой, что я закричал во все горло. Мои голосовые связки дрожали от крика, но только так я могу перевести своё внимание. Каждый раз мы пытались довести друг друга, каждый раз делали друг другу больно. Для нас это нормально причинять моральный вред. Даже сейчас мы делаем друг другу хуже. — Вытащи это из меня! Что ты от меня сейчас хочешь? — Правды! — Хорошо, я дам тебе чёртову правду, а потом вытащи из меня это! — Больно, да? — Она сорвалась на крик. — А мне было не больно, когда каждый раз ты обижал и прилюдно унижал, а потом как ни в чем не бывало мы общались? — Да потому что я такой, ясно? Я не умею по — другому и не хочу этому учиться. Если я всю свою жизнь такой, то зачем мне тратить время на то, чтобы меняться? — Я смотрю на неё злостным взглядом. — Ты никогда не слышала то, что я хотел донести, и продолжала меня пилить. Какой человек это вынесет? Да, я был неправ, когда давал тебе какие-то ложные надежды, но мне это все не нужно, ясно? — Что ты имеешь в виду? — Я готов с тобой просто общаться, но все мои телодвижения — это не более чем шутка, которую ты воспринимаешь слишком серьезно. Я так привык общаться с людьми, они знают, а ты надумала себе непонятно что, и я не виню тебя в этом! Ты не хочешь меня воспринимать и слышишь только то, что хочешь! — Я не знаю, чему верить. Я боюсь тебе доверять. Я боюсь признать, что все это было несерьёзно. — Лерочка, дорогая, все было несерьёзно. Я относился к тебе, как к собеседнику, как к хорошему знакомому. Не сказал бы, что прям друзья, ибо ты знаешь, что это для меня значит. Но я общался в своей манере, а ты… — И вот, стоя перед ней на коленях, она протолкнула предмет ещё глубже и боль стала острее. — Ты поверила в слова, хотя действия были другими. Ты не видела граней. Мне стоило увести тебя в другую сторону, и ты этому верила, хотя, черт возьми, ты знала, что со мной нельзя вступать в игры! — Ты снова хочешь обвинить меня? — Я хочу, чтобы ты научилась разбираться в людях. — Она со всей силой вытащила предмет из моей груди и кровь полилась ещё быстрее. Мне не хотелось оставаться, а этой комнате ни секунду времени. Но в этом и смысл: я прохожу круги собственного ада, пытаюсь понять свои ошибки, и мне очень больно. Больно так же, как и людям. Крепко обняв Кудрявцеву, я продолжил: — Прости меня за все, если когда-то сможешь. Но иногда мы нарушали грань, а этого делать было нельзя. Я всегда буду рядом, но теперь ты должна понять, как надо выстраивать общение. — Знаю, — она всхлипнула, и я отошёл от неё. Осталось ещё одна дверь, и я однозначно знаю, кто стоит за ней. Я сел около последней двери и взялся за голову. Столько раз я совершал ошибки с людьми, которые этого не заслуживают, но мне было плевать. Другие люди настолько всадили в меня иглы, что я вытаскивал их из себя и искусно, не спеша переставлял в близких людей. Так не должно быть, но я уже это сделал и не хочу всю жизнь исправлять это. Мне больно. Мое сердце в прямом смысле разорвано, моя душа давно умерла, а я все ещё оболочка человека, пытавшегося наладить свою жизнь. Боль, которую я сейчас испытываю, никогда не сравнится с болью, которую я причиняю людям. Чем больше стресс, тем лучше произведение. Мне нравится переносить это на творческую составляющую, но я зашёл слишком далеко и пора заканчивать. Ничего не стоит нервов, а меня и так многие называют персональным дьяволом. Они испытывают боль из-за меня, но я испытываю боль не из-за них и из-за своего поступка, а из-за себя. Злость настолько переполняет меня, и я не понимаю, почему я так сильно ненавижу себя? Встав на ноги и вытерев слёзы, я снял с себя все выше пояса и направился к последней двери. Я знаю, что больше всего я причинил вреда Полине. Она пыталась меня спасти от самого себя, всегда была рядом и была идеальной по всем моим критериям, но в ответ я давал ей срывы, ревность и агрессию. Если она захочет всадить в меня кинжалы, избить или вырвать сердце, то я не хочу, чтобы между нами была ткань. Я открываю дверь и захожу. Идеальный декор комнаты, большой диван и на нем сидит мой мучитель. Если другие комнаты были похожи друг на друга, то эта была совершенно другой. Я подошёл к дивану и положил руку на плечо, но отпрыгнул, когда вместо Полины увидел себя . — Что? — спросил я сам себя. — Что происходит? — Это ты у кого спрашиваешь? — Смотря на себя, я не мог поверить в случившееся. Все это плод моего воображения, это мои личные круги Ада и здесь нет ничего реального. Но почему я? Комната в момент вспыхивает и наполняется огнём. Становится очень жарко и душно, но я смотрю на себя и не понимаю, что должен сделать. Мысли крутятся с бешеной скоростью, но я не могу остановиться на чем-то одном. Вот я ребёнок, я теряю отца и закрываю свой внутренний мир, я становлюсь очень озлобленным подростком, алкоголь, куча издевательств над одноклассниками, я делаю больно первой любви. Университет, новое окружение, снова боль, наркотики, предательства. — Что я должен сделать, что? Я не понимаю, помоги мне! — Я кричу на себя и не могу остановиться. От воспоминаний об оттенках своей боли слёзы брызнули из глаз и я начал задыхаться от истерики. Паническая атака начинает меня поглощать, но я стараюсь с ней справиться. Огонь усиливается, и я не понимаю, в чем дело. Я начал вспоминать самое потайное в себе и огонь стал ещё ярче, ещё сильнее и еще больше поглощал меня. — Ты в своем внутреннем мире, разве ты не понимаешь? — сказала Полина где-то сзади. — Чем больше ты вспоминаешь о прошлом, тем больше себя поджигаешь. Зачем ты это делаешь? — Я не знаю. — Нет, ты знаешь. Ты знаешь, что я отличаюсь от всех остальных, потому что не ты доминировал, а… — Да, ты доминировала! Я столько раз шёл на уступки и столько раз возвращал, что не заметил, как все мои демоны вылезли наружу. Каждая моя тайна была вскрыта и вылезла наружу, делая больно не только тебе, но и мне. Все это безумие, — я сел на пол и обхватил колени руками, уткнувшись в них. — Я не знаю, что мне делать. Когда мне кажется, что я делаю все правильно, случается какое-то дерьмо, и так по кругу. Я запутался, просто запутался. — Ты обижаешь меня часто, — ледяным голосом сказала Полина. Больше всего мне не хотелось, чтобы она сейчас в очередной раз попала под горячую руку, но я молчал, пока она вела свой монолог о моем варварском отношении к ней. Я лёг на пол и расслабил тело, позволив моим мыслям заполонить меня. Огонь становился яростнее и подходил к моему телу. — Вставай и начни уже бороться. Почему ты снова сдаёшься? — Я хочу сгореть, чтобы заново возродиться. — Ты не феникс. — Да что ты? — Я поднял на неё глаза. — А я то всю жизнь думал, что я птица. — Хорошо, — она подошла ко мне и легла рядом. Стало тепло. Рядом с ней всегда тепло, но с появлением ее в моей жизни мое творчество было наполнено любовью, а не болью. Она — одна из главных причин, почему я ухожу. Ее рука легла на дыру в сердце и моментально она затянулась. Я улыбнулся от осознания, что никто, кроме неё, не мог меня так быстро поставить в строй. — Кто тебя так? — Лена немножко, но Лера переусердствовала. — Ну конечно, Лерочка, кто же ещё? — огонь вокруг нас потихоньку ослабевал. — У нас все всегда будет повторяться по кругу. Мы как по сюжету какого-то фильма идем: ссоримся, миримся, опять ссоримся, опять миримся. Но все ссоры всегда из-за одного и того же, ничего не меняется. — Знаю. Это круг, который нужно прервать. Выход только уйти. — Ну раз ты хочешь отпустить, значит отпускай. — Я крепко ее обнял и расцепил руки. Полина встала и пошла к выходу, но обернулась на выходе. — Ты меня не любишь больше, малыш. — Наверное, это так. — Гагарина улыбнулась. — Иначе бы я боролась. — Малыш, как только я сгорю, то я буду готов начать заново. — Она кивнула и вышла, а я отдался мыслям и позволил огню разгореться. Я очень устал, я очень хочу управлять своими демонами, и я сгораю сейчас, чтобы потом разгореться. — Перестань. Снимай маски, стань уже собой, — сказал я и закрыл глаза. Пламя накрыло меня полностью, и я больше ничего не чувствую. В огне горели все самые болезненные воспоминания, а вместе с ними эти 4 года. Всем плевать на мои проблемы, потому что у людей есть свои. Мне нужно снять маску и найти собственное исцеление. Я вышел из огня и пошёл прямо, оставив позади все самое худшее. Отпустив все, я наконец-то могу двигаться дальше, но я по — прежнему остаюсь твоим чертовым Мастерсон.