Легенда о короле Артуре. Альтернатива

Первая реакция была эмоциональной, вторая — логической. То есть, сначала Ланселот решил, что помешался, а потом, что ослышался. Не могла же Гвиневра, в самом деле, прекрасная, тонкая, юная королева, жена Артура, лежа с ним на постели, попросить научить ее интригам? Или могла? После того, как Ланселот познакомился с Морганой, Мелеагантом и Камелотом, он уже не чувствовал, что есть что-то, чего не может быть. Говорят, что все целительницы добрые, так знакомство с Леди Озера показало, что это не так. Говорят, что приличные женщины из дворян не шляются по лесу в подранном платье, вываливаясь внезапно из кустов, так и это оказалось неправдой. И, вроде бы говорили, что принцы не должны идти наперекор королю… интересно, кто расскажет об этом Мелеаганту? -Чего? — на всякий случай переспросил Ланселот, и даже приподнялся, чтобы Гвиневра теперь лежала на подушке, а он мог точно видеть, что она улыбнется, если она, конечно, шутит. -Научи меня плести интриги, — Гвиневра тоже приподнялась, ее лицо исказила неприятная, холодная решимость, — пожалуйста! Они…никто не ставит меня ни во что, они все издеваются надо мной, используют, думая, что я маленькая девочка, а я не маленькая девочка! Я королева! Я хочу, чтобы меня… Гвиневра осеклась, затем она медленно отвернулась в сторону, чтобы проморгаться от слез и промолвила уже тихо: -То есть, я уже не королева, а грешница, но это не то…я хочу, чтобы со мною считались. -Гвиневра, интриги, это не куклы, не шитье и не молитвы, — Ланселот осторожно коснулся ее обнаженного плеча, заставляя развернуться, — прошу тебя, я очень люблю тебя, и не хочу, чтобы ты лезла в эту грязь. Интриги, как говорит одна моя знакомая, это пристанище для порока. Разве пристанище порока для тебя? Ты моя светлая королева, ты мой ангел, ты…последнее светлый кусочек в этом… -Прекрати, — Гвиневра прижалась щекой к его руке, прикрыла глаза, — я хочу иметь оружие против всего…я понимаю, что мое положение шатко, что в любой миг Артур может решить поменять меня на Моргану, да не в ней даже дело! Не Моргана, так другая, но он может. А я что могу? Я ничего не посмею возразить, если он втопчет меня в грязь? Если бы еще смерть, так нет… история жестока с королевами, история жестока всегда. -Я защищу тебя! — пылко возразил Ланселот, целуя Гвиневру, — умоляю, не лезь в этот океан, он пожирает, утягивает. Назад хода нет! -Мой милый рыцарь, — Гвиневра прижалась к нему, словно бы и впрямь надеялась на его защиту, — мой дорогой Ланселот, я не страшусь! Я должна. Ты рыцарь, ты мой рыцарь, но я должна уметь и защитить тебя тоже. Мерлин умеет словом менять решение короля, и я хочу приобрести вес. Для нас! А ход назад…после того, как я бесстыдно пала, разве есть для меня ход назад? Мы оба должны защищать нашу любовь, у нас нет друзей, мы одни. -Я бы не сказал, что у нас нет друзей, — осторожно заметил Ланселот. -Мы можем верить лишь друг другу, потому что мы созданы друг для друга, потому что, есть что-то свыше, что соединило нас…- Гвиневра готова была и расплакаться, и засмеяться. Слишком много чувств обуревало ее. С Артуром она никогда не испытывала такого блаженства (впрочем, это «никогда» легко было пересчитать по пальцам одной руки). Она вдруг поняла, что может быть достойна нежности и восхищения, ласки и заботы и от этого внутри все у нее сворачивалось странным клубком и придавало в ее душу решимость почти что сумасшедшую. -В любом случае, — сдался Ланселот, которого клонило в сон, но он боялся уснуть, чтобы не потерять все, что вдруг подарило ему небо, — в любом случае, моя любовь, ты не по адресу просишь. Я не умею плести интриги. Я помогаю…порою, но я не знаю, как держать все под контролем, и как вообще надо думать, чтобы додуматься до такого! -Ты не умеешь? — Гвиневра вынужденно оторвалась от Ланселота, темнота опускалась стремительно, и королеве вдруг пришло в голову, что ей пора, но уходить не хотелось. -Нет, — признался Ланселот, — это надо склад ума…другой. Я не Мерлин, не Моргана, не Мелеагант… я не умею думать так, как думают они. Они как будто знают наперед, кто и что скажет, сделает и даже посмотрит. Они умеют выворачивать и слова, и души, и деяния, предостерегать и плести из живого мира марионеток. Я не знаю, как это делать… Гвиневра поняла. Она, молча, и быстро собиралась, стараясь не смотреть лишний раз на Ланселота, боясь, что останется, если посмотрит лишний раз. Она собиралась, имея в душе четкое намерение, продолжать и защитить свою любовь, драться до последнего, поймать все, что ей уготовано удачей и отобрать осколочное счастье свое. Драться, драться… Расставаться было тяжело. Оба знали, что встретятся вновь и на совсем других условиях, но расставание было невыносимым. Когда Гвиневра скрылась в темноте галерее в сопровождении Леи, Ланселот вдруг вспомнил, что Мерлин намекнул ему на приход к нему, а вернее, надо полагать, к Моргане. Рыцарь оправился наспех и опрометью рванулся в противоположную сторону от своей…уже своей королевы. *** -Я очень боюсь раскрывать вам это, — признался Мелеагант и его лицо — лицо очень красивое, с отточенными благородством многих поколений чертами уже не скрывало усталости и обречения, — вы можете меня возненавидеть. -Я тебя сейчас же возненавижу, если ты не расскажешь, — пригрозил Уриен. — Нам решать с Лилиан, как к тебе относиться, но мы тебя любим. Да? -Любим, — твердо отозвалась Лилиан, обменявшись коротким взглядом с Уриеном. -Ваше дело, — убитым голосом продолжил Мелеагант. — Что ж… слушайте сказку. Начну я, наверное, с двух Граалей. Как вам обоим должно быть известно, а если это не так, я расстроюсь, кровь распятого Христа собрали в Священную Чашу и отправили на хранение, как святыню, но войны, налеты и просто людская бестолковость смогла сплести паутину, в которой Чаша — или же Грааль, растворился. Чего только не приписывали Граалю! И возможность научиться летать, и обрести бессмертие, и получить мир… естественно, это породило и множество слухов, и множество сердец запылало желанием получить Грааль, чтобы обрести могущество, бессмертие или что там еще ему приписывается… -Ты к делу, — намекнула Лилиан, — про Священный Грааль мы знаем. Никто не видел, никто не знает, никто ничего не понимает. К делу, ваше высочество. -Хорошо, — не стал спорить принц, и это навело Уриена на подозрительную мысль о том, что он не очень хочет знать продолжения, но он мужественно кивнул, подтверждая слова Лилиан. -Священный Грааль еще понятен, я просто пытаюсь подобраться, прояснить ту ситуацию, которая породила прочее, — Мелеагант перевел дух, собираясь с мыслями, — но, как и всегда, появился некий…безумец, который решил, что если не сможет найти Грааль, то хотя бы получит нечто похожее на него. -А? — поперхнулась невовремя отпившая из кубка Лилиан. — Он себя возомнил Богом? -Примерно, — отмахнулся принц, — не перебивай, — фанатик, доведенный до крайней точки чередой неудач всегда опаснее любого разумного врага. Разумный враг не убивает людей, не собирает их кровь, в надежде, что где-то что-то выйдет. Здесь уже неважна суть вопроса, но если Священный Грааль должен был использоваться для целей благих, то Черный Грааль, или же, Вороний (проклятые поэты!), использовать стали и последователи этого фанатика, извратив его учение так, что оно дало начало темным магическим искусствам. -То есть…- Уриен медленно облизнул пересохшие губы. -То есть, к концу второго столетия мы имели потерянный Грааль Христа и затаенный Грааль Вороний, который использовали в черных мессах, жертвоприношениях, вознамериваясь, стать не то богами, не то сильнее — секты были всегда. И будут, наверное, тоже всегда. Людям надо верить. Когда рождается учение, рождается и ответвление от него. Как думаете, почему я не преследую в своих землях отступников от Христа? Потому что я не верю в церковные догмы и церкви, не верю в соборы и в псалмы. Я не верю, что бог отзывается на форму веры, а не на суть. Бог есть, но он не станет приходить на особенно отстроенные камни, понимаете? Мелеагант оглядел притихший и помрачневших Лилиан и графа Мори, а затем, как древнеримский оратор, словно войдя во вкус, принялся жестикулировать и голос его расцвел целым набором эмоций и чувств. -Так родилась магия. Магия смерти, магия тьмы. Она пришла на зов, из самых глубин и Вороний Грааль стал ее символом. Грааль Христа и Грааль Смерти — это поэзия, которая разделила адептов магического искусства на две стороны. Различия росли. Разницы между темной магией и светлой особенно нет, все имеет одну глубину, одну форму, и без одного не может быть другого, но люди так любят условности! Мелеагант оглядел еще раз, на этот раз, с торжеством, ошалевших Лилиан и Уриен. Они, конечно, пребывали в состоянии шока не от слов Мелеаганта, а от его тона, от того, какой огонь загорался в нем с каждой новой фразой. Он словно бы слишком долго молчал и теперь торопился сказать обо всем, что не мог сказать раньше. -Годы шли, различия углублялись, Граали тонули в паутинах времени, обрастали легендами, слухами, вымыслами и домыслами. Множество подделок появлялось то тут, то там и каждый утверждал, что это оригинальный Грааль, настоящий. Рождались безумцы, что искали то один, то другой, то оба. Шли умирать, погибали, плутали, сходили с ума… Грааль стал соревнованием среди безумцев и фанатиков, храбрецов, честолюбцев… никто точно не может уже сказать, что дает хоть один из Граалей, но все точно знают, что их нужно отыскать. А между тем, их никогда не надо искать… они найдены. Да и я сомневаюсь, что пропадали… Прежде, чем Лилиан и Уриен попытались осмыслить и начать наперебой задавать вопросы, Мелеагант прервал их мысли неожиданным переходом: -А для лучшего же восприятия, друзья, я предлагаю пока оставить сказку о Граалях и перейти к другой сказочке. -Сказочник ты чертов, — начал, было, граф Уриен, но Лилиан ухватила его за рукав, предлагая молчать, слушать. Она была уверена, что Мелеагант действительно пытается облегчить им восприятие, и чувствовала, что ему самому так легче. Уриен неожиданно послушался и покорно смирился, недобро сверля взглядом своего названного брата. -К сказочке о, прости меня, дорогая, Леди Озера, — Мелеагант хмыкнул, — она та еще тварь, поверь мне. -Поверю, — согласилась Лилиан, — но она воспитала меня… -И покалечила меня, — не сдался Мелеагант. — Есть факты, которых ты не знаешь. Есть факты, которых и я не знаю. Но пока я не вижу ничего, что обелило бы ее, позволило бы мне ее простить. -Говори, — холодно разрешила Лилиан и скрестила руки на груди, показывая всем своим видом, что придерживается нейтралитета по отношению к Леди Озера. -Было в Британии много земель, много графов, много герцогов, но, так, или иначе, дошло до того, что разделение и междоусобные войны позволили перестать графам и герцогам ересью и объединяться. Так родилось несколько знатных династий. В том числе вечно две противоборствующие — Пендрагоны и де Горры. -Исторически! — не удержался от смешка граф Уриен и Мелеагант наградил его тяжелым взглядом. -Я могу продолжить? Спасибо. Да, исторически, две династии, примерно сильные одинаково, примерно одинаково упрямые… не были врагами, но были соперниками. Во время первых основателей Леди Озера была еще молодой и вряд ли такой уж Леди… -Я бы попросила…- напомнила ледяным тоном Лилиан. -Но амбициозной, — нашелся принц, — и она быстро завоевала дружбу, как Пендрагонов, так и де Горров, используя свои магические влияния и просто располагающую женственность. В конце концов, она крутила обоими правителями в угоду себе, выгадывая самое лучшее для себя любимой, но у нее не было идеи. Потом же кто-то из безумных влюбленных, не то мой предок, не то предок этого ублюдка, попытался отыскать для своей возлюбленной Грааль. Вот тут уже Леди Озера заинтересовалась… поскольку время не властно над этой…милой женщиной, она продолжила влиять на потомков обоих родов, попутно ища Граали. И, надо сказать, она однажды нашла их. Причем, распорядилась в абсолютной тайне таким образом, чтобы Вороний Грааль к ней доставили тайком люди де Горров, а Священный — люди Пендрагона. Таким образом она хотела создать мир над землями бриттов, чтобы заключить в одной стороне, связать каким-нибудь заклинанием эти две Чаши, два артефакта темной и светлой силы, жизнь и смерть и два противоборствующих рода, от которого ждала губительных войн с течением времени…. -С чего бы это! — Уриен не удержался и молча, налил себе целый кубок вина. -И мне, — попросила Лилиан, пододвигая свой. -Суть в другом, — терпеливо продолжил Мелеагант, — суть в том, что Грааль…это не совсем осязаемая вещь. Она может…это скорее внутренняя сила, понимаете? Она становится внутренней силой! Она должна постоянно переходить, до тех пор, пока не обретет самого сильного носителя и с его лишь смертью снова примет облик Чаши, чтобы затеряться в веках до следующего соединения. Вы понимаете? Лилиан не ответила, у нее мысли путались. Она уже ничего не понимала и не желала понимать. Мори, судя по его виду, придерживался такого же мнения, но Мелеагант и не ждал ответа. Он, словно бы зачарованный, что-то видя перед собою, продолжал: -Леди Озера увидела, что от рода де Горр мне быть носителем, а от рода Пендрагонов — Мордреду. Именно мы должны были хранить мир над бриттами. -Я всегда знал, что Артур там лишний! — радостно возвестил Уриен, но Лилиан пихнула его вбок, и граф захлебнулся, — подожди-ка, что? Ты хранитель какой-то дряни, которая содержится в какой-то там Чаше, что используется для кровавых ритуалов? Мелеагант, даже для тебя это чересчур! -Эта дрянь и есть Чаша, — поправил Мелеагант, — и не совсем. Я временный хранитель. По пророчеству Леди Озера самая тяжелая битва предстояла мне и Мордреду, мы должны были удержать мир над землями бриттов. Но когда она рассказала об этом Багдамагу — моему отцу и юному Утеру Пендрагону, который еще только собирался на роковой визит к Корнуэлам, все пошло не так. -А оно и не могло пойти «так», — резонно заметила Лилиан, протянула руку к Мелеаганту, переплела его пальцы со своими и он вздрогнул, почувствовав это прикосновение, — глупый, за что тебя-то ненавидеть? Ты по пророчеству… -И она рассказала им, — продолжил Мелеагант со странной болью глядя на Лилиан и та прочла в его взоре страшный ответ. — И Багдамаг решил, что если его сын вперед Утеровского внука заполучит всю силу… Мелеагант вдруг вырвал руку от руки Лилиан, и его голова упала на его собственные руки. Плечи его дрогнули от нервной дрожи, которая долетела к нему через года. -Что он сделал с тобой еще? — свистящим и страшным шепотом спросил Уриен, глядя на непривычного ему Мелеаганта, которого обнимала за плечи Лилиан. -Он нашел мага, из числа павших друидов, Николаса, — прошептал Мелеагант, покорно позволяя Лилиан обниматься себя и бессознательно хватаясь за её руки, — он обещал, что это возможно — передать всю силу мне и сразу, не дожидаясь какого-то там Мордреда, о котором никто и догадаться не мог. Но ребенок… он только ребенок. Ритуал с самого начала пошел не по плану. Все пошло не так. Тени… сила — это все оттуда. Моя душа бродит между мирами, я сам брожу между мирами, я вижу смерть, я вижу жизнь, но моя магия…это и не магия. Мои тени — это слуги Вороньего Грааля, это замученные жертвы, изгнанные и тьмой, и светом, это… Мелеагант, заговоривший впервые, заговоривший откровенно, дрожал, разрываемый страшной истиной, которую он таил от себя много лет. Он мнил себя принцем, будущим правителем, а на деле, сказав им все это, обнажив что-то, что было страшнее всего запрятано, понял вдруг, как жалок! Он марионетка. Он кубок для чужой силы. Он лишь орудие чьей-то ошибки. Его отец приложил руку к тому, чтобы сделать сына сильнейшим, а на деле, каждый день, глядя потом на него, угадывая, порою, в его глазах, блеск темного зловещего огня от предвестной силы, он отвращался, отдалялся все дальше, чтобы избежать воспоминаний о собственной ошибке. И сэр Николас, который также испытывал вину, но вину большую, так как знал, что Мелеагант теперь навсегда заперт, до самой смерти заперт, вынужден скитаться между мирами, видеть и повелевать жуткими тенями и силами, зная, какая маска уродует его…расщепление сил — чужое властолюбие, это все давило на Николаса. Он стремился загладить свою вину. Он надеялся, что если погибнет Моргана, которая носила в чреве своем плод греха — Мордреда, Мелеагант будет один награжден этим проклятием. Черт с ней, с земле бриттов, выживут — выживают народы, и эти придут, переживут. Главное, что никто больше не будет страдать так, как страдает Мелеагант, и пусть он один будет властвовать, Николас пытался искупить свою вину, но увязал в ней еще больше… -Милый, — Лилиан попытался успокоить Мелеаганта, прижавшись к его груди, слушая его сердцебиение, — а как… -Я чудовище, — отрешенно отозвался Мелеагант, не имея сил, чтобы обнять ее, — я сосуд чужой силы. Лилиан, я… -Можно же что-то сделать? — Уриен стоял по другую сторону от Мелеаганта, понимая со странным удивлением, что не боится его. -Это еще не вся сказка, это только суть. Вы не знаете про сэра Николаса, про то, что несет ритуал, про то, где Чаши…за ними не надо бегать, нет, — Мелеагант отнял руки от лица, — но сейчас это и не нужно. Вам пока не нужно, поверьте. Придет время, и я расскажу вам всю картину, но если вы останетесь…не перебивать — останетесь. Я виноват перед тобою, Уриен, за Моргану, за ее сына, я виноват перед нею. Перед Артуром, конечно, тоже, но мне на него плевать. Забавно вышло — Моргана желала мне отомстить, желала загнать меня в ловушку, а получилось, что я отнял у нее последнее… -Ты не вино…- начал Уриен и осекся, — в смысле, ты виноват перед нею? За отраву? Я Николаса на части порву. Он не имел права! Ты не кори себя. -У нас с Морганой другая история, — невесело усмехнулся Мелеагант, — я однажды сжег во время облавы по Тракту ее временный приют — трактир беглой римлянки Гайи. Кажется, с самой Гайей… Моргана вернулась уже к пеплу. Я отнял у нее один дом. Последний дом. Я знаю, что она знает о том, что это моя вина. -Мелеагант, ты…- Лилиан не находила слов. — Ты…жизнь жестоко обошлась с тобою, я боюсь за тебя, это ад, в котором… -Я знал с самого детства, что буду жить в аду, — спокойно ответил Мелеагант, — я не хотел, чтобы в нем жили дорогие мне люди. А их стало даже двое. И пропасть под ногами стала шире. -А вино тебе не стало кислее? — поинтересовался со злостью Уриен, с удовольствием пиная кресло «с историей», — Лилиан, этот Граальный идиот пытается нам сказать, чтобы мы проваливали — я знаю эту усмешку. Сколько лет одно и то же! Ну не выбирает человек себе друзей, не выбирает! -Я люблю тебя, — на ухо, смущаясь присутствием начинавшего откровенно напиваться Уриена, прошептала Лилиан. — Ты сумасшедший, безумный, коварный, но я не мыслю без тебя больше жизни. -Я люблю тебя сильнее, — ответил Мелеагант. — Мы тебя любим сильнее… -Я от души надеюсь, что под «мы» он имеет в виду те желтые глаза на потолке, — не удержался Уриен и все трое, не сговариваясь, взглянули на потолок. *** Моргана поприветствовала Ланселота довольно сухо, и даже сварливо: -Явился! Ланселот дождался, пока Мерлин выйдет, он даже не то, что вышел, а выбежал из комнаты, радуясь возможности избавиться от вопроса Морганы, желающей знать, когда именно придет Ланселот, почему друид не обозначил точное время его визита и где этот рыцарь ходит? Ланселот давно заметил, что Моргана становится невыносимой в трех случаях: что-то не получается, кто-то откровенно упал в детстве в чан с зельем глупости и оно дало теперь эффект или настала болезнь. Моргана болела редко, но очень цельно и полностью, запросто вынося сильный жар на ногах, хоть и мучаясь, она не показывала своей болезни, и Ланселот узнавал о ней только из-за меняющегося характера. В целом, он примирился с этим легко. Моргана мучилась бессонницей, тоской, раздражением на весь белый свет, бесприютностью души, и много чем еще. Портящийся во время трех позиций окружения характер особенно ничего не менял. Даже что-то умилительное было в такой сварливой Моргане. И что-то детское, недоигранное. Она должна была знать детство в легкой капризности, как и все знатные девочки, но вот…не узнала. Ланселот уже было несложно сносить от нее на два-три пункта насмешек больше, да закутывать ее в трактирах в изъеденные пылью и молью покрывала, чтобы она хоть как-то согрелась, да тайком наскребать последние гроши на половину тарелки чуть более сытного супа. Кажется, именно тогда он и научился лгать. -Суп горячий…- Моргана как-то в первый такой раз отложила ложку в сторону и с изумлением взглянула на Ланселота. — Почему? -Потому что…стоял возле печки, — выкрутился Ланселот, решив, что не стоит болеющей Моргане знать о том, что Ланселот не стал покупать холодного жидкого супа себе, чтобы у Морганы была полноценная порция нормального. -А почему в нем мясо? — еще больше насторожилась фея, вылавливая деревянной ложкой кусочек мяса. — Не курица, не шкурка…и даже свежее. -Попало случайно, пока разливали, — не сдался рыцарь, и Моргана устремила на него задумчивый взор. — Ты же знаешь эти трактиры, один половник на все! -А картошка тоже случайно попала? — почему-то очень тихо спросила Моргана, не решаясь прикоснуться к супу. -Картошку подкинула кухарка, — Ланселот решил, что объяснения нужно все-таки менять. — Из доброты. -А твоя порция где? — фея не отличалась глупостью, к несчастью рыцаря. -Съел уже, — буркнул Ланселот, — и ты ешь, а то остынет. Для верности, не дожидаясь расспросов, он вышел из комнаты, оставив удивленную и о чем-то подозрительно притихшую Моргану в одиночестве. Когда он вернулся она, казалось, уже спала, укрывшись плохеньким одеялом, на соломенном тюфяке, спать на котором, наверное, было хуже, чем на полу. Рыцарь тихо разулся и лег на пол, не снимая камзола, холод не позволял раздеваться. Сквозь усталый сон он почувствовал тогда, как кто-то набросил на него кусочек одеяла, и тихо погладил по волосам… -Я, значит, болею, жду его…- выговаривала Моргана, но осеклась. Ланселот заметил, что она осунулась. Черты лица заострились. Сколько же крови она потеряла? -Мне жаль твоего сына, — тихо промолвил Ланселот, — честно, я… -Тогда не рви мне сердца и не говори о нем. Это моя боль. Мое кладбище, — Моргана попыталась схватить его руку, как прежде, сильно, но силы в ней не было. Ланселот, однако, притворился, что ему больно, но она, кажется, не поверила, лишь горько усмехнулась и спросила: -А ты чего довольный? Ланселот рассказал ей — кратко, сухо и шепотом про визит Гвиневры, про то, что она видела Моргану с Артуром, поняла про них все. Он не хотел упоминать о том, что Гвиневра изменила королю, но Моргана не была глупа, к несчастью. Она поняла. Выпытывать не стала, но совершенно ясно поняла его. Осуждения в ней не было. Страха за то, что она раскрыта — тоже. Ей было плевать, она готовила что-то свое в мыслях, и Ланселот уже даже не предпринимал попытки проникнуть в лабиринт, который рождал мысли и идеи Морганы. Он знал, что не пробьется, что не поймет и не желал даже пробовать. Когда же Ланселот дошел до просьбы Гвиневры научить ее интриговать, Моргана даже рассмеялась, но невесело. Как-то очень тоскливо, словно бы даже с горечью. Ланселот не понял ее реакции и спросил о ней прямо. -Сам посуди, — предложила Моргана, — куда она пойдет дальше, желая интриговать? -К тебе, — неуверенно предположил Ланселот. -Я любовница ее мужа, — возразила Моргана, — ну Ланселот, ну вспомни! Кармелид — обозленный, лишенный титула, запросто вовлечет ее в свои интриги и создаст, действительно создаст новую политическую силу в игре Мелеаганта и… Мерлина. Кармелид попытается разыграть эту карту, но, ты понимаешь, что будет? -Нет, — честно признал Ланселот, — но Гвиневра не должна пострадать! -Кармелид настроит Гвиневру против Артура, поспешит воспользоваться этим шансом, а сам попробует связать себя дружбой с де Горром, — Моргана словно не слышала, — значит…что следует из этого? А следует ровно один простой факт — Гвиневру Кармелид попытается свести с Мелеагантом, рассчитывая…нет, нет… это вряд ли, хотя — да. Или нет? Как считаешь? -Считаю, что я где-то свернул не туда, — честно отозвался Ланселот, который не понимал и половины ее мыслей. — Друзей, однако, не выбирают!