И грех мой всегда предо мною

      Деревянный крест с болью врезается в кожу, оставляя отметины, из которых струйкой стекает алая кровь. Дрожащие ладони складываются в спасительный жест, сквозь слёзы едва различимы слова очередной молитвы, но Бог вновь не слышит её.       Пламя догорающей свечи кое-как разбавляет темноту, в которой скрывается Он. Глаза цвета крови жадно осматривают её, поджидая нужного часа, чтобы напасть и овладеть ей. Вкусить тело, которое стало для Дьявола неким наркотиком. Испить стоны той, что извивается под ним уже который месяц, моля о пощаде.       Которую ночь она мучается в собственнической хватке Дьявола, каждый раз повторяя молитвы, коим не суждено спасти её. Какой раз она прибегает ранним утром в церковь, уповая на небесную благодать, что очистит осквернённое тело и душу. Но Небесам плевать на жалкого человека, что так отчаянно просит искупления и освобождения от цепких лап Дьявола.       «Молись, дитя, и Господь услышит твои молитвы, не оставит в трудный час», — с детства Вики Уокер твердили эти слова в воскресной школе. И она верила в их подлинность. Принимала на веру и не подвергала сомнению. Но в который раз убеждалась, что Всевышнему всё равно на мелкую мошку, испытывающую изощрённые пытки Дьявола. Мир полон Его игрушками, и разве есть разница, если одной из них решил воспользоваться кто-то ещё? Он даже и не заметит этого. Никогда не замечал.       «Заклинаю тебя именем единосущным и неразделимым Троицы, Отца и Сына и Святаго Духа, отступи от мене раба Божия Виктории, не влагай в сердце мое помыслов неприязненных, но отыди в места пуста и безводная, идеже не присещает Господь», — уже и сама не верует, но молиться всё продолжает. Нашёптывает давно заученные слова да вгоняет треклятый крест в нежную кожу. Крест, кой должен был стать спасением от нечисти, но который Дьявол с неописуемым злорадством перебирал длинными пальцами, оставляя багровые отметины на её груди.       Захлёбывается слезами, преклонив колена пред иконой Божией Матери, а та лишь смотрит своим печальным взглядом да младенца к себе прижимает крепче. И лишь Дьявол сверкает рубиновой радужкой, осматривая содрогающуюся девушку в шёлковой сорочке. Выходит из тени и становится на шаг ближе. Скользит взглядом по молочной коже и проводит языком по белоснежным клыкам, уже чувствуя едва уловимый аромат красных ягод и пачули. Слышит неразборчивый шёпот и смеётся. Хрипловато. Иронично. Самодовольно.       Пожирает её даже на расстоянии, чувствует сладость пухлых губ, ощущает нежность бархатной кожи. Дьявол знает её вкус. Испробовал всю. С закрытыми глазами коснётся каждой родинки, шрама. Языком проведёт несчисленное количество дорожек, заставляя дрожать от одного лишь прикосновения. Люцифер знает её от и до.       Делает ещё шаг, и девичьи руки с силой цепляются в угольные волосы, зарываются в распущенные локоны, пока пересохшие губы неумолимо продолжают нашёптывать никому не нужные слова. Испуганный взгляд мечется от безразличной иконы к затухающему пламени свечи, а в голове стреляют тяжёлым оружием мысли, вырывая её из реальности окончательно. Ведь так не бывает. Так не должно быть. Господь спасает детей своих, не отдаёт их в костлявые лапы проклятых демонов. Так почему за её спиной стоит сам Дьявол?       Усмехается, поправляя ворот идеально выглаженной рубашки, и подходит всё ближе. Становится позади и кладёт руки на содрогающиеся плечи хрупкой девушки. Скользит кончиками пальцев по заострённым ключицам да вкушает отрывистые всхлипы, что через несколько минут превратятся в блаженные стоны. Ведь так бывало уже которую ночь.       — Тебя нет, я больна… больна. Уходи. Оставь меня! — срывается дрожащий голос, и Люцифер ухмыляется.       Ведь они оба прекрасно знают, что всё взаправду. Что каждую ночь Дьявол приходит к Виктории Уокер, чтобы овладеть ей. Вкусить каждый оттенок её души, что так яростно рвётся в объятия к Всевышнему. И что так безжалостно отвергнута. А всё потому, что единственное живое существо, которому не плевать на неё, оказался сам сын Сатаны. Воплощение гнева и ненависти, ярости и безумства. Но разве он бывал таким с ней? Отнюдь нет.       Разве не Люцифер зажёг в ней тот огонь, что бесновался искрами похоти в её глазах всякий раз, когда изящное девичье тело выгибалось под ним? Тот огонь, коему Вики противилась каждое утро, скрывая багровые отметины на белёсой шее. Тот огонь, что затащит её прямиком в Ад. В цепкие лапы чудовища, что уже никогда не отпустит Уокер.       Ведь она принадлежит ему. Всегда принадлежала.       Одним движением руки перекидывает ей волосы, оголяя тонкую шею, и оставляет невесомый поцелуй. По хребту пробегают мурашки, но Вики мёртвой хваткой цепляется в потрёпанную Библию, листает затёртые страницы и оставляет кровавые пятна на потускневших писаниях. А Дьявола эта картина лишь забавляет и он смеётся. Громко. Искренне. Бархатисто.       Смешно, ей-богу, смешно ведь наблюдать за жертвой, попавшейся в трясину своих же желаний. Хоть и потаённых, о которых она и сама не догадывалась, но разве от Дьявола можно сокрыть что-либо? Люцифер вывернул её душу наизнанку, прошёлся вдоль и поперёк, изучил всё то сокровенное, что покоилось на задворках. Увидел необузданную страсть, так умело скрывающуюся за образом прилежной девушки.       Он нашёл свою дьяволицу.       И она станет его. Только для него одного. Ведь разве позволено делить нечто столь прекрасное с кем-либо ещё?       Пламя свечи затухает и комната погружается в ночной сумрак, освещаемый лишь языками горящих очей, что так пристально всматриваются в запуганную девушку. Обводит большим пальцем контур пересохших губ, и она перестаёт дышать. Замирает в ожидании дальнейших действий Люцифера. Пугается до дрожи, боясь признаться самой себе, что уже которую ночь жаждет его прикосновений. Молится с надеждой, что это всё закончится, и она проснётся в холодном поту среди ночи. Повторяет заученные слова, как мантру. Листает святые страницы, веря, что Господь её не оставил. И отбивает каждую порочную мысль, что горит вожделением при страстных поцелуях Люцифера. Искренне полагается, что это очередное испытание для её грешной души. Но никак не одержимость Дьяволом.       — Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей и по множеству щедрот Твоих изгладь беззаконие моё, — судорожно цепляется в спасительную книгу, вонзая освящённые куски дерева в ладони.       Горячие пальцы накрывают тонкие бретели, и шёлковая сорочка сползает по нагому телу. Скользят ниже и очерчивают возбуждённые соски, что так твердеют на упругой груди. Но вот только Вики до последнего будет себе доказывать, что виной всему холод и страх, но никак не постыдные чувства.       — Совершенно омой меня от беззакония моего, и от греха моего очисти меня, — нежная кожа покрывается мурашками, но это всё сквозняк, гуляющий по комнате. И плевать, что воздух раскалён и никаких дуновений быть не может.       Люцифер становится на колени позади неё, властно сжимает чувствительную грудь и впивается пьянящим поцелуем в напряжённую шею. Засасывает пульсирующую венку, ощущая ускоренный ритм её сердца, что распространяется с током крови. Прижимает обнажённое тело к себе и упирается твердеющим членом в копчик Уокер.       — Ибо беззаконие моё я знаю, и грех мой всегда предо мною, — складывает руки на уровне груди и всматривается в стену, где висит икона.       Скользит ладонью по взмокшему телу, языком вырисовывая невиданные узоры на её шее. Зарывается носом в чернеющих волосах, вдыхает аромат нагого тела и сходит с ума. Окончательно.       — Тебе, Единому, я согрешил и злое пред Тобою сотворил, — да будешь оправдан в словах Твоих и победишь, если вступят с Тобою в суд, — задыхается, ощущая налившийся кровью орган, что так бесстыдно упирается в неё.       Пальцами очерчивает нежную кожу живота и спускается ниже, касаясь заветных складок, что так предательски влажны. Двумя входит внутрь, и с уст, шепчущих святые слова, срывается томительный стон. Движется мучительно медленно, чувствуя каждое сокращение пульсирующего лона.       — Ибо вот, я в беззакониях зачат, и во грехах родила меня мать моя, — зажмуривает глаза и отрицательно трясет головой, ощущая, как по разгоряченной коже стекает тягучая смазка.       Ускоряет темп и слышит сбившееся дыхание, что вкупе с запинающейся молитвой превращается в немыслимый коктейль, коим дьявол готов упиваться вечность. Второй рукой крепче обхватывает грудь и тянет к себе, отчаянно цепляясь зубами в острый сосок. Покусывает на грани сумасшествия и тут же зализывает причинённые увечья.       — Ибо вот, Ты истину возлюбил, сокрытое и тайное премудрости Твоей мне открыл, — закусывает губы до металлического привкуса, чувствуя, как вязкие капли стекают по запястьям с крепко зажатых кулаков.       Плотная ткань брюк, что так до безумия отважно скрывает упругие ягодицы Вики от окаменелого члена, вот-вот порвётся. Пальцы Люцифера то ныряют вглубь, то размазывают влагу до набухающего и пульсирующего клитора. Рваными поцелуями покрывает грудь, ключицы, шею. И всё тело отзывается на его прикосновения едва уловимой дрожью.       — Ты окропишь меня иссопом — и буду очищен; омоешь меня — и сделаюсь белее снега, — во рту пересыхает и она приоткрывает рот, выдыхая горячий воздух в щетинистую щёку Дьявола.       Достаёт покрытые тягучими каплями пальцы и подносит к своему лицу. Второй рукой крепко обхватывает подбородок девушки, заставляя повернуть голову в его сторону и наблюдать за тем, как он поочерёдно слизывает сладкий сок с каждого пальца. Улавливает судорожные хрипы, наматывает спутанные волосы на кулак, заставляя отклонить голову, и впивается жадным поцелуем в тонкую шею, оставляя багровые пятна, что стали уже такими привычными.       — Дашь мне услышать радость и веселие — возрадуются кости униженные, — и она бы рада прикрыть глаза, да только оторвать взгляда от этой картины невозможно. Смотрит, как каждая капля слизана умелым движением языка, и неволей сама тянется к нему. Да только здравый рассудок твердит обратное, и Уокер крепче вжимает деревянные углы в кожу.       Резко отстраняется и встаёт с колен. Обходит дрожащую Уокер, становится перед ней и её лицо от выпирающего бугорка отделяет лишний десяток сантиметров. Крепко зажимает скулы и тянет кверху, вынуждая выпрямиться на онемевших ногах. Люцифер своей руки не отпускает и всматривается в синеватую радужку, что так сверкает желанием. Подхватывает её бёдра, и Вики по наитию крепче сжимает их полукольцом за его спиной. Одной рукой удерживает стройное тело, а второй стягивает свою рубашку. Подходит к кровати и сбрасывает хрупкую девушку на шёлковые простыни. Склоняется над ней, удерживая вес на локтях, и коварно усмехается, высматривая горящие искорки вожделения. Покрывает поцелуями приподнятую грудь, и Уокер выгибается в пояснице, чувствуя, как горящая плоть даже сквозь ткань брюк обжигает внутреннюю поверхность бёдер.       — Отврати лицо Твоё от грехов моих и все беззакония мои изгладь, — шепчет, не отпуская окровавленного креста, но Дьявол продолжает скользить влажным языком по её животу, лукаво улыбаясь.       Опаляет раскалённым дыханием пульсирующую промежность и лёгким движением проводит по твердеющему клитору. Кружит языком в незамысловатом танце, приводя измождённое тело к низменному желанию предаться греху.       — Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и Дух Правый обнови внутри меня, — уже не шёпотом, а постанывая, проговаривает каждое слово, непрерывно перебирая святое древо в руке.       Отстранившись, Люцифер поднимается к Уокер. Кладёт ладонь на затылок и, наклонившись, требовательно впивается в губы, что уже и сами тянутся к нему. Сплетает их языки и ладонями скользит по телу, с силой сжимая нежную кожу.       — Не отринь меня от лица Твоего и Духа Твоего Святого не отними от меня, — прикрывает глаза, отдаваясь Люциферу полностью. Зарывается длинными пальцами в аспидные волосы и притягивает Дьявола ближе. Ведь ей так мало его.       Священное писание, спокойно оставшееся лежать на деревянном покрытии, загорается и освещает укутанную ночной мглой комнату.       — Возврати мне радость спасения Твоего и Духом Владычественным утверди меня, — мечется безумной кошкой по простыням, совершенно не реагируя на пылающие огнём страницы. Но крест в руках продолжает держать, искренне уверовав в то, что это зачтётся.       Сминает губы в рваном поцелуе и чувствует, как во рту растекается жидкость с солоноватым привкусом. Уверенным движением расстёгивает пряжку ремня, стаскивает брюки и боксеры, тем самым освобождая каменный член, что так давно жаждал свободы.       — Научу беззаконных путям Твоим, и нечестивые к Тебе обратятся, — сама тянется к Дьяволу, крепче к себе прижимает да колени разводит, сверкая похотливым взглядом. Но молиться не прекращает, ведь кто молится — спасён будет.       Алеющей головкой проводит меж влажных складочек, едва погружаясь вовнутрь. А ведь дразнит не её. Себя. Но так даже лучше.       — Избавь меня от кровей, Боже, Боже спасения моего, возрадуется язык мой правде Твоей, — придвигается ближе, мечтая, наконец, ощутить ту полноту внутри, что каждую ночь сводит её с ума.       Подаётся вперёд и медленно погружается в Уокер, чувствуя, как узкое лоно обхватывает мужскую плоть. Обводит языком затвердевшие соски, и сладкие стоны становятся блаженной мелодией для его ушей.       — Господи, Ты откроешь уста мои, и уста мои возвестят хвалу Твою, — нет, это уже совсем не молитва. Это несдержанные стоны, сквозь которые едва различимы слова святых писаний.       Обезумевшим взглядом скользит по Уокер и картина, что он видит под собой, разносит необъяснимое удовлетворение по всему телу. Горящий взор, приоткрытые губы, жадно хватающие воздух, искусанное тело, освещаемое языками пламени горящей Библии, — истинная дьяволица. И только его. И только для него.       — Ибо если бы жертвы Ты восхотел, я дал бы её, — к всесожжениям не будешь благоволить, — подрывается и притягивает Люцифера к себе, с жадностью сминает губы и впивается ногтями в спину от каждого его движения.       На раздвинутых бёдрах утром точно будут кровоподтёки, но разве сейчас это важно? Сил терпеть уже нет, и Люцифер яростно вдалбливается в податливое тело, заполняя собой все сокровенные глубины. Перехватывает каждый судорожный вдох, грубыми движениями изучает каждый сантиметр такой нужной ему кожи. Вдыхает аромат и чувствует, как красные ягоды смешаны со страстью и удовольствием, и это воистину самый сладкий аромат, что вкушал Дьявол.       — Жертва Богу — дух сокрушённый, сердца сокрушённого и смиренного Бог не презрит, — выгибается, намеренно подставляя сочные груди под яростные поцелуи Люцифера.       Рассудок затуманен, и он отчаянно продолжает ускоряться, не сдерживая хриплые стоны, что срываются с его губ. Грубо растягивает её изнутри, точно зная, что каждое действие отзовётся сладостным стоном с уст Вики. Резким движением оттягивает волосы и выгибает её шею, предоставляя место для поцелуев, в коих он так отчаянно нуждается.       — Облагодетельствуй, Господи, во благоволении Твоём Сион, и да будут воздвигнуты стены Иерусалима, — выкрикивает каждое слово, раздирая спину Люцифера до красных отметин.       Ей хватит еще пары толчков, но не ему. Медленно достаёт набухший член и погружает вновь до самого основания. Чувствует каждую её клеточку, отзывающуюся на столь сладостное мучение; слышит каждый стон, томно раздающийся у его уха; улавливает каждый поцелуй, который она отчаянно старается вырвать у него. Он чувствует её всю. И это кружит голову сильней всего, что когда-либо было испробовано Дьяволом. Свободной рукой спускается вниз и касается чувствительного клитора, что, кажется, только и ждал этого. Круговыми движениями ласкает пульсирующую плоть и вновь погружается в неё. Но в этот раз резко, до конца. Да так, что и вскрикнула. От боли, от волны пламенного жара, что следует за ней. И это сносит крышу. Им обоим.       Ожесточённо заполняет её, и с каждым разом погружается всё глубже. Казалось бы, куда ещё? Заполняет её всю, с остервенением сжимая белёсую кожу. А она и не против. Двигается навстречу, да крепче впивается в рельефные мышцы, что перекатываются при каждом движении. Языком обводит контур его татуировок и сжимает зубами пульсирующие сосуды на шее. И вскрикивает от каждого движения Люцифера, чувствуя, что уже близка к оргазму. Они близки.       — Тогда примешь благосклонно жертву правды, возношение и всесожжения, тогда возложат на алтарь Твой тельцов, — ещё один толчок. И в этот раз последний. Судорожно хватается за простыни и выгибается змеёй. Тонет в сильнейшем оргазме, откидывая голову и жадно засасывая остатки кислорода, что нещадно был сожжён жаром их тел.       Финальный рывок и гортанный рык срывается с уст Люцифера. Окаменевшая плоть пульсирует внутри Уокер, заполняя тягучей жидкостью. Накрывает её уста своими, но в этот раз нежно. Почти что с любовью. Целует каждый сантиметр истерзанной кожи, лаская языком багровые отметины, которые завтра вновь будут тщательно скрыты под плотной тканью. Оставляет лёгкий поцелуй на щеке. Последний. Ведь не пройдёт и секунды, как он исчезнет.       Но вернётся следующей ночью. Всегда возвращался.       Тлеющие страницы окончательно затухают, и комната погружается во тьму, скрывающую оголённое тело, в который раз осквернённое Дьяволом.       И совсем скоро ему будет принадлежать не только её тело, но и душа.       Которую она сама подарит ему.