Аnd i'm sad to the core, core, core, every day is a chore, chore, chore

После четвёртого суда его рвало. Его не просто тошнило, нет, он не мог позволить себе даже малейшую слабость, об этом не могло быть и речи; это просто неприемлемо. И всё же сейчас наследник, сидит сгорбившись над сиденьем унитаза, в ближайшем мужском туалете, куда он бросился сразу после окончания суда, кислота обжигает горло, а ноги дрожат так сильно, что кажется сейчас перестанут держать его. Он был так не прав: не прав насчёт убийцы, не прав насчёт мотивов, он ошибся во всем. Бьякуя Тогами не мог ошибаться. Если бы после этого он вернулся в Резиденцию Тогами (называть её домом, было бы все равно, что назвать убийство отдыхом), от него бы уже отреклись. Как кто-то вроде Абсолютного Совершенства не смог распознать столь явного самоубийства? Бьякуя принял свое поражение — во всех вещах. Он медленно съезжал по стене кабинки прямо на грязный кафель. Ноги больше не могут его держать, он понимал это. То, что он не был идеальным. Он поступил храбро, когда сказал всем что больше не собирается совершать убийство, даже ценой победы в игре. Это было правдой, но он не был уверен во всём. Сможет ли он действительно совершить идеальное убийство, при том, что не смог разгадать такое простое? Его сердце колотилось, ударяясь о колени, которые были подтянуты к груди. Его очки запотели, и Бьякуе потребовалась секунда чтобы осознать, что он плачет. Он проглотил кислотный привкус во рту и горько усмехнулся. Ох, видел бы его сейчас отец. Фактически, за камерой наблюдения сейчас сидел Кукловод, который, вероятно, так же, как и его отец снисходительно смеялся над ним. Во время короткой передышки между плачем, он стиснул пальцами ткань брюк до такой степени, что он знал, ещё немного и они растянутся и безвозвратно испортятся. Он никогда не позволял себе такого, что прямо сейчас доказывал, что он окончательно сломался. Он так привык всегда быть правым. Потому что он должен был: должен был быть всегда прав. Он должен был быть лучшим, потому что в противном случае, он был бы ничем. Наверное, именно поэтому ему было так сложно принять свое поражение. Да, так и есть, стоит немного задуматься, и он может понять это. Но почему у него не получается это сделать? Всё что он слышал это: я был не прав, я проиграл. Если бы у него были воспоминания о своём прошлом, он бы предпочёл слышать хлопанье дверей и крики, чем полную тишину, которую он получил. Изоляция. Ошибиться — значит отстать. Он уже ошибся не меньше тысячи раз. И сейчас он остался позади. Его затылок был прижат к двери кабинки, глаза смотрели в размытый потолок, когда дверь в туалет тихо открылась. — Бьякуя? Ты здесь? — это был Макото Наэги, один из тех студентов, которые раз за разом доказывали его неправоту. Конечно он был там, конец его пиджака можно было разглядеть из зазора под дверью. Ему действительно следовало выбрать место получше для своего срыва, но ком в горле все рос и рос пока они ехали на лифте, так что у него просто не осталось выбора кроме как плюнуть на все и сбежать сюда. Если бы он сделал это перед ними, их мнение о нём наверняка было бы разрушено. Вместо ответа, Бьякуя зажал рот рукой, чтобы замолчать. Как будто до этого дышать было недостаточно сложно. -Ты так быстро исчез куда-то после того как мы вернулись, я… Мы решили собраться в столовой, чтобы всё обсудить. — Шаги Удачливого школьника остановились точно у той кабинки, в которой сейчас сидел Бьякуя. Он не знал что ему стоит делать, он просто снова рухнул на пол. Если бы он убрал руку, в ту же секунды разрыдался бы, по этому он продолжал прижимать её ко рту. -… У тебя все нормально? Бьякуя подался вперёд, схватившись за грязный край унитаза, чтобы помочь себе встать. Его колени были слабыми, вся его фигура дрожала, но он был решителен. Он убрал руку с лица, с губ сорвался тихий, но мучительной крик. — Я в порядке. — выдавил он из себя, игнорируя стягивающую его шею невидимую проволоку.  — Ты не звучишь как будто ты в порядке. — вместе с этим он потянулся к ручке двери. Она с лёгкостью открылась, тихим скрежетом напоминая Бьякуе о том что тот, в панике, не потрудился запереть её за собой. Он стёр рукой слезы и повернулся к Макото, надеясь что он выглядит раздражённым, а не сумасшедшим, который только что истерически рыдал из-за того, что проиграл соревнование, которое соревнованием то и не было в конце концов. Когда он снова открыл глаза и вернул очки на место, Макото шокированно посмотрел на него. — Т-ты плачешь? — Да, впечатляет, что ты смог понять это. — попытался усмехнулся Бьякуя, но его голос звучал измученно как никогда. Макото выглядел таким растерянным, и наследник не мог его винить. — Что ж, извините, но я предпочту пойти в свою комнату, чем в столовую с вами. Он уже был в нескольких шагах от выхода, когда Макото внезапно схватил его за руку. Бьякуя замер. — Это из-за того что сказала Кёко? О том что ты — ну знаешь, не понимаешь чужих чувств? Бьякуя даже не думал об этом. Он провел последний час или около того, пытаясь игнорировать собственные эмоции (и с треском провалился). Внезапно ему снова стало жарко. Он вырвал руку из мягкой хватки Макото, и начал опускаться на пол, когда проволока вокруг его шеи снова затянулась. Он посмотрел вниз чувствуя как слезы скапливаются в уголках расширенных глаз, и как тысячи невидимых взглядов семьи Тогами и его сверстников уставились на него за его спиной. Но там был только Макото. Который встал рядом с ним на колени и без колебания заключил его в объятия, хотя он вероятно, действительно не имел понятия что происходит. Но это было нормально, лучше было плакать в плечо Макото, и стискивать куртку на его спине, чем остаться одному. Макото очень крепко держал его, его тёплые объятия почти заглушили все негативные эмоции внутри Бьякуи. Он не знал что сказать, как объяснить всю эту неразбериху человеку, который сидел перед ним прямо сейчас, но, судя по всему, Макото и не требовал объяснений. Его не волновало, что Бьякуя был не прав, потому что все совершают ошибки, и они несмотря ни на что вместе прошли это испытание. Бьякуя хотел бы так думать. Вскоре он понял что его никогда так не обнимали. Раньше, когда он делал что-то не так, облажался, допустил небольшую неудачу, его оставляли в одиночестве, чтобы решить, как поступить лучше, чтобы убедиться, что он не навлечёт позор на всю его семью. Если бы он руководил судом, все они были бы сейчас мертвы. Макото знал об этом. И всё же, он был там, обнимая его, как будто Бьякуя не ошибся. И в этот момент (а потом и той ночью, когда он вертелся на кровати, задевая Макото, в то время, как Кёко разочарованно вздыхала от вида пустой комнаты счастливчика) с кем-то столь же не идеальным, но совершенным как Макото, успокаивающим его, Бьякуя чувствовал себя правильно.