Сладкие речи, похожие на ирис — снаружи кажутся простыми и обыденными, но внутри нежнейшая нуга, связанная с далеким, почти неясным смыслом. Именно такими были ее слова. Порой, когда она говорит, даже птицы перестают петь, давая возможность ей высказать все, что она хочет, даже если это и не имеет смысла. Хотя, к чему лукавить, все ее слова носят какой-либо смысл. Да, она не всегда многословна, но каждая ее речь — соната для ушей. Кажется, будто читаешь стихи, именно такими словами она говорит.
Грациозная походка зачаровывает. Она ходит, словно принцесса, нет!.. Словно богиня, спустившаяся с небес и прогуливающаяся по мирским аллеям, где растут совершенно непохожие на ее рай цветы. Легкие шажки почти не слышны. Порой она крадется так, что даже бабочка не может ее услышать и оказывается пойманной этими мягкими лапами, но тут же она будет отпущена, и улетит далеко, к цветущим полям.
Глаза… отдельная история. В них тонут самые разные мысли, стоит взглянуть в них. Кажется, что в этих бусинках, что отливают желтизной, скрыта целая вселенная, полная тайн и загадок. Когда в них смотришь, то не видишь ничего, кроме нее, богини, обладающей такими глазами.
Сколько Чейз знал Зуму, столько он не мог понять, кто же она ему. С одной стороны, она верный друг, готовый прийти на помощь в любую минуту, но с другой. А вот с другой стороны и была главная проблема. Что-то неведомое манило его к Зуме, опьяняя, зачаровывая. Сама Зума относилась к Чейзу не больше, чем к другу.
Другу…
Именно это и останавливало Чейза в порывах признаться лабрадорке о своих чувствах. Вдруг она его отвергнет, посмеявшись? Да и какое ей дело до любви, когда совсем недавно она узнала о смерти своей сестры? Явно сейчас не время. Оставалось лишь ждать. Это Чейз и делал. Но с каждым днем находилась все новая и новая причина скрывать свои чувства.
Шла весна, завладевая своими правами. Но все же зима не хотела отдавать свои борозды правления, ведь на дворе всего лишь конец февраля. Но с каждым днем солнышко припекало все больше и больше, пуская ручейки из топленого снега и превращая сосульки в капельки. Кое-где почки на деревьях начинали набухать, травка все больше и больше пробивалась сквозь толщу снега, а лед в заливе постепенно трескался. Это прибавляло работы.
Зума, надавив на газ, поспешила к Алексу, едва держащему равновесие на уносящейся льдине. Он, к счастью, не паниковал, зная, что его спасут, отчего Зуме было немного спокойнее. Остальные дети, такие как близнецы-племянники мэра Гудвей, уже были на берегу, а вот Алекс, полагаясь на свою удачу, забрался в самую даль от берега, где лед уже покрывался паутинками, а вода постепенно отталкивала льдины друг от друга.
Катер быстро, насколько это было возможно на треснувшем льду, приближался к Алексу. «
Держись!» — прокричала Зума, стараясь не задеть подушкой острые концы льда. Они были настолько острыми, то легко могли прорвать подушку, и катер бы пошел ко дну. Зума потрясла головой, отбивая от себя эти страшные мысли.
Катер был уже рядом, ближе подобраться просто невозможно. Алекс радостно помахал рукой, приветствуя спасателя. Лабрадор замерла, когда услышала едва слышимый пш-ш-ш. Шерстка от испуга встала дыбом, но под плотным жилетом было этого не видно. Зума задрожала всем телом.
— Привет, Зума! — прокричал Алекс. Он едва ощутимо подпрыгнул на льдине, та качнулась, еще сильнее испугав лабрадора. Кусок льда стал медленно погружаться под весом нежелательного гостя. — Ой, — пискнул мальчик, представляя, как погрузиться в ледяную воду. — Зума, помоги!
— Сейчас, — тихо, стараясь скрыть в голосе панику, проговорила Зумка, глубоко вдохнув и выдохнув. — Гав, круг! — Из носовой части катера появился спасительный круг, приземлившийся рядом с дрейфующей льдиной. — Алекс, можешь как-нибудь схватить круг? — Парнишка кивнул, присел и взял в руки спасательный круг, прижав его к себе. — Молодец, а теперь держишь крепче.
Медленно надавив на газ, Зума повернула руль, поворачивая к берегу. Над ними все это время кружила Скай, готовая в любой момент поймать несчастного Алекса, но это, пока еще, не требовалось; Зума справлялась сама. Катер медленно развернулся, а после слегка поддаваясь вперед. На берегу уже был Маршалл, готовый оказать первую помощь, и Райдер, подбадривающий свою собаку жестами. От этого на душе становилось теплее.
С каждым метром, приближающим ее к берегу, лабрадорка все сильнее надавливала на газ, ускоряя свой катер к спасительному берегу. Скорость позволяла Алексу крепко держаться на своем импровизированном «плоту». Шипение усиливалось с каждым разом, а водная подушка все сильнее погружалась под воду. Допустимый уровень погружения уже был достигнут; на панели управления стала загораться красная кнопка. Шерсть вставала дыбом, сердце бешено колотилось в груди, кровь стучала в висках.
— Райдер, у меня проблемы, — наконец, пересилив все свои страхи и переживания, Зума сообщила Райдеру. — Кажется, я прорвала подушку.
— Зума, не паникуй, — раздался спокойный голос Райдера. — Я сообщу Скай, чтобы она забрала Алекса, а потом тебя. Рокки эвакуирует твой катер.
Лабрадор продолжала движение, надеясь, что помощь ей, все же, не понадобится. Через некоторое время Скай уже начала спускать трос и стараться зацепить карабин за пояс мальчика. «
Зума, замри», — попросила Райдер, и она послушалась, выключив даже двигатель на катере, но это было куда хуже.
Шипение стало еще сильнее, кажется, на воде стали появляться пузырьки воздуха. С каждой секундой их было все больше и больше, что сильно пугало. Ощущение страха стало охватывать тельце сильнее, заставляя лапы цепенеть.
— Зума, держишь, — сказал Райдер, но даже его слова не успокоили и не убавили нарастающее чувство страха, которое все сильнее и сильнее сжимало сердце. — Скай скоро будет. Держишь!
Легко сказать, да сделать невозможно. Похоже, что дырочка в подушке стала разрастаться, с каждым мгновением катер погружался в воду чуть ли не на сантиметр. Нос катера уже был под водой. Вода попадала в кабину, обжигая льдом лапы. Скай только летела с Алексом к берегу. Впереди показался катер Рокки, на всех парах стремящийся к подруге. К сожалению, страх пеленой закрыл глаза, поэтому Зума даже не увидела, что на зеленом катере мчался не серая дворняга, а чепрачный овчар, на всех парах приближающийся к ней.
Вода уже заполнила дно кабины, Зума чувствовала ледяную воду, которая, кажется, уже была по пясть. От забравшейся воды в кабину катер пошел ко дну быстрее, тем самым уже через несколько секунд погрузив почти весь катер на дно, Зума держалась, как могла. На поверхности была лишь голова и шея по ошейник.
Вскоре и это скрылось под толщей леденящей душу воды…
***
Писк приборов неприятно раздражал слух, а запах медикаментов — нос. Зума лежала на белоснежной постели, укрытая теплыми одеялами, не менее пяти точно. На мордашке, снабжая живительным кислородом, была маска, слегка приоткрывающая рот. От одной из лап тянулся катетер, подающий лекарства в вену. Рядом сидел овчар, положивший свою лапу на ее ледяную лапку.
Палата была чисто белой, словно в психушке. Белые полы, пахнущие хлоркой, белые стены с белыми рамами окон, открывающие вид на почти белое небо, белый потолок — все было белое и резало своей белизной глаза. Даже халат, в котором был овчар, был белый.
Писк усилился, сообщая, что пациент просыпается. Чейз вздрогнул и метнулся к мордашке своей подруги. Она не открывала глаз. Чейз сжал лапу своей подруги, дыхнув на нее и согрев своим горячим дыханием.
— Зума?.. — тихо, словно боясь разбудить, позвал ее он. — Я тут, все хорошо. Зума, я… я не знаю, слышишь ли ты меня или нет, но… но я тебе еще давно хотел сказать. В общем, Зума, я… тебя… люблю, — почти шепотом, с большими паузами произнес овчар, тяжело дыша.
— Чейз?.. — Через большой промежуток времени, едва шевеля онемевшими от холода губами, произнесла Зума. Она дрожала, поэтому овчар укрыл ее еще одним пледом, надеясь, что она согреется. — Ты что-то говорил?.. — спросила, наконец, она, немного согревшись.
— Я? Нет, ничего особенного. Отдыхай. — Чейз на всякий случай накрыл ее еще одним одеялом, покинув палату.
Скоро была выписка, и Зума вернулась домой, только вот ее состояние не улучшалось. Порой температура возвращала ее в постель, отчего приходилось просить помощи у остальных членов патруля.
В тот день температура вновь охватила тельце, заставляя биться мелкой дрожью. Был концерт, на который отправились все… кроме ее и Чейза, вызвавшегося скоротать время болезни. Попросив Зуму перелечь на постилку перед экраном, Чейз укрыл ее всеми найденными пледами, а после принес миску с попкорном. На экране стали медленно всплывать титры какого-то мультфильма студии Disney, кажется, «Леди и бродяга».
— Давай, перед просмотром, ты выпьешь лекарства, — попросила ее овчар, возвращаясь с кухни, где готовилась еда, с ложечкой, в которой поблескивала оранжевая густая жидкость. Зума сначала отвернулась, отказываясь принимать горькую микстуру, но овчар, стараясь не разлить содержимого, стал буквально вылавливать удобного момента, чтобы сунуть в рот белую ложечку с микстурой. — Зума, не упрямься!
Лабрадорка, фыркнув, повернулась к другу мордашкой, слегка приоткрыв рот, куда почти стразу же попала ложка с лекарством. Поморщившись, Зума сглотнула ужасную на вкус жижу. От неприятного привкуса ее даже передернуло, а к горлу поступил тошнотворный ком, который она тоже сглотнула.
— Вот и все, а ты боялась, — шутливо произнес овчар, уходя на кухню.
— … только юбочка помялась, — в тон ему засмеялась лабрадорка, вспомнив строчки где-то услышанного стихотворения.
Наконец они легли смотреть кино, выключив свет. Медленно стал начинаться фильм.
— Вся история нашего мира доказывает, что за деньги можно купить всё, но ни за какие деньги нельзя заставить собаку вилять хвостом.
Уже через полчаса, когда Леди уже оказалась на улице, а Бродяга помог ей сбежать от бродячих псов, Зума припала к Чейзу. Тот ненароком коснулся ее носа, ощутив сильный жар.
— Зума! У тебя жар, — подскочил овчар, пытаясь растолкать свою подругу. — Голова болит?
— Немного, — просипела она, укутавшись в одеяло.
Чейз побежал на кухню, где откопал один из градусников, который всегда там и лежал. Стряхнув ртуть, овчар вернулся, вновь стараясь открыть своей подруге пасть и впихнуть под язык кончик термометра. «Ну, давай!» — уже теряя терпение, повысил голос он, наконец, пересилив лабрадорку.
Скорчив недовольную мину, Зума сжала термометр, ощущая, какой же он холодный. Чейз сидел рядом, положив голову на шею лабрадорки. Через некоторое время Чейз вытащил термометр. Округлив глаза, он закашлялся.
— Сто шесть и шестнадцать, — откашлявшись, произнес Чейз. При такой высокой температуре микстура, которую оставил Райдер, уже вряд ли поможет. — Жди, я мигом.
Надеясь найти какие-то таблетки, Чейз стал копаться в ящиках, но, как назло, все жаропонижающие таблетки оказались просроченными. Собрав их в кучу, овчар выкинул все в мусор, надеясь найти еще что-то. На крайний случай был Маршалл и Райдер с Кейти, но все они были на концерте.
— Зума, — Чейз через некоторое время вернулся, странно улыбаясь и смеясь, — сейчас у тебя есть два варианта выбора. Первый — укол, а второй — свечка. Ты что выбираешь?
— Ты шутишь? — надеясь, что ее друг шутит, спросила Зума. Ей ужасно не хотелось терпеть укол, а ставить свечку не хотелось еще больше.
— К сожалению, нет, — поджал губы овчар. — Ну что выбираешь?
— А третьего не дано? — шутливо спросила Зумка, смотря, как Чейз уже начинает набирать лекарство в шприц.
— Увы, — вздохнул он. — Откинь одеяло.
Зума нехотя откинула конец одеяла, но тут же выпрямилась и лизнула овчарку в нос, после чего поцеловала его в губы. Чейз опешил, но поддался на провокации подружки. Их поцелуй, жаркий то ли от температуры Зумы, то ли от жара их тел, прервался, когда воздух у обоих закончился.
Набравшись воздуха, Чейз, отдышавшись, посмотрел на запыхавшуюся Зумку. Она тяжело дышала, но смотрела своими влюбленными глазами прямо в душу.
— Помнишь, что ты сказал в больнице? — как бы невзначай начала Зума. — Я тоже. Я тоже тебя люблю, Чейз.
— Заметь, я все равно поставлю тебе укол, даже несмотря на взаимную любовь, — посмеялся Чейз.
Зума тоже улыбнулась, но все же откинула одеяло, зажмурившись. Игла медленно вошла в бедро, заставив скорчиться. Чейз, когда вынул иглу из тела подруги, положил туда кусочек ватки и стал потихоньку массировать. Хвосты обоих виляли из стороны в сторону, показывая, как взволнованы оба. Если бы не было шерсти, покрывающей все тело, то они явно были бы красные, словно помидорки, и ужасно смущенные.
Я думаю, не стоит говорить, что когда Зума поправилась, Чейз пригласил ее на свидание, потом — в кино, а после они объявили о своих чувствах всему патрулю, через пару лет сыграли свадьбу, а еще через полгода уже нянчились с восхитительной шоколадной овчаркой, перенявшей от мамы и глазки, и речи и грацию, но это же другая история.
Хэппи Энд!
