Что ты ответишь на это?

— Лекция окончена, можете быть свободны, — Чу Ваньнин отвернулся к огромной доске, стирая написанные формулы и схемы. По аудитории пронёсся хоровой вздох облегчения, после чего послышалось торопливое шуршание бумаги и вжиканье замков. Никто не осмеливался в полный голос разговаривать в его присутствии, но шепотки то и дело начинались на разных концах аудитории. Студенты спешно прощались с ним, стремясь как можно скорее выйти за дверь, на что Чу Ваньнин лишь кивал, даже не поднимая головы от плана занятий. Они немного отставали, стоило подумать, как компактно уместить весь материал в отведённое время и не пожертвовать качеством. Из окна снова подуло, как и всю лекцию до этого, и Чу Ваньнин всё же не выдержал, поднимаясь с места, чтобы закрыть его. Улица за стеклом встретила чёрными тучами, нависающими над последними алыми листьями клёнов. Ваньнин поёжился, всей душой надеясь, что не пойдёт снег. Он плохо переносил холод. За спиной всё стихло, видимо студенты наконец покинули аудиторию и можно было выдохнуть. Но нет, до ушей Ваньнина тут же донёсся голос, заставивший мгновенно выпрямиться едва не до хруста в позвоночнике. — Нет, вы идите, встретимся потом. Мэн-Мэн, передай тёте, что я могу задержаться, пусть не переживает. И сам тоже не переживай. Мо Жань. — Да кто будет за тебя переживать! — привычно взвился Сюэ Мэн, но дальше возмущаться при Чу Ваньнине не стал. — До свидания, учитель Чу. Ши Мэй, идущий с ним рядом, слегка поклонился, тоже прощаясь. — До свидания, Сюэ Мэн, Ши Мэй, — Чу Ваньнин вернулся к столу, собирая бумаги в портфель. На самом деле он мог закончить их и дома, стоило поторопиться, пока погода действительно не испортилась. Вместо того, чтобы тоже попрощаться и уйти, Мо Жань опёрся бедром о преподавательский стол, ехидно улыбаясь двоюродному брату. Тот, едва не зашипев, спешно вышел из аудитории, уводя за собой Ши Мэя. — Учитель Чу, — обратился Мо Жань, когда они остались наедине. Чу Ваньнин поднял на него взгляд и тут же об этом пожалел — Мо Жань улыбался той яркой улыбкой, что заставляла его выглядеть ещё прекраснее, если такое вообще возможно. Глупое сердце заколотилось в груди, как всегда игнорируя голос разума, кричащий, чтобы Ваньнин немедленно прекратил это безобразие. — У тебя какие-то вопросы? — к счастью, голос не дрогнул. — Я очень хотел поговорить с вами, — Мо Жань криво усмехнулся, взъерошив волосы на затылке. — На самом деле даже сказать кое-что. И я правда понимаю, что это неуместно, и на самом деле ты можешь даже наорать на меня, если хочешь, но я больше не могу молчать, я пытался сдержаться, но это не в моих силах. Всё с той же ласковой улыбкой, Мо Жань осторожно разжал пальцы Чу Ваньнина, которыми тот непроизвольно вцепился в стол, и взял его руку в свою. Ваньнин совершенно не понимал, что происходит, лишь сердце билось где-то в горле, потому что Мо Жань был слишком близко, его руки были слишком горячими, происходящее казалось слишком интимным. Для него это было слишком. — Я хочу сказать, что люблю тебя, Ваньнин. Что? В голове стало совершенно пусто. Чу Ваньнин смотрел на Мо Жаня, пытаясь осознать правильно ли он расслышал. Мо Жань правда сейчас сказал, что любит его? Его? Чу Ваньнина? Мо Жань? Как Мо Жань может любить Чу Ваньнина? Как это может быть реальностью? Осознание ударило с силой врезавшегося на всей скорости автобуса, заставив почти физически ощутить боль в сердце. Ох. Точно. В их университете у всех студентов была дурацкая традиция — в первом семестре первого курса каждый поток выбирал "счастливчика", который должен был выполнить всего одно условие. И это условие — признаться в любви любому преподавателю. Видимо, в этом году таким человеком стал Мо Жань. Скорее всего за дверью сейчас подслушивали другие ученики. Но почему Чу Ваньнин? Ему никогда до этого никто не осмеливался признаваться, всё же его репутация строгого, холодного и даже злого отвращала от него любых смельчаков. Но никто из них никогда и не был знаком с ним так хорошо и долго, как Мо Жань. Да и разве хоть кто-то мог бы назвать Мо Жаня трусом? Он знал, что другие преподаватели всегда поддерживали эту шутку, но как он мог сказать Мо Жаню, что тоже любит его? Как он мог сказать то, что действительно хотел бы сказать, в шутку? Как он мог сказать, что любит Мо Жаня, раскрыть свою душу и сердце и знать, что в ответ тот просто улыбнётся и забудет? Он не мог, это было выше его сил. — Пошёл вон, — прошипел он. Улыбка Мо Жаня померкла. — Ваньнин? — Я велел тебе выйти отсюда. Ты сказал всё, что было нужно, но не жди от меня ответа. Просто уходи. Он выдернул руку из ослабевшей хватки Мо Жаня, развернувшись к нему спиной и принявшись бесцельно рыться в портфеле. Долгая тишина давила на плечи, пригибая к земле. — Я прошу прощения, учитель Чу, — прошептал Мо Жань. Голос его звучал слабо, Ваньнин прикусил щёку изнутри, чтобы не сдаться и не обернуться. — Я пойду. Простите. Задев парту, пока спешно пробирался к выходу, Мо Жань наконец оставил его в одиночестве. Чу Ваньнин бессильно опустился на стул, закрывая ладонями лицо. К глазам подступали слёзы. Чу Ваньнин ненавидел себя. Ненавидел за свои глупые, отчаянные, эгоистичные и отвратительные чувства к собственному ученику. Он ведь знал Мо Жаня, знал ещё со времен когда его, едва пришедшего преподавать, Сюэ Чжэнъюн уговорил стать репетитором для своих детей. И уже тогда Мо Жань привлекал внимание, словно был огнём, а все вокруг — мотыльками. И Чу Ваньнин был самым глупым, осмеливающимся подлетать ближе и греться, зная, что он светит совершенно не для него. И то, что Мо Жань выбрал именно его для этой раздражающей традиции было самым сладким подарком и самым жестоким ударом от судьбы. Потому что лишь так он мог услышать, как Мо Жань в реальности, а не во снах, говорит, что любит его. Потому что на самом деле Мо Жань никогда не смог бы полюбить его и это — лишь слова. К тому времени, как Чу Ваньнин смог собраться и пойти домой, всё-таки начался снегопад.

***

Чу Ваньнин был взрослым и серьёзным человеком, ему не пристало обижаться на какую-то шутку. Это он повторял себе каждый раз, стоило лишь мельком увидеть Мо Жаня или услышать его громкий голос. И он не обижался. Просто старался не ходить там, где был Мо Жань, не смотреть на занятиях на Мо Жаня и в целом игнорировать его существование. К счастью, Мо Жань и сам не стремился к общению с ним, перестав порой приходить в кабинет на перерывах, даже когда Сюэ Мэн и Ши Мэй заглядывали к нему, неловко переминаясь у порога. В обсуждения на парах он тоже не влезал, даже когда Чу Ваньнин специально задавал такой вопрос, ответ на который его лучший ученик точно знал. И просьбы пояснить непонятное после занятий также исчезли. “Он наконец понял насколько ты отвратительный, обязательно было так жестоко его отсылать?” — не замолкал вместо этого внутренний голос. Чу Ваньнину было стыдно за своё поведение, свои чувства, всего себя. Но подойти к Мо Жаню, когда в ушах, казалось, всё ещё звучало его заветное “я люблю тебя”, казалось хуже смерти. Чу Ваньнин не мог потерять остатки своего достоинства и гордости, которыми прикрывал израненную душу. Так они оба и ходили, стараясь не пересекаться лишний раз и перестать напоминать о собственном существовании. — Учитель Чу, — как-то неловко начал Сюэ Мэн, неожиданно явившись в его кабинет в полном одиночестве через час после окончания занятий. — Скажите, вы с Мо Жанем поссорились? Он что-то не так сказал? Если эта псина вас обидела, то вы только скажите — я ему устрою. Чу Ваньнин отвлёкся от монитора, где уже начал составлять отчёт к концу семестра. Сюэ Мэн под его взглядом, казалось, съёжился ещё больше. — Простите, если я лезу не в своё дело, правда, но я просто заметил, что Мо Жань в последнее время перестал ходить к вам, хотя раньше так и вился вокруг. Да и выглядит он последний месяц совсем грустным и осунувшимся, а вы мрачнее тучи, вот я и подумал… Повисла неловкая тишина, пока Чу Ваньнин пытался осознать торопливую речь Сюэ Мэна. Неужели Мо Жань воспринял его отказ поддержать шутку так близко к сердцу? Нет, тут точно должно было быть что-то другое. Может быть что-то в его взаимоотношениях с Ши Мэем. В любом случае, это не дело Ваньнина. Но неужели он сам так очевидно хандрит, лишённый даже жалких крох внимания Мо Жаня, в своём тёмном и холодном одиночестве? От этой мысли лицо Ваньнина совсем помрачнело. Сюэ Мэн пискнул: — Простите, учитель Чу, я точно лезу не в своё дело, я пожалуй пойду, до свидания. Чу Ваньнин ещё некоторое время смотрел на захлопнувшуюся дверь, а затем откинулся на спинку стула, потирая пальцами закрытые веки. Всё могло бы быть намного легче, если бы он мог заставить себя перестать чувствовать эту бессмысленную, обречённую влюблённость. Но он не мог и поэтому испортил даже то, что имел.

***

Приближающаяся сессия всегда означала увеличение нагрузки не только для студентов, но и для преподавателей. Чу Ваньнин почти всё своё время предпочитал проводить в собственном кабинете, к счастью, статус позволял иметь такой, но посещать собрания у ректора было обязанностью, от которой не улизнуть. Поэтому он сидел среди коллег, шумно обсуждающих сплетни, работу и личную жизнь, и старался не морщиться, когда на очередной громкий звук голова реагировала новой вспышкой боли. Сюэ Чжэнъюн сильно опаздывал, что не было на него похоже. Они ждали уже двадцать минут. — Простите за опоздание, — влетел он в зал, когда обсуждение многочисленных аспирантов декана Сюаньцзи пошло уже на третий круг. В руках Сюэ Чжэнъюна были цветы, а с лица не сходила лукавая улыбка. Мадам Ван приподняла бровь. — Милая, не гневайся. Можете все выдохнуть, последняя параллель тоже выполнила условия небольшой традиции Сышен. И угадайте кому признались в любви? Конечно же мне! Чу Ваньнин ощутил знакомую скребущую боль, услышав напоминание о ненавистной теперь традиции. — Чего ж они так тянули? — выкрикнул кто-то с другого конца стола. Сюэ Чжэнъюн отдал букет жене, поцеловав её в щёку, и занял место во главе. — О, это очень интересная история. Дело в том, что они просто не могли решить кто именно будет признаваться, — увидев недоумение на лицах присутствующих, Сюэ Чжэнъюн хохотнул. — Ладно-ладно, вы же все знаете, что там есть два близнеца и оба — Мэй Ханьсюэ? Ну вот и когда кидали бумажки кто-то просто забыл подписать старший или младший. И сейчас все наконец сошлись в том, чтобы они оба признались, представляете, два месяца решали, говорят, едва не подрались! И я почти уверен, что эти чертята выбрали именно меня только чтобы позлить Мэн-Мэна, видели бы вы его лицо, когда посреди лекции они оба встали передо мной на одно колено, протягивая букет. Сюэ Чжэнъюн рассмеялся, видимо вспомнив лицо сына, почти все присутствующие тоже залились смехом, а Чу Ваньнин сидел, вцепившись ногтями в собственные ладони. Но ведь параллель с Мэй Ханьсюэ и Сюэ Мэном — параллель Мо Жаня. Но если они два месяца не могли решить кто именно из близнецов будет признаваться, то значит… Значит, что чем бы ни руководствовался Мо Жань, признаваясь ему, это не было из-за традиции. А ведь Чу Ваньнин так грубо ответил ему именно из-за этого. Но почему тогда Мо Жань вообще сказал это? Как это могло быть? Почему и зачем? Должна быть какая-то причина, которую он просто не знает. Мысли стаей злых ос носились в голове и больно жалили. До самого конца собрания Чу Ваньнин не расслышал и слова, погружённый в собственный бешеный водоворот мыслей и чувств.

***

Всё воскресенье Чу Ваньнин провёл как на иголках. Он даже не мог вспомнить, как добрался вчера до дома. Провертевшись всю ночь в кровати и не поспав даже часа, он ощущал себя совершенно разбитым и запутавшимся. Чу Ваньнин ненавидел чего-то не понимать, но Мо Жань с удивительной частотой своими словами, поступками и личностью вводил его в замешательство. Несколько раз Чу Ваньнин порывался написать ему, то договариваясь о встрече, то сразу прямо спрашивая, что и почему это было, но в итоге отбрасывал эту затею, потому что просто не мог, не знал что сказать, как спросить, хочет ли он знать. Едва не швырнув телефон в стену, Ваньнин в итоге вовсе выключил его, убирая подальше в шкаф. Стоило заняться учебными материалами, проверить последние тесты или подправить собственные записи к лекциям, но сосредоточиться не получалось. Разум его был в раздрае, но сердце пело в каждом своём ударе. Где-то в его вечной мерзлоте робко пробивался хрупкий росток надежды, который Чу Ваньнин старался растоптать до того, как он наберёт силу. Есть десятки причин, по которым Мо Жань мог сказать то, что сказал, но среди них точно не было варианта, что он на самом деле… Что Мо Жань действительно любит Чу Ваньнина. Поняв, что сойдёт с ума, если не отвлечётся на что-нибудь другое, Чу Ваньнин сбросил всё со стола прямо на пол, распинал со своего пути лишнее и взял инструменты и заготовки деталей. Если и это не поможет, то не поможет уже ничего. К счастью, когда Чу Ваньнин завершил работу и разогнул ноющую спину, часы показывали уже почти час ночи, а в голове было блаженно пусто. Свалившись на кровать, даже не переодевшись, Чу Ваньнин сонно понял, что не завтракал сегодня, не говоря уж про обед и ужин, но сил и желания исправлять это уже не было.

***

В понедельник занятий с группой Мо Жаня у Чу Ваньнина не было, но это не мешало мыслям крутиться вокруг него. Чу Ваньнин хотел извиниться за свою резкость и может быть узнать настоящую причину слов Мо Жаня. Он думал об этом постоянно, сам с собой вступая в дискуссии, пытаясь продумать нормальные слова, которые не испортят всё ещё больше. К тому же, как это сделать? Ему написать Мо Жаню? Или попросить завтра остаться после занятий? Или может быть вызвать к себе в кабинет? Решение за весь день так и не пришло, абсолютно всё казалось плохим вариантом, но Чу Ваньнин просто не мог придумать лучше. Он чувствовал себя раздражённым на себя же самого и своё неумение нормально говорить и, судя по тому, как избегали его студенты, ему не очень-то удавалось это скрыть. К концу дня начала болеть голова, так что Чу Ваньнин впервые за долгое время решил уйти домой сразу же после последней лекции. Противно моросил дождь, заставляя и так холодную и серую улицу стать совершенно недружелюбной. Настолько, что всегда оживленная территория университета была пугающе безлюдной. Ваньнин с некоторым колебанием открыл огромный чёрный зонт-трость — подарок от Сюэ Чжэнъюна. Он же и выговаривал Ваньнина за пренебрежение таким подарком с его то слабым здоровьем, так что в итоге Ваньнин смирился и всегда открывал зонт даже при мелком дожде. Капли задорно стучали по куполу, пока сам Чу Ваньнин мрачно направлялся в сторону ворот, атакуемый лавиной мыслей. Которая вся замерла, стоило только опознать в двух юношах впереди Мо Жаня и Сюэ Мэна. — ... нет, ну как они оба вообще смели! Ещё и поддразнивают меня этим, да я им, да они! Почему обязательно нужно было выбирать для этой хрени моего отца! Сюэ Мэн громко возмущался, размахивая зонтом в руках так, словно то и дело останавливал порыв кого-то им избить. Мо Жань рядом шёл без зонта, лишь накинув на голову капюшон толстовки, но, кажется, его это не волновало. Ваньнина же при взгляде на него мгновенно прошил холод, захотелось сейчас же затащить Мо Жаня в какое-то тёплое помещение, обсушить и обогреть. Как он вообще мог так небрежно относиться к себе! — Потому что ты прикольно бесишься, Мэн-Мэн, — безразлично пожал плечами Мо Жань. Сюэ Мэн развернулся к нему, полыхая яростью и уже открыв рот для гневной тирады, но, взглянув на Мо Жаня, отчего-то передумал. — Да что б ты понимал, псина. Неужели Мо Жань выглядит вот настолько плохо, что даже Сюэ Мэн не решается с ним ругаться? Может ли в этом действительно быть виноват Ваньнин? Быстрее, чем сам успел понять что делает, Чу Ваньнин ускорил шаг, догоняя юношей. — Мо Жань, — окликнул он, сжав ручку зонта так, что заныли пальцы. Мо Жань обернулся к нему с явным недоверчивым удивлением на лице. — Мы можем поговорить? Мо Жань замялся. Сюэ Мэн перевёл взгляд с одного на другого, а затем вздохнул. Приветственно кивнув Чу Ваньнину, он ударил Мо Жаня кулаком в плечо. — Я домой. А ты если и дальше будешь таким мрачным, то лучше выкопай себе могилу и живи сразу там. Не дав Мо Жаню ответить, он очень быстрыми шагами направился к выходу. Мо Жань проводил его взглядом, огляделся вокруг и направился к старому раскидистому клёну. — Пойдёмте, учитель Чу. Чу Ваньнин мгновенно ощутил себя виноватым, а ещё — последним идиотом. И правда, дёрнуло же затеять разговор на улице, в дождь, да ещё когда до ближайшего здания внушительное расстояние, а Мо Жань защищён только тканевой толстовкой. Тот, в свою очередь, замер под деревом, постаравшись встать ближе к стволу, но капли всё равно прорывались через поредевшие листья. На Чу Ваньнина он не смотрел, скользя взглядом по залитой водой плитке. Картина отзывалась болью в сердце, так что Ваньнин приблизился, поднимая зонт выше и укрывая им Мо Жаня. Теперь настала уже его очередь отводить взгляд, хотя он и чувствовал, что Мо Жань теперь пялится на него во все глаза. Он понимал, что должен что-то сказать, нельзя просто стоять тут в молчании, но между ними было меньше метра расстояния, и слова, в которых он и так не силён, вовсе разбегались от такой близости. — Учитель, вы хотели поговорить? — не очень уверенно спросил Мо Жань. "Давай же, говори хоть что-нибудь, ему явно не хочется стоять тут рядом с тобой весь вечер!" — ругался внутренний голос. — Мэй Ханьсюэ признались в любви Сюэ Чжэнъюну из-за традиции. Мо Жань моргнул, совсем сбитый с толку под его тяжёлым взглядом. — Эм, ну да? — Хорошо. — Хорошо? — Нет, не хорошо. — Не хорошо? Чу Ваньнин гневно фыркнул, чувствуя, как горят уши. Чёрт возьми, он несёт полную чушь, Мо Жань даже не понимает о чём он, и к чему это всё. "Ещё немного и он просто уйдёт". — Значит, ты тогда сказал это не из-за того, что тебе выпал жребий? — Сказал… О. Чу Ваньнин увидел момент, в который у Мо Жаня в голове щёлкнуло, и он всё понял. И шагнул ближе, сокращая и без того малое расстояние. Так действительно стали заметны и круги под глазами, и общая бледность и искусанные губы. И так не спокойное сердце забилось совсем быстро, словно пытаясь быть громче, чем слова своего глупого владельца. — Ваньнин, ты думал, что я признался тебе из-за традиции? Ты поэтому тогда так погнал меня? — Я был несправедлив. Прости, — вот и всё, он сказал всё, что хотел, теперь стоило поскорее убраться отсюда. Потому что ещё немного, и он просто не сможет удерживать лицо. Поверх руки, держащей ручку зонта, легла ладонь Мо Жаня. Ваньнин вскинул взгляд — и сразу понял, что это было огромной ошибкой. Мо Жань был близко, настолько, что можно было увидеть оттенок фиолетового в его чёрных глазах. На ресницах у него осела серебристая водяная пыль. Как звёздное небо, и Ваньнин почувствовал, что тонет в нём. — Ваньнин, — позвал он. Тихо, интимно, почти заставив задрожать. — Без шуток, без традиций, без жребия, споров или чего-то ещё. Всем своим сердцем и всей душой, я люблю тебя. Что ты ответишь на это? И вновь внутри всё замерло, и Чу Ваньнин просто уставился на Мо Жаня, который нежно и ожидающе смотрел на него. — Нет. — Нет? — Нет. Ты не можешь любить меня. Мо Жань, секунду назад выглядящий, словно его ударили, успокоился. — Могу. Тебя и только тебя. — Я старый, некрасивый, злой и холодный. Не можешь. Мо Жань вздохнул и подхватил другую его руку, трепетно прижавшись губами к обнажившемуся запястью, где бешено частил пульс. — Ваньнин, ты самый добрый, честный, красивый и замечательный человек из всех. И даже немногие недостатки, что есть в тебе — тоже мне нравятся, ведь они часть тебя. А я люблю тебя. Чу Ваньнин чувствовал, как мелко дрожат руки, и знал, что Мо Жань чувствует это своими руками. Он совершенно не знал что ему делать, говорить, чувствовать. Мо Жань сказал, что любит его. Мо Жань. Любит его. Мо Жань любит Чу Ваньнина. Щёки пылали. Мо Жань мягко усмехнулся и отпустил руку Ваньнина, но только для того, чтобы провести кончиками пальцев ему по скуле. — Ты покраснел. Такой красивый, — Ваньнин бросил на него свой самый холодный взгляд, но Мо Жаня не проняло даже немного. — Скажи что-нибудь, Ваньнин. Я вижу, что ты не злишься, но я не могу прочитать твои мысли. Я не знаю, любишь ли ты меня в ответ, согласишься ли со мной встречаться, разрешишь ли сейчас поцеловать тебя. — Да, — после короткого молчания смог выдавить Чу Ваньнин. — Что — да? — пытался заглянуть ему в лицо Мо Жань, но он упорно отворачивался. Было стыдно, страшно, волнительно, предвкушающе. — Всё — да. К счастью, больше Мо Жань не стал расспрашивать, иначе Ваньнин бы точно сбежал. Шагнув вплотную, он осторожно повернул к себе его лицо, успокаивающе погладил по щеке и наконец склонился, прикасаясь своими губами к его. Тело прошила дрожь и мгновенно окутала сладкая слабость. Ваньнин бы точно упал, если бы Мо Жань не придержал его за талию, вплотную прижав к себе, другой рукой всё ещё удерживая над ними зонт. Чу Ваньнин поднял руку, стягивая с него капюшон и зарываясь пальцами в растрёпанный хвост, пока Мо Жань нежно и осторожно прихватывал его нижнюю губу своими губами. От чувств трясло. Мо Жань улыбался в поцелуй, словно не мог сдержать своего счастья, целуя его мягко и осторожно, как будто Ваньнин хрупкий. Или драгоценный. Они разорвали поцелуй только когда перестало хватать воздуха. У Ваньнина горело лицо, но сильнее всего — губы, которые только что так долго терзали. Мо Жань поцеловал его. Не в силах вынести лавину смущения и пытаясь хоть как-то спрятаться, Чу Ваньнин уткнулся в плечо Мо Жаня. Тот рассмеялся, ласково поглаживая его по спине. — Пойдём к тебе, на улице прохладно, ты можешь простудиться. Ваньнин скептически хмыкнул, но Мо Жань каким-то образом понял, что именно он хотел сказать. — Нет, я не собираюсь ничего такого делать, я понимаю, что тебе нужно время. Максимум — украду пару поцелуев и затискаю в объятиях. Я просто хочу быть рядом со своим возлюбленным, — Мо Жань прошептал это ему на ухо, совершенно выбивая почву из под ног. — Со своим парнем. — Я не… — попытался возразить Чу Ваньнин, потому что это даже звучало нелепо. — Ты сказал "да" на всё, баобэй, — уткнулся носом ему в волосы Мо Жань. И поцеловал в висок, когда Ваньнин вздрогнул от такого обращения. — Тогда пойдём. Тебе стоит высушить толстовку, — решительно отстранился Чу Ваньнин. Мо Жань кивнул, но не дал забрать зонт. — Позволь мне держать его, — улыбнулся он на удивление Ваньнина, совершенно обезоружив его. Высвободив руку, он стремительно развернулся и пошёл к выходу. Но не успели и пара капель приземлиться ему на голову, как Мо Жань догнал его, прикрывая зонтом и пристраиваясь совсем вплотную, плечом к плечу. От его присутствия, заботы и счастливой улыбки становилось тепло, несмотря на промозглый осенний день. Чу Ваньнин ощущал, что сегодня его жизнь совершенно изменилась, и ему придётся ко многому привыкать. И легко им точно не будет. Но он постарается сделать всё, что в его силах, чтобы Мо Жань и дальше был так счастлив. Счастлив — из-за Ваньнина. Корка льда в его сердце треснула и растаяла, подпитав своими водами огромное поле цветов.