Poison

Это место было одним из самых мерзких. Так считал Клеменс Ханниган. Каждую ночь ему приходилось покидать свой дом, нежно целуя свою дочь в лоб и наблюдая за тем, как малышка сладко засыпает. Ронья разговаривала с ним редко, лишь пилила, давила на нервы и не была довольна заработком, но блондин ничего не мог поделать, потому что теперь он был заточен в этой тюрьме грязных денег и власти. В помещении с красной подсветкой как и всегда пахло алкоголем вперемешку с дорогим одеколоном. Клеменс носился с подносом в фирменном переднике, ловя на себе похотливые взгляды изрядно подвыпивших гостей и постоянно смущаясь. Сегодня приходили важные люди и парень отправился в вип-зону, чтобы принять заказ. — Приветствую, господа, — он положил несколько меню на круглый стол и вернулся туда спустя пару минут. — Уже выбрали, что будете заказывать? Деньги были неисчерпаемым ресурсом, они были всюду и рябили глаза. Вот они достаются хорошенькой официантке, а вот опускаются на стол в качестве проигрыша. Азарт, алкоголь, но какие эмоции? Точнее, полное их отсутствие. Маттиас любит деньги. И места, где их особенно много. Как, например, это. — Мальчик мой, я махнул бы тебе крупной купюрой, когда захотел бы к... —он проводит пальцем по глянцевому листу, — вот этому виски что-то, помимо тебя. А сейчас, будь добр. Жду твои аппетитные формы на горизонте в ближайшее время. — Друзья, на что сегодня играем? — Разве что-то ещё кроме денег тебя интересует? Маттиас наклоняется вперёд к собеседнику и улыбается. — Вопрос риторический, друг мой. — Хорошо, — Клеменс все записывает в блокнот и кладёт ручку в карман рубашки, — заказ будет в ближайшее время. То, что говорил этот человек, парень как и всегда, впрочем, пропустил мимо ушей, потому что в его профессии слушать такие отзывы о себе и воспринимать их близко к сердцу не стоило. Только зря вредить своим нервам. Блондин приносит заказанный виски и сразу же к этому какое-то вкусное блюдо от шеф-повара, которое обожали все клиенты поголовно. — Приятного аппетита. Ослепительная улыбка, Клеменс поспешил удалиться, иногда принося к этому столику остальные заказы и унося грязные тарелки. Тем временем его мысли занимала лишь доченька. Светлые волосики и голубые глазки, пухлые розовые щечки. Ханниган невольно улыбается и очень хочет домой. Громкий смех, музыка, звон бокалов и шелест купюр, идеальная симфония, ласкающая слух. — Сладкий мальчик, давай сыграем на твоё тело? Обещаю, денег хватит даже на психолога после ночи со мной. Шутка подхватывается и остальными. Маттиас бессовестно сгребает юношу и сажает на свои колени, утыкаясь в пшеничные волосы. — Тебе терять нечего, сам знаю, мечтаешь о состоятельном мужчине с большим членом. Я тебе подойду, птенчик? Будешь мечтать, когда я умру, чтобы моим капиталом жить. Вы ведь, смазливые, только об этом и думаете. Как мерзко, должно быть, чувствует себя Клеменс. Хорошо, что Маттиас об этом никогда не узнает, позволяя пьяному рассудку творить все, о чем лучше порядочным людям и не думать. Сознание включается лишь тогда, когда худощавое тело оказывается на коленях у чужого мужчины. Клеменс про себя кривится, сдерживая тошноту. Мерзкие словечки и фразы вырывались из грязного рта этого олигарха. За его душой ничего, кроме денег и кто он такой, чтобы распоряжаться чьими-то телами? Он же считает иначе. Парень понимает, что эти узы очень крепки, а сильные руки незнакомца лишь подтверждали это. Грудь тяжело вздымается, блондин нервно улыбается, его тело было невероятно напряжено. — Простите, сэр, но мне правда нужно работать... пожалейте меня, я всего лишь официант. Эти слова выходят из уст Клеменса очень тяжело, его голос дрожит и в нотках прорывается фальцет, который оставил его на долгие годы из-за семейной жизни. Парень не был верующим , но молился всем существующим богам. «Пусть я останусь не тронутым.» Атмосфера лишь накалялась, другие пары глаз так же по-хищному, с животным желанием рассматривали хрупкого парнишку, которому, на минуту было 22 года. Хотелось просто исчезнуть. Или отключиться. Все, что угодно, но только не здесь. Жалкий протест пропускается мимо ушей. «Чего ещё ты мог ждать?» — Наш мальчик думает, что решает здесь что-то! Вот это оптимизм. Крепкая рука сжимает ягодицы, обтянутые плотной тканью, демонстративно шлепая и смеясь в унисон со всей компанией. Дыхание перехватило, блондин пах сладким страхом, Маттиас почти возбуждается и не стесняется показать этого, толкаясь бёдрами вперёд. — Оставь его. Будь пацан шлюхой, я бы всё равно его не снял. На глаза его смотри. Такой и член откусит. Слова неприятно бьют в грудь. Неужели такой чудесный сможет сделать что-то против его воли? Пальцы смыкаются на щеках юноши и крепко сжимают, резко поворачивая его голову, лицом к себе. — Душечка, сможешь? Эта злость, необоснованная, веселила так, что интерес лишь сильнее разгорелся. Харальдссон рычит и готов вцепиться в глотку официанта, разодрав её и отымев покорное тело после. Вокруг все поплыло, в горле вдруг встал огромный ком, ничего не помогало. Сердце Клеменса слишком быстро билось о грудь, а страх можно было сравнить с любой нарастающей болью, например, с мигренью, которая не оставляла людей, а доставляла невыносимые адские муки. Примерно так чувствовал себя униженный парень. Горячая слеза стекает по щеке, когда сильные и прохладные, чуть влажные пальцы касаются его лица. Казалось, будто тело превратилось в вулкан. Желудок неприятно скручивало, парню с голубыми глазами сильно хотелось домой. Чувствуя возбужденную плоть богатого ублюдка, Клеменсу становилось хуже, хотя куда уж. К горлу подступала все та же тошнота, похоже, его даже вырвало из-за нервов, но желчь прямиком из желудка приходится насильно проглотить. Если бы он хоть что-то запачкал, то не остался б в живых. — Мгх.. нет, я не смогу. — Выговаривает он, сдерживаясь от слез, губы предательски дрожали. — Прошу вас, сэр.. Отпустите меня, я .. мне нужно работать.. Снова просит он и ощущает слабость. Так сильно хотелось вырваться и дать пару оплеух этому властителю большого состояния. Клеменс не мог взять себя в руки, но потом все же попытался отстраниться, правда не резко, а очень аккуратно и медленно. Похоже, Маттиас нашёл новую игру, в которую проиграть было нельзя. Теперь на кону была не бесполезная валюта, а репутация, которая в его окружении оценивалась явно дороже. До чего же хотелось засунуть член за щеку отпирающегося блондина и спустить ему в рот, на людях, чтобы тот задыхался от собственных слёз и впредь не думал перечить. Глаза горят, жадные руки неугомонно скользят по обескураженному телу и Маттиас чувствует, как кровь приливает к паху. Терять ему нечего, особенно сейчас, когда крепкий алкоголь манипулирует сознанием. Пуговица на брюках Клеменса легко поддаётся, а мужчина судорожно дожидается нового движения с его стороны, попытку увернуться от его рук и тщетно избежать начатое. — Не так быстро. Он толкает его на пол и придавливает ногой. Ботинок касается бледного лица, а Маттиас не может прекратить смеяться. «Жалкий ублюдок.» Воспитательный удар, совсем не такой больной, как на него отреагировал юноша, но это добавляет новой волне смеха ещё большего истеризма. Его трясёт от возбждуния. Неужели мальчишка позволить взять его прямо здесь? Маттиас рассчитывает на его разумный выбор и предложение уедениться. Наверняка в таких местах не без подобных тёмных комнаток, где с лёгкостью можно отпраздновать свой выигрыш. «Моё белокурое чудо — главный трофей за вечер.» — И я получу его любой ценой. Маттиас поднимает его голову за волосы и шипит на ухо. — Слышал? Любой ценой. В ушах зазвенело. Вокруг будто остановилась вся музыка, даже бряцание бокалов и пустые разговоры перестали витать вокруг , которые хоть как-то возвращали к реальности. Блондин хрипло дышит, вздрагивает, когда чужие и грубые руки касаются его, небрежно бросают на пол, будто тряпичную куклу или ненужный пластик в мусорное ведро. Словно Клеменс сейчас не человек, а груда костей или ненужный кусок мяса без чувств. Ему страшно; больно; стыдно; обидно, что он ничего не может предпринять и позвать на помощь. Перед глазами туман, неосознанные вздохи, тихий плач среди омерзительного смеха этих уродов. Как же сейчас хотелось прирезать каждого, видеть как из их шей противно льётся алая кровь, ну или разбить бутылку виски о голову своего обидчика и наблюдать за тем, как по голове медленно течёт заветный красный ручей. Ханниган очень хочет , чтобы они сдохли. А потом смеяться. Громко и пронзительно. Какого это чувствовать себя просто шавкой и посмешищем? Нелепым телом, которое хотят отодрать, да так жёстко, что явно не оставят ни единого места на хрупком теле? «Пожалуйста, пожалуйста. Хочу отключиться. Упади в обморок, прошу. На помощь..» Мысли одни и те же отражаются в голове бегущей строкой, блондин сжимает кулак, рука безудержно дрожит, а место удара горело, обращая на себя все своё внимание. Клеменс издаёт истошный крик и срывается на рыдания, слюни и сопли текут по лицу, а голову обдаёт электрическим током, будто миллион маленьких острых иголок вдруг впиваются ему прямо в череп. Так руки сильно сжимают его волосы цвета пшеницы. Голубые глаза донельзя наполнены солоноватой водой, рваные вздохи и всхлипы выглядели жалко. — Извините пожалуйста, сэр, я не смогу вам перечить, — говорит он через силу, его голосовые связки и гортань будто сжимали в тиски. Поэтому выходит какой-то жалобный писк. — Я все сделаю, как вы скажите. Только не бейте, прошу.. сэр.. Крепостное право давно закончилось, но только не в этом месте. Эти грязные деньги с примесью боли и унижения потом пойдут на игрушки для маленькой Валькирии. «Папа любит тебя, моя малышка.» Дрожь не останавливается, приходясь по всему телу с новой силой, задевая все нервные рецепторы. Ханниган пытается сохранить последние капли самообладания и приготовиться к худшей ночи в его жизни. Показательное выступление можно считать успешно оконченным. Теперь, когда все из присутствующих в в(седозволенность)ип(охабность) - зоне с призрением освистали легкодоступного официанта, можно было идти дальше: мужчина уже представил, как будет держать его за волосы и не давать коснуться ни одной лишний части его дрожащего от перевозбуждения тела. Грязный, никчёмный мальчишка, который по чистой случайности смог коснуться прекрасного. Оральный секс был уделом для таких, как он, считал Маттиас. Наверняка он был чем-то болен или слишком растянут, что не принесло бы особого удовольствия. Харальдссон привык изливаться под всхлипы и просьбы остановиться, заканчивая персональный ад жертвы под ним. — Плачу тридцать тысяч. Чтобы посмотреть. — Господа, вакантное место лишь для одного. Он облизывает губы и проводит носом ботинка по губам своей игрушки, пустой набор костей и мяса, чувства, если таковы имелись, в счёт не берём. Послушный Клеменс приоткрывает рот скорее по инерции. Красные щеки, влажные губы, растрепанные волосы. «Ты мне подходишь.» — Повышаю ставку. Харальдссон смеётся, продолжая твёрдо стоять на "своём". — Дешёвая шлюха! Я приму самую низкую ставку и бутылку виски из личной коллекции счастливчика! Продать возможность смотреть на чей-то позор было лучшим завершением и весьма занятым. Искреннее непонимание того, почему эти люди, которые не имели за душой хотя бы каплю сочувствия, хотя бы что-то человеческое и жалость, заставляли горячие слезы так же катится по бардовым и лаковым щекам. Гадкие возгласы, ставки - это било в голове словно молоточек по наковальне, да так часто, что приходилось щурится от нарастающей боли. Клеменс всхлипывает, сжимая руки в кулаки, при этом надавливая короткими ногтями себе на ладонь, чтобы хоть как-то отвлечься на физическую боль, чтобы не ощущать моральное опущение перед этими животными. С ботинка этого самого наглого и бездушного господина падает песок и земля, оседая во рту. Блондин терпит и это. Он должен стерпеть все, что сделает "сэр", несколько извращенных и безумных взглядов, которые начнут рассматривать дальше его позор и поражение. Обычный официант, бедный студент с маленькой дочерью. Ханниган не понимал, почему именно с ним происходит это насилие, истязание. Другой бы человек наверняка не стал терпеть, но что могут сделать разом все эти твари? Лишить его дома, дочери, жизни в конце концов. «Им правда это все нравится?» Клеменс закрывает глаза, больше не смея слушать эти голоса, торговлю им же. «Почему меня продают так дешево?» «Я не вещь.» — А ты мне нравишься, Геральт! Всегда нравился, приятель. Маттиас проходится по чужому лицу, словно по продолжению пола, чтобы пожать руку своему другу и победителю, но не слышит ничего, кроме сущих звуков. Клеменс молча стерпел боль, что не понравилось садисту от слова совсем. «Иногда папочка добрый. Прощаю.» Глухой шлепок крепкого рукопожатия, Маттиас убирает в карман брюк одинокую купюру в две сотни. — Такой скромный, с наличкой в крохотный номинал! Честно, ты собирался домой на метро ехать? Улыбка широкая и пьяная, взгляд испепеляющий. Все смеются. Может, не смеют вести себя иначе? Он ненавидит Геральта и это взаимно. По-дружески обняв мужчину за плечи, он осматривает уже совсем не большую компанию. — Кто хочет смотреть, тот платит. Кто ж знал, что самый бедный сегодня получит все. Глаза опускаются на Клеменса, их взгляды встречаются и Маттиас в предвкушении кусает себя за нижнюю губу. — Но ты. Тебе повезло. Ты получишь сегодня всё, хоть и не стоишь даже этого. Купюра, которую он достал, демонстративно сжимается в кулаке и надрывается по краям. Эти деньги ему совсем не нужны. Замечая злобное лицо товарища, он хлопает его по груди. — Идём. А этот пусть покорно сзади ползёт. Голову опусти и не произноси ни слова, пока я не разрешу. Губы раскрываются в немом крике, парень тяжело дышит, вокруг вдруг все поплыло, он хватается рукой за задернутый ковер и сжимает в своей руке, ощущая в ушах только звон и писк. Глаза зажмуриваются так сильно, будто Клеменса только что кинули прямиком в горящий костер. Хотя...так и было. Замечая эти серо-голубые глаза, которые были полны вожделением и похотью, блондину становится не по себе и один миг — чувство , будто в груди его кто-то сжимает теми же чужими руками, раздавливая кости, словно хрусталь и разбрасывает осколки по всем внутренностям, вызывая кровотечение. Ханниган пытается вдохнуть в легкие воздух, не такой токсичный, полный сигаретного дыма и алкоголя. К курению парень относился положительно, но эти сигареты были из разряда самых едких, как и сами люди в этом ужасном помещении. «С чего ты взял, ублюдок, что я ничего не стою?» Вместо ответа, Ханниган продолжает покорно молчать, чтобы не схлопотать еще каких-нибудь ударов или оскорблений в свою сторону. Подняться по этой просьбе было очень трудно. Лицо подводило и болело так сильно, что Клеменс не был в состоянии даже произнести какой-то звук, даже жалобный, просящий прекратить все это и отпустить. «Что за жалкие надежды посещают твой мозг, Клеми?» Блондин послушно встает на колени и еле еле ползет за своими обидчиками, шея затекала, но он продолжал держать голову опущенной. Изучающие взгляды через все казино устремились к страдальцу-официанту, люди понимали все, но не спешили как-то помочь или остановить. Клеменс не мог видеть их глаз, но точно знал: один или одна из них точно пожалели бедного Ханнигана. Даже владелец был не в силах постоять за своего сотрудника. Холод пронзил спину, парень понимал, что все это время — были лишь полевые цветы на скромном поле, но сейчас расцветут алые розы, поражающие каждый доступный участок тела Клеменса своими острыми шипами. Такие же, как и скулы Господина. Уютно и пахнет свежо, в сравнении с оставленным за закрытыми дверьми помещением. Не то, что бы Маттиасу нравится, но для разового отсоса было достойно. Свет приглушенный, располагающий. Спиной, обтянутой в дорогую ткань, он чувствует давление и не в силах противиться ему. С улыбкой, мужчина поворачивается, смотря на Геральта. — Тихо. И уединенно. Голос был уверенный, как и всегда. Наверное, это самая сильная из проявлений сторон манипуляционных талантов. Крепкая хватка, галстук друга оказывается в ней и тянет мужчину к Маттиасу, который впивается в чужие губы коротким поцелуем. Словно они были одни. Словно это Клеменс должен смотреть. Язык Маттиаса проходится по щетинистой щеке. — Хороший. Сядь в кресло и помни: ты смотришь. Я развлекаю. А Клеменс все никак не мог расслабиться и погрузиться в свои мысли, отключиться от реальности, как и пишут некоторые психологи. Раньше это у него получалось. Блондин ощущает только физическую боль сейчас, колени ныли и наверняка на них останутся заметные гематомы. Ханниган тяжело вздыхает, смотрит своими голубыми глазами, полными слез на это представление и вскоре быстро опускает голову. Вот чем развлекают себя богатые люди, имеющие власть и все, чего они только захотят. Клеменс занимался сексом с мужчиной лишь раз, когда ему было шестнадцать. Это было настолько нежно, запоминающееся , что вспоминать это сейчас не хотелось, понимая, что такого хорошего отношения он не получит ни при каких обстоятельствах. Что будут делать? Парню было все равно, главное, чтобы это поскорее закончилось, казалось, будто время идет слишком медленно, словно в одночасье все остановилось и замерло. Он сидит, поджав под себя ноги и держит руки на коленях, подрагивая всем телом. «— Клеменс, сколько было у тебя "друзей", когда твой отец тебя бил? — Не помню, — говорит маленький мальчик с волосами цвета ржи и опускает голову в тяжелых и долгих всхлипах.» Так же и сейчас. Рыдания были как нельзя тихими, чтобы не пробудить злейшего зверя внутри этой твари перед ним. Клеменс просто старался оставаться в себе и не сбежать отсюда, перед этим разбив их головы о тот торшер в углу. Как же хотелось скорей вкусить аромат истошного рыдания. Парень попался красивый, покорный, явно цепляющейся за свою жизнь. Чего ради? Не так интересно, как то, что сейчас ширинка брюк расстегивается, по воле господина, но в любой момент это могло произойти непроизвольно. Так сильно он был возбужден. За края свои брюки держит и в стороны полы разводит, подходя к своему мальчику. — Встань, хороший мой. Сними с себя одежду. В углу комнаты по периферии было замечено движение. «Мерзкий изврат собрался удовлетворять себя прямо здесь. Бесплатно.» Какой сладкий был этот юноша. Заскучать не даст и улыбаться заставляет от жалости к себе. Теперь интерес взглянуть на тело возросло. «Сколько рук успело его потрогать?» В таких местах слабые не задерживаются. Маттиас не надеется увидеть его в следующий раз. Наверняка на смену ему придёт прихорошенькая девушка, которая вряд ли заинтересует его. «Прекрасные создания не заслуживают такой участи.» И если в случае с вышеупомянутыми Харальдссон предпочёл бы банальный круговорот свиданий и ухаживаний, то этих животных привык брать сразу, чувствуя себя как никогда прекрасно от осознания полной власти со всех сторон. Этот смазливый красавец имеет популярность среди мужчин, Маттиас уверен. Слишком веет от него желанием почувствовать в себе крепкий член. Ноги совсем не держат, колени так искусно дрожали, что казалось, будто они и не его вовсе. Парень послушно поднимается, но это было слишком медленно. Дрожащие руки снимают передник. « — А ты симпатичный. Хочешь заработать немного денег, малыш?— Цепкие лапы хватаются за форму официанта. — Простите, мистер. Нет, не нужно» Клеменс расстегивает рубашку, она была чистая до тех пор, пока на ней не оказалась грязь с чужих ботинок. А ещё блондин сам успел погладить вещь, как раз перед уходом. Дальше шли брюки. На этом этапе пальцы совсем не слушались, парень взглянул на господина слишком растеряно и виновато, пока руки отчаянно расстегивали ремень и ширинку. Страх мог заставить выглядеть неуклюже, боясь сделать что-то не так. Штаны спускаются по худым ногам, Клеменс наконец высвобождается от этой тряпки, которая доставила много хлопот и нервов. Дело доходит до белья и блондин одним движением спускает его. Теперь он стоит перед ним обнаженный, сгорает от хищного и мерзкого взгляда, не имеющего ни капли совести. Тошнота подступила к горлу, когда Клеменс понял, что собирается делать названный Геральт. «Пресвятые волхвы, дайте мне не сгореть от стыда и выжить в эту ночь.» Просьба была выполнена , и Клеменс все же надеялся только на оральный секс, хотя до конца не понимал, что унизительнее. Зато осознавал — будет безумно больно. А на деле оказалось так скучно и не интересно. Хотя, кто осмелился бы высказаться против. «Всё верно, малыш. Твоя позиция верна. Это я. Я и моя злоба от слишком лёгкой победы. Не поддавайся на мои провокации.» Клеменс хорошо сложен, не дурно выбрит и тело его казалось невинным, чистым, что даже бесило. Такое всегда тянет испортить. Оценивающий взгляд сверху вниз, анализ объекта — удовлетворительно. В эту дырку Маттиас присунет, уж больно манящей выглядит. Белье снять с себя он не просит, чтобы избежать касаний ненужных. Всё делает сам, медленно, оттягивая момент, чтобы получше изучить эмоции блондина. — Всё, что от тебя требуется это расслабить горло. Если попрошу — сделаешь большее. Но пока... Попробуем какой ты в деле, м? Он приподнимает пальцами его голову за подбородок и касается головкой члена чужих губ, призывая разомкнуть их да пошире. Что-то внутри скручивает толстыми канатами, особенно где-то в районе живота. Слюни предательски собрались во рту, с каким-то привкусом желчи. Парень смотрит прямиком на чужой половой орган, сглатывает вязкую слюну, чтобы прочистить горло для этой гадкой работы. Его бесило то, как господин говорил. Все так, будто он его раб ни один год, но Клеменс всего лишь официант, который попал под сегодняшнюю раздачу. « — Мне так жаль, Астрос... как ты?— Ханниган просто обнимает бедную девушку и прижимает к себе. — Увольняйся, Клеменс, пока не поздно.» Уже поздно. Вот о чем говорили и другие работники: все, кто приходил сюда за крупными выигрышами на самом деле хотели потешиться над бедными людьми без гроша в кармане, чтобы в конец испортить им жизнь. Послушный мальчик вновь выполняет просьбу своего господина, размыкая губы и раскрывая рот шире. Взгляд бегает и парень не понимает, на чем лучше остановиться: на пожирающих серых глазах или на ...? Как только он чувствует во рту немного смазки, сочащейся из уретры, ему становится не по себе, но Клеменс обхватывает губами головку, совсем чуть -чуть, невесомо. Тянущаяся прозрачная жидкость уже обитала в слабощелочной среде, от чего становилось ещё противнее. Разумеется, желания кончить от процесса Маттиас не особо преследовал, главный пункт для выполнения: упиться униженным парнем. Его болью, обидой, злобой. О, мужчина уверен, что тот просто в ярости и мечтает убить его. Интересно, как именно? Свернуть шею или же придумать что-то более изощренное? Как медленно. «Так не пойдёт.» Он охватывает ладонями горячие щеки и толкается вперёд, упираясь в глотку. Сзади слышны хлюпающие звуки. «Мерзость.» — За это ты не платил. И я оторву твой чёртов член, если не научишься держать его в штанах. Как иронично. Маттиас улыбается от ругани своего компаньона и начинает ритмично вбиваться в ротовую полость, не забывая до невозможности больно сжимать чужие волосы. — Легко принимаешь. Он убирает упавшую прядь с лица назад. — Нравится. Резкий толчок, затем следует кашель. Он смеётся, ведь его мальчик в очередной раз сломлен. А то уже и комплексы пошли. Такой большой, а входит без препятствий. «Задыхайся. Захлебывайся. Умоляй прекратить.» Все начинается слишком быстро, Клеменс жмурится, из глаз ручьём текут слёзы, щеки пылают от стыда, от злости , от беспомощности и безысходности. Господин был слишком большим, горло будто разрывало на части, казалось, даже гортань была готова выскользнуть наружу от такого напора движений и ритма. « Хватит. Прошу.» Клеменс кашляет, отчаянно пытается избавится от лишнего у себя во рту. Все выделения смешались воедино: изо рта, словно из сита, стекали собирающееся слюни вместе со смазкой. Эта полупрозрачная паутина ручьём текла по подбородку и пунцовым губам, затрагивая и голую грудь в татуировках. Блондин захлебывался, издавая хлюпающие звуки. Но спустя некоторое время морока, больше терпеть он не мог и поэтому какими-то очень нелепыми и неуверенными движениями парень упирается в бедро Маттиаса, отталкиваясь, чтобы вдохнуть воздуха в лёгкие. Клеменс молился о том, чтобы его прямо сейчас не вырывало, потому что с каждой минутой он был все глубже, а тело блондина предательски и машинально поддавалось этому рефлексу, Ханниган корчился в муках. От почти беспрерывного сухого кашля блестели глаза в крупных каплях, которые падали уже не касаясь щёк. Парень не мог расслабиться. А его горло тем более. Все, чего сейчас хотелось — это дышать. Рука продолжает сопротивляться движениям, официант всем своим видом пытается попросить прекратить. Крепкая и хлесткая пощёчина рушится на красное мокрое лицо. Какое мерзкое существо стоит перед ним на коленях сейчас, пытаясь отрицать жажду того, что предлагает ему влиятельный господин. «Я мог бы купить тебя, если бы ты чего-то стоил.» — Не смей прикасаться ко мне. Ты мне противен. Тошнотворен. Пальцы цепкие хватают за волосы и голова легко поддаётся движению, мотнувшись в сторону. Хищный взгляд осматривает заплаканное лицо. Мужчина доволен своей работой. Но это всего лишь начало. Как же охотно он будет лелеять в своей голове момент сокрушения ещё одного человека. Или это слишком громко сказано? Похотливое грязное животное. Разумеется, Маттиаса хотят все, и эта шавка не может этого отрицать, не в состоянии разорвать цепочку обожания. Смачный сгусток неприязни и слюны выливается из его рта, будто там примесь желчи, от которой блондин жмурит глаза. «Ты должен смотреть на меня. Ну же.» — Геральт, мать твою! Держи эту суку неблагодарную! Хочу в твои глаза смотреть. Ты мало плачешь. Игра выходит на новый уровень: теперь Маттиас считает забавным бить того упругой головкой по щекам, оставляя смазку на них, будто кто-то сомневался в её отсутствии на них. Покорно, друг его встаёт позади, наверняка радуясь спонтанному участию. Теперь его задача держать белокурого за шевелюру, а Маттиас снова грубо проникает в полный слюней рот. Клеменс ощущает себя никчёмным. Разве можно было подумать, что в этом мире такое бывает? Парень чувствует, как горит его тело, все никак не оставляя после себя пепел, прах. Как угодно, сейчас было без особой разницы. Пощечина пришлась как нельзя к стати, голова наклонятся в сторону, будто кукольная. Блондин — просто марионетка, с которой можно делать все, что только пожелаешь. Не спрашивая о самочувствии, моральном состоянии , психическом.. это все не важно. — Пожалуйста.. прошу.. не.. — его голос жалобно дрожит, рыдания вдруг прерывают право говорить. Официант ещё никогда так не плакал. Тело контролировать бесполезно, казалось, будто все органы и мышцы разом атрофировались, заставляя Клеменса мучаться от происходящего. Наверное, даже в аду будет лучше, там хотя бы ценят души и считают их нужными, дополняющими этот мир. В горле вновь ощущается привычное жжение, боль, как при ангине в детстве из-за того, что ты ешь снег в мороз.. Перед глазами все плывет, перед ними образовывается густой непроглядный туман. Голова тряпичная, Клеменс даже не может дышать свободно, без постоянного кашля. Он старается изо всех сил смотреть на Господина, фокусируя непослушный взгляд, резкость и яркость пропадала. Зато были видны чужие глаза, полные самых плохих эмоций и чувств. Что такого сделал этот мальчишка? Изо рта, словно из под крана, вытекают все собирающиеся выделения. Клеменсу даже было противно представить , насколько мерзко и пошло он выглядит со стороны. Брезгливо, отвратно. Он чувствует, как клок отросшей причёски уже сам по себе отделяется от волосяной луковицы, видимо, Геральт растерялся, увидев в своих руках этот подарок. Насколько сильно тот держал его за волосы? Перестарался. Рвотный рефлекс не щадит и блондин чувствует, что желчь , как вода, вырывается наружу. Во рту оказывается эта желудочная субстанция и Ханниган просто ненавидит себя за это. « Пусть он уже убьёт меня.» « Остановись..» Насколько Маттиас был омерзительно хорош? Лучший из худших? Нет, лучший из лучших, Господин, целая богема, новая цивилизация. Владелец этого мира и жизни. «Твоей, между прочим.» Сейчас, заполняя рот парнишки своим прекрасным членом, он думает о том, что сегодня это далеко не последняя его победа. Занятно, а будь он на месте этого парня, что бы он чувствовал? Сумело бы чёрное сердце поддаться прелести человечности и ощутить на себе то, что ранее было обрушено на хрупкие плечи? Думать об этом такой пустяк, не стоящий и доли секунду в голове Маттиаса. — Большой, знаю. Тебя тошнит? Так по-издевательски заботливо оглаживает щеку, возвращая рвотную массу обратно. — Больше не теряй. Рыдания разрывают Клеменса с новой силой, бедный парень держит во рту то, что ему отдали, возвратили по праву. Противная жидкость, от которой самому блондину уже было неприятно, стекает струйками по подбородку , вместе с привычной смазкой и слюнями. Запах оставлял желать лучшего. Пахло кислым, резким, казалось, даже уже чем-то гнилым, но это были просто обычные биологические выделения человека. В любой ситуации это было бы нормально, но только не здесь и сейчас. «Так стыдно за себя. Ненавижу..» Спина который раз покрывается гусиной кожей от неприятных чувств или как говорится: кровь стынет в жилах . Даже эти несчастные волосы вставали дыбом от этих издевательств и извращений. Клеменс чувствовал, как тошнота с новой силой подходит к горлу и рвотные массы снова оказываются во рту. «Сколько можно?» Парень теряет сознание на пару секунд, приоткрывая потом глаза и пытаясь понять, почему это продлилось так мало. Хотелось возвратиться в черно-белый мир и... ничего не чувствовать. Маттиас даже не считал это мерзким, напротив: его тошнит от самого себя, тело бедолаги отказывается носить это бремя и хочет поскорее закончить. Навряд ли он один из суицидников, которые при первом же падении бегут навстречу широких объятий смерти. Но даже после этого его никто ждать не будет. Почтение, любовь и память, точно не то, что заслуживают грязные блондины с кучей выделений во рту, а главное, членом. И тут Харальдссон вспоминает, что напротив его верный друг и товарищ. — Поцелуй его. Мужчине становится смешно, это и правда будет презабавно. А Геральт не имеет права дать отказ. Член неохотно покидает такую привычную уже полость, нога сильно бьёт под дых, но упасть не дают сильные руки, поднимающие парнишку, губ которого касается Геральт с нескрываемым отвращением. — Больше страсти, парни! Больше экспрессии! И ничего не жалко было отдать, чтобы взглянуть хотя бы одним глазком на изнанку жизни подчиняющегося системе стада. Но Маттиас зритель в первом ряду. Возбуждению нет предела, глаза горят, в них отражается язык мужчины, который явно вошёл во вкус и вылизывает рот Ханнигана. И снова низкий смех. «Какие же они жалкие.» — Убирайся, он мой. Сильный удар в плечо и теперь слова правдивы: законное место у его ботинок, силы на исходе, пора заканчивать. Маттиас и тут при успевает, беря в подчинение собственное тело. Разрядка выходит масштабной, яркой, вкусной, прямо на лицо. В мечтах всё так и было. Белая вязкая жидкость неохотно тянется вниз по всему лицу. — Оближи. Он подносит головку к его губам, из которой все ещё сочится семя. — Аккуратно. Дышать было и так нечем, Клеменс хватает последний кислород после сильного удара и кашляет. Загибается. Его глаза устремляются на Геральта, умоляя не делать этого, но этот козел прикасается своими губами, так тщательно исследуя это искалеченное, использованное и затраханное до предела пространство. У блондина нет сил отстраниться, рот просто остаётся доступным и открытым для всех, кто находился в этой комнате, которая пропахла унижениями и бесчеловечностью. Официант вздрагивает каждый раз, когда слышит этот басистый хриплый смех и похоже теперь он будет снится ему в самых ужасных кошмарах. Что ещё страшнее этого? «Разве наяву тебе не хватило, Клеменс?» Один плюс : теперь его ротовая полость не такая уж и грязная. Парень усмехается про себя от своих мыслей и понимает, что осталось потерпеть чуть-чуть. Большой молодец. Кто принесёт конфеты самому хорошему мальчику в этой комнате? Приз будет немного другой. Клеменс прикрывает глаза, ощущая на своём лице ещё тёплое липкое семя. «Дома я выпью литр воды, вызову рвоту, а потом все утро буду мыться в ванной.» Чувствовать себя настолько беспомощным уже было невозможно. Ненависть, боль, омерзение, стыд — это ушло за пределы вселенной, где к людям относятся не как к куску тряпки. Блондин вздыхает. Та же покорность. «Видимо это ему до сумасшествия нравится. Получай.» Его язык касается головки члена, он до последней капли вылизывает всю оставшуюся сперму, аккуратно, как и просил любезный Господин. Тело немного покачивается из-за изнеможения. Не только физического. Пришлось все проглотить и почувствовать внутри себя пустоту и разочарование в своей личности. «Настолько ты бездарный слабак. Дешевая сука.» Как он ещё тебя называл? Будешь вспоминать до конца дней, пока не умрешь и не вырастишь свою дочку в любви и достатке. Она никогда не узнаёт, что пережил драгоценный папочка зарабатывая ей на игрушки. «Пожалуйста, пусть это будет и правда конец для меня. Сжалься, ты, ублюдок. Что б ты сдох в адских мучениях. Переедет ли тебя дорогая тачка? Очень надеюсь.» Блондин тяжело выдыхает и опускает голову, будто все это время она держалась на тонких ниточках. Вдруг стало холодно, плечи задрожали, а Клеменс ощущал себя ещё меньше своего роста, беспомощнее и даже трусливо. Сперва Маттиас не просит, требует Геральта уйти. Тот остался доволен, в душе, на лице же его красовалась физиономия полная ненависти. К Маттиасу, разумеется. Лестно. Уединение долгожданное, общество этого извращенца успело надоесть. Смешок. Безвольный кусок мяса остаётся позади, брюки снова идеально сидят на его бёдрах. В тишине слышится, как газ шипит в зажигалке, подкуривая сигарету. Роль отыграна безупречно, актёры постепенно покидают сцену. Но этого хочется оставить на эксклюзивный бис. Маттиас садится в кресло, где некогда был Геральт и смотрит куда-то позади Клеменса, не фокусируя свой взгляд. — Рассказывай. Что ты чувствовал. Не преследуя цели стать чьим то кошмаром, Маттиас неплохо справляется с этим, что даже печалило. «Ничего святого. Я простой человек.» Разговор с самим собой такой привычный, очередной внезапный смех. Он был безумен. Как же нравится чувство безнаказанности. И тут взгляд падает на дрожащее на полу тело. Злоба охватывает моментально, до скрежета зубов. Клеменс молчит. Но Маттиас ждёт, хоть иногда проявляя покорность. Пусть проглотит все: сперму, рвоту, обиду. Пусть заполнит свою жалкую натуру хоть чем-то. Как же Маттиас ненавидит его. Руки даже не в силах дотянутся до своих вещей, так прилежно валяющихся на полу возле своего хозяина. Дыхание сбивчивое, не восстанавливается сразу. Парень практически пропускает мимо ушей просьбу Господина. «Сегодня с меня хватит. Дай мне спокойно умереть.» Груз падает с плеч. Даже если бы блондин мог дать подробное интервью того, что он чувствовал — не смог бы. Говорить, думать.. мозг отказывался составлять какие-то проекции и выносить во всеобщие массы. — Я чувствую пустоту. А тогда чувствовал все разом: стыд, боль, отвращение, мерзость, ненависть, гнев, бессилие, слабость. Наконец выдал Клеменс, чтобы избавиться наконец от настойчивого ожидания со стороны этой мрази. Сказано это было очень тихо, хрипло, кратко. Голос почему-то сел, голосовые связки тоже отключились от системы питания. Парень чувствовал поломку внутри себя, которую навряд ли кто-то починит. Наверное, закрутят болтики только маленькие большие и невинные голубые глазки , когда он вернётся в свою квартиру. Как же хочется лечь на мягкие простыни, а не лежать на грязном ледяном полу. — Отпустите меня, умоляю.. прошу.. мне очень плохо, Сэр.. Можно мне уйти?.. Просит он. Клеменс слегка приподнимается, щупая рукой свою одежду, а потом поднимает усталые красные глаза прямо на Маттиаса, наполненные горькими слезами. «И почему он так хочет поскорее уйти? Неужели после секса не принято создать иллюзию отсутствия безразличия и бросить друг другу парочку незаурядных фраз?» Конечно, в глазах шатена видно разочарование. Ничерта этот Клеменс не смыслит в чувствах. Улыбка, частая гостья, вновь касается его губ. Дым клубится медленно, пробуя на вкус пока ещё не повреждённый токсинами воздух. — Я не знаю, малыш. Ты хочешь уйти? Я тебе не понравился? Давай так. Пепел остаётся на ворсе ковра, массивная подошва прессует его, горячий и мертвый. Маттиас готов поспорить, как с каждым шагом слышит сердце, стучащее в висках парня. Тёплая ладонь касается линии челюсти, обводя её, ещё влажную. — Покажи мне свой прекрасный язычок. — Пожалуйста.. нет.. не надо, сэр.. умоляю вас.. Клеменс снова начинает плакать, слезы, словно частые гости капают на еще обнаженную грудь, заставляя вздрагивать. Парень заерзал на месте, ощущая беспорядочные удары из грудной клетки. «Готов поспорить, что если б мне было чуть больше лет — словил бы инфаркт.» Блондин не идиот и прекрасно понимает, что хочет сделать это животное, безумный извращенец, садист. Сколько еще имен ему можно дать? Наверное, самые грязные и мерзкие в этом мире - только Господину. Ничего делать не остается, покорность владеет над Клеменсом в эту минуту, как и страх, который давно находился в пятках. «Это я смогу пережить. Просто потерпеть еще маленько.» Язык кончиком касается подбородочной ямки. Блондин дрожит, зажмуривается и готовится к нестерпимой боли, а может, наоборот, такое можно было выдержать.. после всего, что произошло. Казалось, Клеменс вскоре лишится всех чувств из-за пару часов в этой мрачной комнате, заполненной убивающим тусклым светом. Сюжет шёл слишком предсказуемо, но это его не портило, напротив, что-либо спонтанное тут смотрелось бы не так уместно. Привычка владения ситуацией, фильтр приятно обжигает пальцы, умоляя завершить свою короткую жизнь, на что Маттиас был более, чем согласен. — Ты такой же безвольный кусок мяса. У тебя совсем нет голоса, да? А я бы послушал... «Сомневаюсь, что из этого вышло что-то с хорошим в твою сторону исходом. Молчи. Будь хорошим мальчиком.» Холодить землю своим трупом ещё рановато. По телу мужчины пробегаются мурашки, скручивая, оседая приятно в паху, а тлеющая сторона сигареты прижимается к влажному языку. Этот звук обозначал конец. Спектакль окончен, давая выгоду более ценную, чем деньги. Позже станет интересно, как отразилось происходящее на блондине. — Десять, девять... Времени приходить в себя после обжигающей боли не было, счет пошел в ход жизни Клеменса, поэтому он наспех натягивает на себя штаны, накидывает рубашку и хватает передник, скручивая в руках. Блондин чувствует свое сердце повсюду: горле, животе, голове. В глазах потемнело, он оборачивается на серые глаза, вздрагивая от их холода, замечая огромные зрачки и не меньше пугаясь от этого. Ханниган исчезает за дверью и бежит. Бежит куда-то в зал, спотыкаясь, чувствуя, как ноги совсем не держат его, словно сейчас всю Исландию настигло землетрясение. Пару раз врезавшись в людей и попросив прощения, он заходит в кабинет работодателя без стука. — Сэр Хафторсон, я хочу попросить бланк для заявления об увольнении. Голубые глаза мутные, но безумные, как после принятия тяжелого наркотика. Мужчина понимающе осматривает потрепанного юношу, может быть, что-то внутри кольнуло в знак того, что тот все понял. Краткий кивок. Белый лист оказывается в руках Клеменса. «Это моя новая жизнь. »