Осень шестую Чанёль провёл без него, не снимая его белый свитер, единственный, что остался в шкафу.
Теперь всё словно пустые улицы, пустой город, в котором остались только яркие звёзды на тёмном ночном небе. Чанёль держал в своих замёрзших от холодных капель дождя кружку чая с мёдом, а шерстяное пальто не спасало. «Ты должен держаться», «Перестань плакать», «Любовь пройдёт» — больно. Место, полное сказки и волшебства, в тот холодный месяц обрело свои серые, совсем не радостные, не пёстрые осенние цвета. Место, где детские мечты сбываются, напоминало Чанёлю о Чондэ. О потерянном счастье, словно шерстяной клубок, распутавшийся, развязал связующие между ними чувства, дубовые листья, искры в карих глазах, он скрывал за пределами «дома», скрывал о слезах, которых не мог показать. Ему нельзя шестой ноябрь смотреть на старые фотографии, стоять долго под дождём, вспоминать о первых встречах и ярких вспышках, о первом, неловком поцелуе. Нельзя, потому что он плачет. Потому что слёзы, словно дождь, наворачиваются на глазах, капают, как холодные капли, на замёрзшие руки, на шарф цвета дубовых листьев осенью. Чондэ был белым пятнышком всякий раз, когда Чанёль в университете наводил на него объектив фотоаппарата. Пак не мог скрыть своей заинтересованности в парне, что постоянно носил белые свитера, любил пальто пшеничного цвета и очаровательную улыбался при виде Чанёля. А после этого Чанёль и сам не заметил, как перенял привычку носить вязаные свитера, фотографировал его каждый день и скрывал свою тайную влюблённость в парня, похожего на котёнка, когда уголки губ приподнимались вверх. — Ты знаешь, что выглядишь совсем иначе? — спросил его однажды Чунмён, когда они сидели в аудитории. — Выглядишь так, когда смотришь на него. Он взглядом указал на Кима, а щёки Чанёля залились румянцем, отчего тот боялся посмотреть в сторону Чондэ, думая, что рвущиеся наружу чувства раскроют его. Чанёль молчал, даже поговорить с тем, кто заставляет сердце лишь взглядом трепетать, всегда боялся. А Чондэ всегда ему улыбался, стоило увидеть светлую макушку в тёмном свитере в университете. «Хочешь быть моим другом?», затем бессонные ночи за разговорами по телефону, просмотры старых фильмов без объятий и чувств, пшеничными колосьями щекочущих сердце. Так прошли зима и лето, а под осень дружбу сменила кассета. Они под дубовыми деревьями целовали друг друга, сильнее кутаясь в пальто. Они шептали в губы о том, что любят, но постепенно звёзды гасли. Ким любил вставать на носочки, чтобы дотянуться до таких пушистых и мягких волос Чанёля, потрепать их маленькой ручкой, а потом широко улыбался, когда видел зажжённые счастьем, словно лампа в тёмной комнате, глаза. Любил заботу, что после каждой улыбки в его груди расплывалось тепло, будто он сейчас под шерстяным пледом, на ногах носочки, а в руках красивая кружка чая с мёдом. Чанёль любил Чондэ. Любил поливать вместе растения на подоконнике в их квартирке. Месте, где светили их звёзды, и в месте, где звёзды потом замерли. Они купили этот уголок небесных тел, ещё когда первая любовь охватывала своими осенними листьями и каплями дождя, когда казалось, что они друг к другу привязаны тем самым коричневым шарфиком. Казалось. Та первая любовь, те встречи в университете, те поцелуи и обещания быть вместе. Словно они растоптали в лужах листья. Словно растоптали в лужах осень. То «Меня зовут Пак Чанёль, а как тебя?» забылось, ответы, касания и поцелуи робкие со временем исчезли. Остались лишь холодные руки и жгучие слёзы, мимолётные воспоминания, кружащие листьями и в конце холодного месяца превратившиеся в снежинки. Сколько бы не шёл дождь, всё давно прошло. Сколько бы Чанёль не смотрел на старые фотографии, ничего уже не вернуть. Не вернуть тот шёпот ночью, когда Чондэ говорил о том, что ему не хотелось бы снова на работу, вставать с кровати и покидать Чанёля. Не вернуть те прогулки в кофейню и сладкие булочки с корицей. Тот звонкий смех, те песни, которые он напевал, когда было скучно. Он лишь призрак прошлого. Лишь тот, который, казалось, виден всюду, стоит Чанёлю почувствовать через боль, когда задыхался, стоило вновь вспомнить о Чондэ. Когда галстук давил на шею сильнее, чем собственные руки, когда он обвивал ими шею. Когда весь мир исчез под сыростью дождя, а кислорода не хватало. Чувство, словно неконтролируемый ужас охватывал его, удушье, стоит ему вспомнить о Киме, дать тем листьям закружить в его организме, воспроизведя в памяти все их моменты, словно старое кино на экране. И в этом ужасе нет спасенья. Нет спасенья даже тогда, когда Чанёль сжимал в своих руках приглашение на свадьбу. На свадьбу Чондэ. Под усталостью, под старыми, брошенными, словно увядшие цветы в мусорное ведро, воспоминаниями, блестели от слёз его глаза. Блестели тогда, когда он смотрел на мерцающие огоньки в парке аттракционов, смотрел на волшебство, а в сердце тяжесть ощущалась. «Мне ещё давно понравилась одна девушка», «Прости», «Давай расстанемся» и бесчисленное количество сообщений от Пака, проигнорированные. Все эти отрывки бежали в голове и бежали слезами на лице. Он выдавливал счастливую улыбку, когда казалось, что падёт, словно звёзды. Он смотрел на Чондэ, улыбался ему, словно тех слёз, удушья и саднящих, разъедающих изнутри чувств не было вовсе. Словно он по-настоящему счастлив, как в то время, когда они могли переплести пальцы, когда целовали губы и были целой вселенной друг для друга. Были целой осенью. — Поздравляю со свадьбой, хён.(не)забудь меня
21 ноября 2020 г. в 17:11
Чондэ был тёплым, как и его безразмерные вязаные свитера, которыми наполнен их шкаф, был тёплым, как чай с мёдом, что они пили поздним вечером, смотря старые фильмы, мягким, как воздушный зефир. Чанёлю его хотелось обнимать, любить всем сердцем, каждое утро целовать в лоб и шептать: «скоро буду дома», но таким Ким остался лишь на их фотографиях. Такой любовь застыла на фотоснимках, когда счастье замерло и осенние листья на них опадали, а на последнем фото был ноябрь. В таком холодном, дождливом месяце не обойтись без белых свитеров Чондэ, которые Чанёль любил надевать, ощущать на них сладкий запах любимого человека, окутываться в воспоминания, словно в тёплый шарф коричневого цвета. Чондэ подарил его Чанёлю на Рождество, потому Пак ходит в нём каждую осень и зиму. Не обойтись без объятий под пледом из крупной вязки в дождливую погоду, потому что Ким боялся дождя. Боялся чувствовать себя одиноким, всякий раз, когда холодные капли скользили по стеклам их маленькой квартирки или касались мягкой кожи. Но Чанёль всегда обнимал в такие дни, грел своим теплом и заботой, целовал до широкой улыбки. До широкой улыбки любил. Любил даже тогда, когда смотрел на старые фотографии с ними, запах Чондэ с его одежды уже ушёл, белый свитер растянулся, когда в слезах задыхался, оставаясь совсем одним в месте, которое они называли «домом».
В тот ноябрь Чанёль не мог остановить свои слёзы, глотал таблетки, а ночами задыхался. Задыхался, ведь Чондэ отпечатался в каждом уголке их маленького «дома», в каждом воспоминании, в каждой мелочи. Ким любил готовить им завтрак, любил вместе чистить зубы, лежать на мягком диванчике, укрывая обоих пледом, а ночью долго целовал, засыпая в обнимку. Чондэ остался в старых альбомах, запечатлённым с улыбкой и осенью в карих радужках, остался в маленьких татуировках в виде звёздочек. И эти звёздочки, снимки, почти стёртые, на которых виднелись высохшие следы от слёз, а лицо Кима было еле видно, воспоминания, заставляли в уголках глаз собираться слёзы, скатываться по исхудавшему лицу. Пак продолжал безостановочно смотреть пустующее место рядом, касаться ладонью холодной ткани, а слёзы, создавая размашистые дорожки, словно дождь по стеклам, скатывались. Он тянулся к подушке, представляя, что Чондэ рядом, сонно потирает свои глазки, влюблённо оглаживает взглядом каждую чёрточку Чанёля в доброе утро, шепчет в губы, что любит.
Любил до ноября.
Любил до хруста прощальных осенних листьев под ногами, до согревающего пальто, до переплетения холодных пальцев, последнего «люблю».