***
Всё, что требовалось от меня сейчас, — это танцевать для всех, в частности, для того, кто сидит на троне. Не скажу, что всё это не выводило меня на истерику, наоборот, хотелось плакать и кричать, но я бессильна, всё, что нужно, — плыть по течению. Не знаю, под какую музыку она должна была танцевать, все её мысли и чувства, а тем более жизнь пронеслись слишком быстро в моей голове, так что я не сумела точно определить то, как она танцует, поэтому мне придётся импровизировать и подстраиваться под то, что будет звучать. От страха меня била крупная дрожь, сливаясь с музыкой, ударами пальцев и ладоней о барабаны. Я слышала, как тот, кто меня привёз, говорил не на арабском. Пытаясь понять, что же это за язык, я стояла перед дверью, за которой слышала громкие голоса, ведь тот царь был не один, там были и другие люди. Меня трясло, и я пыталась успокоиться. Кажется, это древнеегипетский язык. Такое знакомое чувство… Нет, сейчас мне надо думать лишь о танце, который я должна исполнить, у меня было время потренироваться. Последний возглас — и двери отворяются. С двух сторон меня вели служанки, а позади меня шли музыканты, что быстро заняли свои места и начали играть. На мне был наряд чёрного цвета, состоящий из шёлковой юбки с золотыми монетами — такие же монеты были и на топе — платка, прикрывающего нижнюю часть лица. Не поднимая глаз и головы, склоняюсь в поклоне — так мне сказали. На тело была накинута ткань, что скрывала наряд, но сейчас её сдёрнули, и я замерла, приготовившись. Томно зазвучала музыка, к ней присоединилось шипение. На моих пальцах надеты сагаты, которыми я задаю ритм движениям. Начинает играть рабаба, и под звуки этих струн мои движения начинают извиваться от самых кистей до бёдер. Музыка начинает ускоряться, ритмы, отбиваемые дэфом и дохолом, забирают все переживания и печали, полностью унося меня в танец, и я погружаюсь в него так глубоко, что меня ничего не волнует, как будто здесь больше никого нет, есть только музыка и мой танец. Когда я закончила танцевать, то бросила короткий взгляд на публику. Так много глаз взирало на меня, от них веяло восторгом и желанием увидеть ещё больше, но из этого множества я поймала взгляд того, кто стоял у трона. Я низко поклонилась, опять опустив глаза в пол. Ко мне подошёл царь Египта, он говорил на своём языке и хлопал в ладоши, и все последовали его примеру. Он сказал что-то тому, кто привёз меня, и тот передал мне, что царь очень доволен мною и желает увидеть моё лицо. Я покорно сняла ткань с лица, и тут же его приподняли за подбородок. Эта рука принадлежала царю, который внимательно смотрел на меня. Немного погодя он убрал руку, говоря одно и то же, как я поняла, это значило «красавица». Я уже смело смотрела на царя, как и на всех присутствующих, и тут меня как молнией поразило: я поняла, кто все эти люди, я была в ужасе, но держалась из последних сил, на меня смотрели все, но особо чувствовался взгляд Имхотепа. После танца меня увели, и, когда мы шли, я встретила идущую нам навстречу Анксунамун, точь-в-точь как в том кино, она прошла мимо, даже не взглянув на меня, видимо, пребывала в своих мыслях. С ней шли её представители, кажется, сегодня был тот день, когда ему все угождали. Как потом оказалось, она была претенденткой в жёны царя, а я лишь подарок, что будет танцевать для двора, и меня это успокаивало. На удивление, все выглядели так же, как в том старом фильме, который мне так нравился, вот только Имхотеп был немного другим: у него были чёрные волосы на голове. Я сначала подумала, что это парик, но нет. Странно, он ведь жрец фараона, разве они не бреют головы? Но позже я выяснила, что это было далеко не единственное отклонение от того сюжета, который я знала, казалось бы, наизусть. Время шло, я всё так же танцевала перед царём в разных нарядах, и часто там неуклонно присутствовал Имхотеп, который зачарованно разглядывал меня, я же старалась не смотреть ему в ответ. Я часто стала находиться рядом с царём, как и его жрец, который не сводил с меня глаз. Он так ловко умел скрывать это от фараона, но только не от меня, словно специально хотел, чтобы я знала, что он неустанно бдит за мной. Когда я приходила в свои покои, чувствовала усталость не столько от танца, сколько от нахождения среди незнакомцев и такого ощутимого взгляда. Он пугал меня, и я не знала почему. Я помнила, что по сюжету он и Анксунамун полюбят друг друга и вместе убьют царя. Остальное меня не волновало, я думала лишь о том, как мне попасть домой. Это тело не моё, хотя лицо слегка похоже на моё, но тело — точно нет: грудь пышнее, бёдра волнующе округлы, талия в форме песочных часов. Скажем так, это тело создано для арабских танцев, и оно могло взволновать суть мужчины. Пыталась вспомнить, как попала во всё это, но не получалось. Чаще всего я не выходила из своей комнаты, но в царском саду было очень много места для прогулок. Обычно меня сопровождала служанка. В одну из таких прогулок появился он, подозвал мою служанку к себе, что-то сказал ей. Она ушла, а он не торопясь приблизился ко мне, улыбаясь, и заговорил на арабском. Я была удивлена такому повороту событий. Он был мил, вежлив и учтив, говорил, что ему нравятся мои танцы и я невероятная. Он был умён, и я могла поклясться, что он флиртовал со мной и даже больше. Меня преследовало чувство, что что-то пошло не так, хоть я и говорила себе, что это всё я навыдумывала. Имхотеп всегда старался быть поближе ко мне, и в этом ему помогали его слуги, те, что были измазаны краской, покрывающей их тела. Анксунамун, видя его, пыталась с ним заговорить и привлечь его внимание, но получала лишь холодность, а я, напротив, нравилась ему, за что и получала испепеляющие взгляды от неё, уже зная наперёд, что, кажется, меня убьют. Как только она станет женой царя, мне не жить. От него не скрылись эти злые взгляды, которые кидала на меня будущая жена царя. Он умел сказать нужные слова и даже пошутил, отвлекая меня от ненужных мыслей. Невероятно, но его общество было мне приятно. Он был очень интересным мужчиной, его забота и внимание грели душу, скрашивая моё одиночество. В одну из ночей я поймала его у себя в спальне, он смотрел на то, как я спала, этот факт меня напряг, и я вздрогнула всем телом, подскочив на кровати, но он тут же обнял меня за плечи. Успокаивая и умоляя меня не кричать, он просил простить его за дерзость и несдержанность, но его сердце больше не могло вынести без меня не только днём, но и ночью. Впервые, когда он проник ко мне спящей, он говорил, что сошёл с ума, ну, а дальше он уже сбился со счёта и в тайне хотел быть пойманным мною. И сейчас, обнимая меня и не думая отстраняться, он каялся во всех смертных грехах и признавался мне в любви, пылко и мучительно. Наконец-то отпуская меня, он с надеждой заглядывал мне в глаза, ища там хотя бы не страх и не презрение. Увидев удивление, он, кажется, обрадовался, а после, уже чуть увереннее и более спокойно, он говорил, что я его новое божество и его жизнь принадлежит мне, и умолял позволить любить себя, даже не отвечая взаимностью, но только не прогонять. От каждого его слова моё сердце не могло перестать биться, как сумасшедшее, каждый раз ударяя всё сильнее. Но я лишь слабо улыбнулась, сказав, что всё в порядке и я принимаю его чувства, ведь не могу сделать больно тому, кто так отчаянно полюбил. Мои слова были логичными, но мыслями делилась и сущность этого тела, что нашёптывала рассказы о том, как она поступала в подобных ситуациях. Её жизнь всё же была полна кошмаров, она рано познала жестокость от страсти мужчин. Имхотеп был не таким, как все мужчины, это было сразу ясно, он нежный, добрый, а ещё очень внимательный, он делился тем, что чувствовал, и я позволяла ему быть со мной, слушая его рассказы. Он даже стал моим учителем. Время в его компании было волшебным, хоть сначала я боялась его, даже не знаю почему, может, поддалась общему настрою, ведь со стороны Имхотеп производил впечатление сурового, бесстрастного жреца, обладающего знаниями, которые могут обратить всё в прах. Я общалась с Имхотепом, и он был безмерно счастлив от того, что я не отвергла его, но я видела, что он всё же желал чего-то большего, чем то, что я могла ему дать. Он предпринимал хитрые попытки соблазна и смотрел на меня так долго, что приходилось лишь медленно отводить взгляд, ведь резкость могла быть грубой, а мне этого не хотелось. В одну из ночей после моего танца произошёл поединок между Нефертити и Анксунамун. В глазах Нефертити виднелась вражда, а в глазах Анксунамун — превосходство. Если бы эта драка случилась не прилюдно, думаю, Нефертити бы умерла. Это состязание, которое должно было решить, кто будет защищать браслет Царя скорпионов, было занимательным зрелищем, но у этого тела было иное чувство, оно не любило лицезреть насилие, какая же неженка. Я почувствовала лёгкое головокружение и ушла из зала незамеченной, как мне казалось, но нет, за мной последовал Имхотеп, который стоял за моей спиной, страхуя меня на случай, если я упаду, но этого не произошло. Я лишь держалась за колонну, когда ощутила, как он тихо вздохнул, словно сдерживая порыв. Он спрашивал, как моё самочувствие, и я лишь повернулась к нему, сказав, что всё в порядке, просто насилие не для меня. По его глазам было ясно, что он переживал за меня. Я лишь говорила себе, что не стоит обнадёживать его и дотрагиваться до него, но все мысли об этом засыпались песками пустыни, стоило увидеть в его чёрных глазах нежность и желание пожертвовать собой без остатка, наплевав на всё. Было мучительно видеть, как он страдал и сдерживал свои порывы лишний раз прикоснуться ко мне. Он утоляет свой голод лишь постоянным созерцанием меня. Ничтожная плата влюблённому. Я не смогла противиться его мольбам лишь о кратком прикосновении к его коже, и моя ладонь легла на его плечо, слегка поглаживая. Я понимающе смотрела на него, говоря, что всё хорошо, а он лишь благодарно и облегчённо вздохнул и припал к моей руке, блаженно закрыв глаза, и моё сердце сдалось. Мне самой было больно видеть, как он мучается. Такой сильный и непоколебимый, он сейчас ластился, как котёнок к моей руке, жадно впитывал любое проявление моего внимания. Я так мало ему давала, что он становился таким, отчего моё сердце дрожало. Ещё бы мгновение, и мои губы коснулись его, если бы только он не открыл глаза, поскольку услышал, как кто-то ищет его. Он лишь устало улыбнулся и ушёл, а меня начала терзать мысль о том, что могло случиться, если б я бы поцеловала его. Что последовало бы потом?***
Ночью мне чудился странный сон, в котором я бежала, падала, снова вставала и не могла понять, бегу ли я от кого-то или кому-то навстречу, но вдруг я услышала голоса и поэтому проснулась. Я направилась на источник шума, чтобы узнать, что происходит. Сначала я не заметила ничего необычного, но, дойдя до определённого места, я увидела сцену того, как Анксунамун сначала пыталась соблазнить Имхотепа, а позже угрожала ему, но не добилась ровным счётом ничего. Но стоило ей сказать что-то о цветке (это слово я знала, ведь он учил меня их языку), глаза Имхотепа яростно загорелись, и он угрожающе заговорил. Тон его голоса был таким холодным и пугающим, словно сам Анубис говорил сейчас, отчего по моему телу побежали мурашки, и, сжавшись, я поняла лишь одно: мне стоит уйти. Но вдруг она прижалась к нему, а он, словно его хотели убить, отскочил от неё, грозно рявкнув, как один из шакалов, на что та лишь резко развернулась и умчалась прочь, унося за собой бурю. Я, казалось, примерзла к одному месту не в силах пошевелиться, не могла открыть глаза вновь и даже забыла, как дышать. Мне потребовалось несколько минут, чтобы сделать шаг назад, но как следует сделать это не вышло — мой путь преграждала чья-то рука. Тогда я услышала его голос, наполненный болью и в то же время нежностью. Он произнёс на древнеегипетском прямо мне на ухо: — Мой цветок. Я открыла глаза и встретила его измученное лицо. Мне хотелось сказать, что я не собиралась подслушивать да и всё равно не могла полностью понять, о чём они говорили, но он и так знал это, поэтому лишь молча накинул ткань мне на плечи и проводил в мою комнату. Когда он хотел уйти, я всё же задала ему вопрос, уже догадываясь о возможном варианте ответа: — Что происходит? Он стоит спиной ко мне, не решаясь повернуться и не зная, как следует ответить. Тогда я беру его руку в свою, чувствуя, как он будто ожил от этого простого жеста, но это продлилось недолго, и в следующую секунду он замер пуще прежнего, поэтому мне пришлось немного потянуть его на себя, лишь тогда он наконец повернулся ко мне. — Прошу, скажи, что случилось между тобой и будущей царицей? Он проходит вперёд, закрывая дверь, не отводя от меня взгляда. — Не беспокойся, я всё улажу. Этот краткий ответ дал мне понять, что всё отнюдь не хорошо. Я коснулась его лба, желая убрать остатки краски, что были на руках Анксунамун, измазавшей его. От этого жеста он содрогнулся, осознав, что я стираю следы той, кто была ему ненавистна. Он выглядел несчастным и таким уставшим, что я решила обнять его, чтобы до конца стереть нежеланные прикосновения к его телу. Сначала он был напряжён, но, сделав пару тяжких глубоких вдохов, расслабился и прижался ко мне, кладя руки на мои плечи, обвивая их и спускаясь на спину. В комнате царило умиротворение, в этот час оно было нам дороже. Мысли о возвращении домой таяли в его объятиях. Я потеряла счёт времени. Как долго мы так простояли? Отпускать его было сложно, но всё-таки необходимо. Когда мы оторвались друг от друга, он наконец кратко рассказал о том, что царица хочет, чтобы всё принадлежало ей, в том числе и он — и телом, и духом — на что я немного поморщилась. Зачем ей Имхотеп? Однако потом я вспомнила канон, по которому они были вместе, но после оказалось, что из них двоих любил только он, и мои мысли унеслись куда-то очень далеко. Но он вернул меня, произнеся слова, от которых мои цепи здравого смысла пали: — Я люблю лишь тебя, мои тело и душа принадлежат тебе, только ты делаешь меня счастливым, лишь возможность увидеть тебя делает меня живым. Его рука едва касалась моей щеки, проплывая над глазами и губами. Я ощутила лишь его тепло, и от этого томления всё внутри зажигалось, падая в пучину его глаз в желании прильнуть к его губам, что и произошло. Я сама подалась вперёд, и он покорно принял этот дар, наслаждаясь трепетом и волнением, бурлящими во мне, приносящими лишь желание получить всё, что он был готов подарить мне. Его поцелуи были сладки и неутомимы, и мне казалось, что пол ушёл из-под ног. Прикосновения его рук ещё больше разжигали желание. В это сладкое время нагрянула гроза: дверь распахнулась, и в комнату влетела Анксунамун, которая выдернула меня из рук Имхотепа. А дальше произошло то, от чего, казалось, нельзя было сбежать. Имхотеп и Анксунамун были врагами, она заставила его убить царя, а позже, когда обвинила его в этом, кричала на него, потом кричал уже он, произнося моё имя, поняв, что Анксунамун не намерена выполнить то, что пообещала. Сначала она лишь сказала, что меня и его похоронят в одном саркофаге, но после она всё же передумала, когда увидела, как он тянется ко мне и как я тянусь к нему. Тогда она, видимо, раздражённая подобной картиной, перерезала мне горло. В этот краткий миг я услышала крик Имхотепа: — Мой цветок, нет! Нет!!! Крик боли и отчаяния и плач — всё, что я уловила перед тем, как очнуться от болезненного и щемящего сердце сна. А проснулась я в отеле. Всё это оказалось сном, но он был таким реальным, я могу поклясться, что до сих пор чувствую боль в горле. Видимо, плиты пирамид по вечерам слишком холодные, а мы как раз на них и заснули, правда, я не помню, чтобы я сама смогла сюда доставить своё тело. Наверное, друзья помогли. Я отправилась в ванную, чтобы освежиться. Достав из кармана штанов телефон, я прочитала сообщение: «Хей, Джулия, ты там как? Твой парень просто красавчик, повезло. Где ты с ним познакомилась?» Я стояла в недоумении, ведь у меня не было парня, но это было не единственное, что вызвало во мне удивление: в номере не было моих вещей, и это совсем другой отель. Мой отель назывался «Авель», а этот — «Сопдет», на полотенце было вышито его название. Когда я выходила из ванной, меня встретил тот, кто, видимо, доставил меня сюда. Эти глаза и это лицо… Я прижалась спиной к дверному косяку, откуда только что вышла. И он, увидев мой испуг и то, как я не моргая смотрела на него, поспешил успокоить меня, медленно приближаясь, не торопясь объяснять, обнимая меня. Значит, всё это был не просто сон? Это была моя прошлая жизнь? Или я всё-таки каким-то образом попала в чужое тело? Отчасти оба эти утверждения верны. Когда Имхотеп возродился, он в первую очередь хотел найти меня, а также восстановиться. О том, кому пришлось умереть, чтобы он вернул свой облик, он умолчал. Куда важнее то, что теперь мы вместе. Конечно, мне нужно время, чтобы всё это понять и осознать то, что мы с ним не впервые сталкиваемся. Мы одна душа, разделённая временем и мирами, что всегда находят друг друга.