Поколение чудес и Акаши Сейджуро: кто победит в борьбе за Тецую

Когда Куроко на горизонте видит Аомине и Кисе, со всех ног несущихся к нему, у него только один выход: в сраное, блять, окно. Буквально. Куроко убегает из университета через окно, благо, он на первом этаже, и скрывается где-то между мусорным баком и деревом с пожухлыми листьями. В целом, ситуация паршивая. Не из-за мусорного бака, а из-за Рёты и Дайки, очевидно, снова ввязавшихся в спор друг с другом и втянувших в это остальных его друзей. Бог знает, на что они поспорили в этот раз и что собираются делать, но Куроко устал и Куроко эти лица в ближайшие семь миллионов лет не хочет видеть и находиться с ними на расстоянии ближе, чем десять тысяч световых лет. Но судьба к нему неблагосклонна, потому что сначала свела с этими придурками, а потом заставила от них бегать и страдать из-за их фанатизма быть первым и лучшим, а предпочтительнее, если это касается Тецуи., а сейчас он и вовсе в очередной раз сбегает от них. Куроко, оглядываясь и высматривая своих горе-друзей, пытаясь не попасться им на глаза и жалея, что его шулерская невидимость не работает, когда эти идиоты на взводе и нарочито ищут его. Когда он переступает порог корпуса с надеждой, что друзья-идиоты, может быть, свалили, не найдя его тут, на его плечо ложится чья-то тяжёлая рука, и кто-то говорит: — Тецу, — и этим кем-то оказывается Аомине. А рядом сияет Кисе. Пожалуйста, нет. — Что снова, Аомине-кун? — Тецуя тяжело вздыхает и смотрит прямо в глаза Дайки, надеясь увидеть там хоть каплю души, но. Обойдёшься, Куроко Тецуя. — Вкусы, — просто отвечает Аомине. Куроко выгибает бровь и говорит: — Что? — Твои вкусы. — И что с ними? — Ничего. Мы поспорили, что ты любишь больше всего, и решили приготовить — кто-то купить — цельную еду, бенто, фастфуд, просто набор продуктов, и сделать из этого целое блюдо. Основываясь на твоих вкусах решить, что с чем будет лучше сочетаться и что ты точно съешь до конца. Вот. «Я обглодаю каждую вашу кость, если вы не отстанете от меня» думает Тецуя. — Я не стану есть ничего из того, что приготовишь ты, — он тычет в Дайки, — и ты, — в этот раз указывает на Кисе. — Я не самоубийца, окей? — Тебя никто не спрашивает сейчас, Куроко-ччи, когда увидишь блюда — тогда и скажешь, — мотает головой Кисе и, подцепляя его под руку, тащит куда-то в сторону факультета искусств. Там рядом столовая, верно? И в скором времени будет место захоронения либо пятерых студентов, разозливших Тецую, либо Куроко, предавшегося пацифизму и принявшего вызов судьбы. Вокруг стола, где сидят остальные трое — жаль, что трое, Куроко до последнего надеялся на благоразумие Мидоримы и Акаши хотя бы, но это же они, люди, которые без раздумий лезут в каждый спор, касающийся его, Куроко, и черт бы побрал их соревновательный дух, смирился уже, но почему именно он-то? — толпится кучка студентов, с наслаждением оценивающих стол, полный разного ужаса, который ему, Тецуе, придётся съесть. Ну, это если он не соберёт всю волю в кулак и не размажет её им по лицам. Боже, как же он их ненавидит. — Вы привели его, — говорит Сейджуро и устраивает подбородок на ладони, хитро улыбаясь, в ответ только хмыкают. — Акаши-кун, я разочарован в тебе, и в тебе, Мидорима-кун, тоже. Вам стоило остановить этих, — Тецуя кивает на Аомине и Кисе — двоих, прежде чем подписывать мне смертный приговор. — Куроко, — Сейджуро в ответ смотрит так тепло, извиняясь, и продолжает, — прости? Ты же знаешь, это формальности. Тем не менее, чем быстрее начнём, да? — и кивает головой на блюда. Куроко сжимает руки в кулаки. И садится рядом с Акаши, обреченно оглядывая стол. — Ненавижу вас, ужас. — Это, — лениво потянул Ацуши, указывая пальцем на порционно на шестерых человек шоколадный торт, приправленный кучей m&ms конфеток на боку и кремом, по запаху, с ароматом ванили, наваленным круговой пирамидой, — моё, Куро-чин. То есть, я приготовил. Хочешь попробовать? У Куроко дёргается глаз, внутри раздаётся крик и его потряхивает. Он хочет что-то сказать, но его перебивают: — Мурасакибара, а чего это ты первым лезешь? Съест твоё и умрёт от передоза сладкого и наши даже не попробует! — возмущается Аомине. — Если он съест то, что ты приготовил, он просто умрёт, идиот! Но верно, Мурасакибара, моё, например, после сладкого есть не рекомендуется вообще, — соглашается Мидорима и слегка притягивает к себе тарелку Окономияки, — жирное со сладким — ад желудку. — Мура–ччи, сладкое вообще нужно есть последним! — говорит Кисе и поворачивается к Куроко. — Что ты выбираешь, Куроко-ччи? Что первым? Тецуя смотрит на торт, Окономияки, какую-то отвратительную кучу мешанины из риса, лапши, курицы, бекона и нескольких овощей, погребенную под слой яиц, очевидно приготовленное Дайки, смотрит на онигири неизвестно с чем, обсыпанный оякдоном, и на обычный карри с запиской «плюс десерт» и тяжело вздыхает. — Что из этого готовил Акаши-кун? — Что? — спрашивают все разом. — Акаши-кун, что из этого твоё? И Аомине взрывается. — Снова, Тецу?! Ты опять выбираешь Акаши? Почему только его? Почему только он? — Куроко-ччи, это нечестно, вообще-то! Когда ты будешь действовать справедливо? — Всё справедливо, я посмотрел на внешний вид того, что вы принесли и, извините, я не собираюсь ничего из этого есть. А Акаши-кун хотя бы готовить умеет, или, если всё же не умеет, быстрее вас сможет меня довезти до больницы, так немного безопаснее. — Значит, Куро-чин, я могу съесть это сам? — радуется Ацуши, и тянет свои руки к торту. — Карри, Куроко. Карри — приготовил я, — улыбается Сейджуро и ставит перед Тецуей тарелку. У Дайки из ушей пар, Шинтаро пожимает на это плечами, потому что Это было очевидно, я изначально не хотел участвовать в этом, но гороскоп посоветовал заняться готовкой, вот так-то. А Кисе только расстроенно пялит на объект их споров. — Что ж, из всего этого Карри, в целом, я люблю больше всего, но что насчёт десерта? И почему Карри, Акаши-кун? — спрашивает Тецуя. — Вспомнил, что однажды я готовил его тебе и ты, кажется, остался доволен. Ну, и у друга твоего спросил, что ты съедал в школе всегда, — Сейджуро упирается локтем о стол, укладывает голову на ладонь, внимательно следя за тем, как ест Тецуя. — О, когда это Ака-чин Куро-чину готовил Карри? — Когда Куроко просидел до ночи в университете, готовя какую-то презентацию, забыл в корпусе пропуск в общежитие, а корпус закрылся, поэтому попросился переночевать у меня. Пришёл ужасно голодный, так что, да, тогда это было? — Тецу, ты с Акаши ночевал? Слушай, Акаши, если ты что-то ему сделал тогда, я тебя- — начинает Дайки, но Куроко кидает в него ручку и смотрит леденящим душу взглядом. — Заткнись, Аомине-кун, Акаши-кун ничего плохого со мной не делал, — говорит Тецуя, поворачивается к Сейджуро, смотря заговорщически, и начинает одновременно с Аомине: — Так что насчёт десерта, Акаши-кун, где он? — Что ты имеешь ввиду, говоря «ничего плохого он не делал», а, Тецу? Сейджуро смотрит с блеском в глазах, хитро улыбается и, подсев ближе к Тецуе, кратко целует в уголок губ, вновь расплываясь в улыбке. Куроко слышит, как глубоко вдыхает Кисе, Шинтаро выдавливает непонятный звук, Мурасакибара роняет вилку на стол и громко, насколько это позволительно для подобного содержания, Дайки выругивает «Чего, блять?», но реагировать не торопится, продолжая внимательно смотреть Акаши в глаза. — Акаши-кун готовит лучше всех. И, знаешь, Акаши-кун, готовь почаще. Десерт особенно, он тоже очень вкусный, но мне было мало — наконец говорит Тецуя, и, оглянув друзей, продолжает, — Почему вы продолжаете спорить на мой счёт? Никто, кроме Акаши-куна, ни разу не выигрывал, и не выиграет, если выбор будет за мной. — Не беспокойся, Тецуя, они никогда не прекратят, можешь не тратить время, — Сейджуро встаёт вслед за ним, и, наклонившись к уху, шепчет, — а добавку десерта получишь после занятий. Они оба выходят, и Дайки бросает им вслед: – Чертов Акаши!