Погибель неправильного

Сосудам неведом вкус. Запах. Тепло. Сосуды не для этого предназначены — то удел живых. Это живым, с настоящими глазами и телами из хитина, плоти и крови позволено вкушать блестящую, дурманящую сладость. Это им, не ведающим холода Бездны, ни к чему думать о предназначении — неотвратимом и конечном. Для него ты был рождён, для него тебя вышвырнули, когда ты оказался неподходящим. Жукам Халлоунеста никогда не приходилось быть неподходящими. Они оперируют совсем, совсем другими категориями, которые тебе недоступны. Которые не должны быть доступны. Которые ты не должен осознавать. Ты не должен был завидовать им, не должен был презирать своë пустотное нутро, в котором по страшной случайности оказалась искра разума. В ней же ты и сгорел. Это она заставила тебя осознать свою никчëмность как сосуда, и как жука, это она привела тебя к дверям твоего дома, это она заставила тебя биться об них снова и снова, не взирая на страшные высеченные слова рядом. Это она стала причиной твоей трещины, когда ты, пытаясь скорее вернуться домой, упал о твëрдую землю. Ты должен был исчезнуть. Это маска сдерживает твою суть. Она не приближала тебя к живым, этот мир всё ещё оставался недоступен для тебя. А раз так — то тебе, несовершенному, она не нужна. Ты принял свою несовершенность, ты позволил себе это осознать. Ты — ошибка. Тебе нет места среди них. И даже дома тебе не рады. Сосуды не должны чувствовать. Не должны ощущать и осязать, не должны смотреть под ноги, не должны слышать ничего, кроме голоса Отца и опускаться на колени без его приказа. Но ты опускаешься, и слышишь, слышишь, слышишь всем исчезающим (наконец-то) существом, как трещит твоя оболочка, а нутро — трепещит в непозволительно живом томлении. И ты наконец падаешь. И не поднимаешься. Твоя пустота впитывается в землю и идёт глубже, глубже — домой, домой, домой, но- Тебя она с собой не забирает. Ты уже не пустой. И никогда не был. Но об этом ты ещё не знаешь. Ты узнаешь об этом, когда в темноте смерти задребезжит свет. Ты не захочешь, не захочешь, совсем, как тебе и полагается — видеть этот свет, но уже не отвернуться, не убежать. Свет потянется к тебе в виде щупалец, в виде взгляда тëплых, тëплых глаз, в виде ласковых-ласковых слов, которых ты не можешь не слышать. Которых не хочешь слышать — они не для тебя, они не для тебя, они не… Твоё нутро так и не откликнется на эти слова. Но свету будет всë равно, и даже в миг конца он не оставить тебя. И лишь последний бой оставит тебе сон, после которого ты уже не проснëшься. Тебя оставят и свет, и пустота. А потом в небытие канет и сам свет. И ты сможешь разделить с простыми жуками настоящую смерть.