ID работы: 9817736

окутанный ангелом

Слэш
R
В процессе
2
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
планируется Миди, написано 13 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
2 Нравится 2 Отзывы 2 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
"Он ангел", — вот что думают все, когда видят Чимина впервые. Потому что так и есть. При разговоре он окутывает тебя своей светлой аурой. Аккуратно смотрит из-под опущенных век с нежной улыбкой и заставляет чувствовать себя особенным. Ты просто не можешь не трепетать рядом с ним. Он всегда смеётся со всех несмешных шуток своих близких людей и с ним до жути комфортно. Он на самом деле окутывает. Он окутывает всего тебя полностью. Сначала начинает постепенно, по мере сближения, но потом уже постоянно. Руками обвивает плечи, спину, потом ты и опомниться не успеваешь, как он уже успевает окутать твои мысли и сердце. Вот и Юнги опомниться не успел, как все его мысли уже были полностью заполнены Чимином. На самом деле, Юнги ведь никогда не чувствовал себя особенным. Родители его, естественно, любили, но в меру, не перебарщивали и не окружали заботой со всех сторон. Просто давали всё, что необходимо. В школе он тоже был не особо популярным, обычным парнем в обычной школе в Тэгу. Единственное, что отличало его от серой массы — это страсть к музыке. Он страстно любил творить музыку. Да и сейчас любит. Может любовь всегда так начинается? Когда объект любви заставляет чувствовать тебя самым лучшим и самым исключительным? Ведь Чимин появился в жизни Юнги, как и музыка когда-то. Каждый момент, проведённый вместе, ощущался как сладкая водичка. Вроде со стороны и обычная вода, но настолько лучше, если попробовать её. И удивительно, когда Чимин появился в жизни Юнги: когда это нужно было ему больше всего. Когда Юнги не был уверен ни в чём: ни в своём таланте, ни в успехе того, чему посвятил всего себя, ни в будущем. Во времена предебюта. Юнги помнит светящиеся юные глаза Чимина, которые в 2012 году были густо подведены иссиня-чёрной подводкой для образа плохого парня. И с такими же иссиня-чёрными взъерошенными волосами для того же образа. Но даже такого Чимина, с развитой мускулатурой и чересчур идеальным прессом, Юнги всё равно сравнил с ангелом. Потому что улыбка, аура и забота. И уже с тех пор он окутывал людей. И Юнги тоже. — Юнги-хён! Это было так классно, ты звучишь так, как я никогда не слышал, — мальчишка с невиданно яркой улыбкой приближался к нему. Яркая вспышка. Никогда на него так не смотрели. Всё произошло так быстро, что Юнги и понять ничего не успел. Глаза Чимина сияли и воодушевлённо искрились. Потом он ещё много всего говорил о том, какой Юнги талантливый и невероятный. Какой особенный и какую особенную музыку делает. В тот день что-то в душе Юнги дало трещину. То, что с каждым днём, проводимым рядом с Чимином, неумолимо начинало рваться. И цвести. В душе Юнги наконец взошло солнце и расцвели сады с лилиями, разлетелись бабочки и майские жуки. Неумолимо начал таять снег. Всё это вырывалось из души и представало перед окружающими в виде частых улыбок и светящихся глаз. Никогда он такого не чувствовал. Конечно же всё дело было не только в Чимине. Популярность, ощущение нужности людям, несметное количество нолей в банковском счёте, обеспеченная жизнь, рекорды в сфере музыки, которой он готов был посвятить всего себя. Но вот, с того дня, как они познакомились, прошло около четырёх лет. Юнги и Чимин теперь состояли в одной группе, в которой дебютировали три года назад. И Юнги здорово с тех пор изменился. Если бы школьные друзья увидели его сейчас, то не узнали бы в девяноста процентах из ста. И дело не только в чертах лица и стоимости одежды. Юнги теперь много улыбается и ценит себя. И угадайте, кто продолжает называть Юнги классным даже спустя четыре года.

* * *

— Хён, я тоже хочу проводить время с Чимином, не злись на меня из-за этого. Юнги вздрогнул, потом тихо вздохнул. Потратил на то, чтобы открыть дверь тренировочного зала пять лишних секунд из-за дрожи в пальцах. Нет, Юнги не считал. Не поворачивая головы, он направился к столу положить свои вещи, чтобы немедленно приступить к тренировке. Но тут Юнги выглянул в окно и понял, что сейчас ему хочется только подышать. — Прекращай, Чонгук. Хоть бы менял свои глупые вопросы ради разнообразия, это уже даже не смешно, — он цокнул, — И не закрывай, пускай будет сквозняк, — Юнги указал на дверь, посмотрев на Чонгука, который только что хлопнул ею. Больше, чем выключить кнопку "глупые вопросы хёну" у Чонгука, Юнги сейчас хотел лишь впустить воздух в эту комнатку. Поэтому он, положив вещи, пошёл к окну, чтобы открыть и наконец насладиться солнцем. Позже он об этом обязательно пожалеет, но сейчас они все настолько заняты, что даже цветущая весна проходила мимо них. За окном была солнечная погода, а тёплый ветер заставлял персиковые лепестки взмывать в воздух. В такую погоду хочется гулять днями напролёт, а не потеть в семь ручьёв в душном помещении. Но что поделать, если с каждым годом работы становится только всё больше? Остаётся лишь стараться и пытаться наслаждаться своим любимым делом. А, ну да, ещё успевать дышать. Кто же знал, что кроме создания песен ему нужно будет ещё читать рэп, танцевать, петь, выступать перед людьми и ещё кучу всего? Например, нести огромную ответственность, что давит на плечи с каждым годом всё больше и больше. Юнги распахнул окно настежь и глубоко вдохнул. Выдохнул. Позволил себе на секунду закрыть глаза, пользуясь опозданием мемберов и уносясь мыслями дальше этой тренировочной комнаты. Скоро придут мемберы. Мысль "надо закрыть окно" молнией пролетела у него в голове. Потому что когда через минут двадцать они смогут-таки наконец всей группой собраться и начать практику, то станет слегка холодно для того, чтобы потеть и оставаться здоровым. Боже, чем он думал, когда говорил, что нужен сквозняк? Вот Чимину, который и так болел на той неделе, он совсем не нужен. Юнги поспешно закрыл окно. "Что за идиот", попеременно с этим начиная ругать себя. — Я не шучу, хён! Ты же из-за этого грубишь мне? — сказал Чонгук. Он явно не собирался закрывать тему. Вид у него и правда был серьёзнее некуда. Юнги закатил глаза. — Что за херь ты несёшь, — Юнги широкими шагами добрался до телефона. Надо было всё-таки включить песню, помогло бы отвлечь Чонгука. — Ты явно не хочешь меня слушать! Но просто- — Да, Чонгук, я не хочу слушать очередной пиздец от тебя, так что заканчивай. И быстрее. Как же Юнги бесит этот разговор. Вот сейчас он подключит колонки и включит песню и всё будет окей. Чонгук прекратит донимать, потому что этот разговор явно ни к чему хорошему не приведёт. Напористость Чонгука играла на руку только тогда, когда они выпускали альбом, в остальных случаях она бесила. И тут Чонгук внезапно подходит к нему. — Да убери ты его! — и силой выхватывает телефон из рук старшего. — Что за хуйня! — вот такого Юнги точно не ожидал. Уровень бешенства резко повышается до желания двинуть по чему-либо кулаком. Например, по этому наглому лицу перед его глазами. — Я понимаю, что ты ревнуешь Чимина и всё такое, но- Дыхание прихватило. Юнги распахнул глаза и кинулся к младшему. — Ты совсем ахуел или да? Ты меня вообще слушаешь? Подохнуть захотел, мелкий? — кричал он ему в лицо, приставив к стене, держа за воротник футболки. Чонгук внезапно разозлился и схватил руки Юнги, которыми тот держал его. — А ты меня слушаешь? Юнги долго смотрит на Чонгука из-под тяжёлых век, прикидывая в уме возможное развитие событий, но потом всё же решает отпустить его. Дальше будет только хуже. Надо держать себя в руках. Надо стараться изо всех сил. Тот отходит на пару шагов. Как же он бесит. Почему нельзя просто оставить Юнги и эти тупые вопросы. Юнги закрывает лицо ладонями, пару раз глубоко вдыхает и выдыхает, пытается восстановить вместе с дыханием и своё терпение. Как же сложно. — Да где же эти ссаные... — Юнги-хён! — раздался до его ушей радостный голос. Вдруг становится легче дышать. Мышцы лица возвращаются на свои места и нахмуренное лицо неосознанно светлеет. Эти изменения в себе Юнги даже не замечает: они происходят как-то сами по себе. Мемберы заполняют комнату, становится шумно. Юнги с Чонгуком решают притвориться, что ничего вовсе не произошло минутой ранее. — Кто это наконец соизволил придти, а? — приветствует Чонгук входящих мемберов, хлопая по спине и слегка толкая. Намджун хлопает в ответ и смеётся, зная, что нет им пощады. — Да это Чимин опять, ты же знаешь его. — Да уж, хотел бы я удивиться, — Чонгук снял свою толстовку через голову и, подбежав, хлопнул Чимина по голове, — Рыжая голова не может не простоять у зеркала лишние полчаса! — и, смеясь, убежал за спину Сокджин-хён. — Ты по заднице хочешь получить, молокосос? — рыжая голова нахмурила брови и тут же побежала за молокососом дать тому сдачи. Только оранжевые волосы и были видны в этом беспорядке мемберов, что ходили туда‐сюда, готовясь к тренировке. Наверно из-за того, что дверь была открыта, они с Чонгуком не услышали привычное резкое влезание всех мемберов в одну дверь одновременно. Ну, и то, что они с Чонгуком были немного заняты объеданием глоток друг друга, сыграло свою роль. Теперь же Чонгук, ранее рычавший в лицо Юнги, стоял у стола с вещами и вешался на Сокджина, доставая его на счёт новых ярко-оранжевых ботинок, от которых сам хён был в полном восторге. И даже надоедливый макнэ у ног не мог убавить его радости от покупки. Сокджин просто пнул этим самым ботинком задницу младшего и, звонко смеясь, быстро убежал. Как будто ровесник, ей-богу. И тут Юнги огляделся и оказалось, что вдруг стало шумно и тепло, а то напряжение, которое стояло тут ровно пять минут назад в этой же самой комнате, испарилось. Мемберы просто незаметно заполнили комнату практики своими громкими разговорами, смехом и хаотичными действиями. Всё же Юнги очень ценит всех ребят и то, как они гармонично друг с другом уживаются... А теперь они... перекидывались ботинком Сокджина? Точнее, Чонгук с Тэхёном. Возможно, у Чонгука всё же какая-то детская травма на оранжевый цвет. Вот насчёт оранжевых ботинок Джина Юнги не уверен, но вот оранжевые волосы Чимина это что-то невероятное. Юнги искренне думает, что этот огненный оттенок очень к Чимину. А в следующем выступлении, к которому они сейчас и готовятся, Чимин и вовсе засияет в глазах арми. Хотя вообще Чимин всегда сияет. Да и прямо сейчас он сияет. Весенний свет из окон падает на его рыжий цвет волос и делает его то ли золотистым, то ли красным, непонятно. Они ничем не уложены и это очаровывает, а на лице ни грамма сценического макияжа. Он такой уютный и родной. Резко захотелось посвятить ему песню. Персиковая весна за окном очень подходила Чимину. Юнги настолько привык жить со своими внезапными желаниями, когда долго смотрит на Чимина, что теперь иногда даже не успевает поймать себя за этим делом. Лицо младшего озаряет улыбка и глаза сияют, а его смех громче любого звука в этой комнате. По крайней мере, для Юнги точно. И тут Чимин оглядывается, ловит его взгляд и, улыбаясь ещё шире, быстро подбегает к нему. По-детски хмурится, подходя сзади и кладя свой подбородок ему на плечо. — Хён! А это неправда, говорю тебе, это Тэ проспал, — тёплые руки касаются талии. Головой указывает на Тэхёна, который теперь беззвучно смеётся, — Только и можешь, что подставлять меня, Джун-хён! — теперь он и вовсе обнимает Юнги со спины, а его дыхание касается кончиков покрасневших ушей старшего. Окутывает. — Так, всё! Все оглядываются на голос Хосока и затихают. Тот уже стоит с телефоном в руках около зеркала, собираясь включить песню. Все понимают, что всё, оттягивать бесполезно, и спешат встать в позиции. Хоби неуклонен и слегка беспощаден в плане хореографии. Если во всём остальном повелевает, в большинстве своём, Намджун, то в танцевальной комнате безусловно Чон Хосок. Ну, пока Сондык находится в отпуске. В этот раз отпуск у того кратковременный и нежданный, ведь Сондык, будучи и хореографом, и близким другом, ни за что не оставил бы ребят одних в такое напряжённое время. Но пока его роль занимает неумолимый Чон Хосок и потому они приступают немедленно. Руки Чимина исчезают, оставляя на футболке Юнги после себя мягкий свет, наверняка упавший с его пальцев. И странное ощущение где-то глубоко внутри грудной клетки. Юнги выдыхает и встаёт на своё место за спиной Чонгука. Тот внезапно поворачивается к нему с ехидной улыбкой. — Ты покраснел, хён. Юнги бы создал машину времени только ради того, чтобы всё-таки прибить глупого макнэ полчаса назад.

* * *

/Два месяца спустя/

— Я в сотый раз тебе говорю, что не собираюсь отвечать на твои пиздец бесячие и тупые вопросы, Чонгук! Отъебись. Чонгук знает, что это предвещает. И поэтому пальцы на его ногах дрожат, но он всё же выталкивает из себя слова. — Я знаю это. — Что за... — Юнги морщится и еле сдерживает себя. Как же сильно хочется заткнуть его. "Остановись...", шепчет про себя Юнги. Но глаза Чонгука горят и он понимает, что это бесполезно. — Мы все это знаем, хён. Ты ведь влюблён в Чимина, да? Это все и так знают, один ты трусливо прячешься, как и всег- Это стало последней каплей для Юнги. Он всего за пару шагов подбегает к Чонгуку и, замахнувшись, ударяет прямо по челюсти. Младший, ожидавший этого, но всё равно обескураженный, теряет равновесие и падает на пол рядом с диваном. Настоящий кулак в лицо от хёна? — Как же ты меня заебал! — ярость в Юнги лишь всё больше разгорается и он, сев сверху, начинает бить по Чонгуку, который не пытается вырваться. Но Юнги этого не замечает, в этот момент он ненавидит глупого макнэ больше всех в мире. "...трусливо прячешься". "...влюблён в Чимина...". "Хён, не смотри так пристально, мне неловко...", "Это невозможно, Чимин, ты красивый...", "Хён!". Слёзы по щекам. Затуманенная голова. "Ты ревнуешь Чимина...". "Чонгук такой забавный! Он сегодня покатал меня на аттракционах и накормил ужином в том ресторане...". "Не, мы уже сходили на этот фильм с Хонджуни-хёном. Может, позовёшь Джин-хёна?". "Мам, он мне просто друг, ты не так поняла!" "Юнги, мальчик мой, не будь неправильным". Как же бесит. Беситбеситбесит. — Юнги-хён! Что ты дела- Внезапно где-то на задворках сознания слышится родной голос. Ужаснувшийся возглас и крики. После этого откуда-то появляются знакомые лица. Заполняют комнату. У него кружится голова. Они быстро оттаскивают Юнги и руки Намджуна крепко берут его собственные, закладывая за спиной. Но это и не нужно, сил у Юнги больше не осталось. Он видит, как остальные бегают вокруг Чонгука, который безвольно лежит с опухшим лицом на полу. У него течёт кровь из носа. У всех ужас в глазах. Но Юнги оглядывается назад, туда, где застыл Чимин. Он стоит со льдом из холодильника около двери и не двигается. Резко подходит Сокджин и выхватывает пакет из рук Чимина, тот будто бы находится где-то не здесь. У него дрожат мокрые из-за растаявшего льда руки, а лицо ничего не выражает. — Чимини... — еле выходит у Юнги. Чимин переводит взгляд с потерявшего сознание Чонгука на Юнги, у которого на щеках ещё не засохли слёзы и дрожащий голос, который невозможно узнать. Юнги заглядывает в его глаза и находит там лишь страх. Всё тело пронзает резкая боль, идущая откуда-то из глубины сердца. Большие ореховые глаза и слеза, текущая по побледневшей щеке. Это последнее, что Юнги видит перед тем, как падает в черноту.

* * *

— А я говорил ему перестать донимать его, остановиться наконец, я знал, хён... Не знаю, чего он так упёрся... — С Юнги в последнее время было что-то странное, попробуй его понять. — Как его можно понять? Ког- Взволнованные голоса резко затихают, когда Юнги всё же решается войти в комнату, не постучавшись. Хосок и Сокджин обеспокоенно смотрят на него. У обоих уставший взгляд. — Юнги? — взгляд Хосока отдаёт холодом, но даже он волнуется. Хоть он и, как Юнги невольно подслушал ранее, не простил его за Чонгука. Юнги бы сам себя тоже не простил. — Тебе уже лучше? — Джин взглядом оглядывает всего Юнги целиком, будто следы от его обморока будут видны на теле. — Да, хён, всё хорошо. Они оба пристально смотрят на Юнги, будто под этими взглядами он сейчас признается в своём настоящем состоянии. Но он должен был прийти сюда как можно скорее и попытаться... исправить? Юнги так сильно хочет поскорее закончить всё это. — Я войду? Никто ничего не говорит. Джин просто молчит, а Хосок вздыхает и уходит. Юнги принимает это за разрешение. И так больно щемит от этого где-то в левой стороне грудной клетки. Ему приходится теперь просить разрешения, чтобы войти сюда... он всё правда испортил. Но он глубоко вздыхает и открывает дверь в комнату Чонгука. Тот лежит там уже второй день после приезда из больницы. Нет, его не клали туда, просто пришлось поехать, чтобы нормально обработать раны и сделать так, чтобы нос зажил правильно. Он же айдол, половина его успеха — лицо. Но в такой долгой госпитализации скорее виновато ранее подорванное здоровье. Чонгуку уже давно следовало хорошо выспаться и полечиться. Да и Юнги, который не просыпался сутки после потери сознания, тоже следовало. Юнги стоит около входной двери, неловко переминаясь с ноги на ногу. Конечно, он чувствует себя неловко. Больше этого он чувствует себя только виноватым. Кошмарно виноватым. Видимо именно он только что разбудил младшего своим появлением и поэтому его голова так медленно поворачивается в сторону двери. Ну, или Юнги это только кажется. — А, Юнги-хён. — П-привет? — голос Юнги ужасно сорвался и всё стало в кучу раз хуже. Стало бы, если это был не Чонгук. — Яйца наконец отрастил? Хотя по голосу и не подумаешь. "Вот молокосос". Но на душе стало легче. Хоть кто-то не изменил своего отношения к нему после того дня. — Чонгук, я не этого хотел, мне очень-очень жаль... — Тихо-тихо, Юнги-хён. Конечно, я это знаю... Ты всего лишь хотел убить меня. Непонятное выражение на лице младшего. Секунда, две, три. Они разражаются смехом. Как же Юнги не хватало его глупости. Тяжесть вины слегка спадает. Чонгук ему улыбается искренне и этого хватает. Он понимает Юнги. — Я тоже виноват, хён. Возможно, машина времени и не понадобится.

* * *

Нет, всё-таки Юнги надо построить машину времени. — Чимини... — Юнги сидит у его двери уже больше получаса. Тот уже третий день подряд избегает его и, видимо, этот раз не исключение. Юнги бы уйти отсюда и наплевать на всё. Смириться с игнорированием со стороны Чимина. Принять то, что тот настолько ненавидит и боится его или испытывает такое отвращение к нему, что даже видеть не хочет. И Юнги не знает, что хуже. Может только если всё вместе. Ему стоит принять то, что теперь у них не будет таких взаимоотношений, как раньше. Чимин больше не будет приносить Юнги его кофе без молока с тремя кубиками сахара в студию, тихо стучась и мягко улыбаясь. Потом сидеть на диване около него и болтать без остановки. Не будет больше обнимать со спины и мягко смеяться. Не будет пинать под столом за ужином, прося передать "suga...r" с глупой улыбкой, которая заставляет Юнги так же глупо смеяться. Но это просто не в его силах. Как бы больно Юнги ни было, он не может. Если есть хотя бы маленький шанс на то, что Чимин простит его, Юнги будет стараться. Ему было так сложно эти два дня, которые он прожил с молчанием Чимина, что теперь он хотя бы постарается сделать так, чтобы Чимин выслушал его извинения и то нелепое объяснение, которое скорее всего всё равно ничего не поменяет. Но Юнги попытается. Он не сможет совсем без Чимина. . . . Он просыпается от того, что кто-то осторожно трясёт его за плечо. Юнги пытается сориентироваться в темноте и сфокусировать свой взгляд на лице перед собой. — Юнги-хён, иди к себе в комнату. Тебе надо выспаться. Он узнает тихий голос Тэхёна, который сидит рядом с Юнги на полу. Его шёпот мягко и устало просит. Молча делает попытку поднять хёна, но тот сопротивляется и они вдвоём резко садятся на пол. Больно ударяется задницей, но кроме этого у Юнги оказывается затекли ещё и все конечности видимо. Двигает шеей. Раздаётся хруст. Но всё же за последние дни это не самая худшая ночь для него. — Нет, Тэ... — Нет, хён, пожалуйста. Ты же знаешь, — Тэхён знал, что Юнги не сразу согласится и поэтому вздыхает и мягко продолжает, — Ты никому лучше не сделаешь вот этим всем. Чимини... ему нужно побыть с собой, а тебе надо как и Чонгуку хорошо выспаться. Ты не мог так быстро прийти в себя после... всего. Юнги молчит и пытается спокойно выдохнуть. Вдохнуть. Закрывает глаза. И, как бы больно ни было, он всё же принимает помощь Тэхёна и встаёт. — Хорошо, прежде всего это нужно Чимину. — Да, хён. Спасибо тебе. И! — Юнги поворачивается и смотрит на него. У Тэхёна вырывается: — Он волновался за тебя. Юнги вздыхает и уходит к себе в студию.

* * *

— Вот последнее было лишним, Тэ, — Чимин лежит у себя в кровати, укутавшись в одеяло, и смотрит на друга, который ходит кругами по комнате. — Ну прости меня! Я не сдержался. Юнги-хён выглядел слишком... уж слишком, для моего сердца, — он активно жестикулирует, — Хотя это явно не помогло. Он, кажется, даже не поверил. — Я слышал... Тэхён смотрит на поникшего Чимина и ему так жаль своих друзей. Так сильно жаль, что он ничего не может поделать с этой отвратительной ситуацией. — Но он должен был узнать о том, как ты сидел около его кровати все двадцать часов из двадцати четырёх, что он пробыл в отключке, Чимини. Я был обязан сказать ему, что тебе не всё равно на него! — Он всё равно не поверил, Тэ... Не надо было ему говорить. — А вообще, не смей сердиться на меня, будучи заставившим припереться сюда, вставая с уютной и тёплой кровати ночью. Знаешь, как это сложно? Твоё сообщение заставило меня грустить. Но всё же не сильнее, чем вид Юнги-хёна, одиноко уснувшего у твоей двери... Тэхён, слишком увлёкшийся рассуждениями своих мыслей вслух, не сразу замечает слёзы на щеках у Чимина, которого мелко трясёт. Он ахает и, спохватившись, садится рядышком у его кровати. Начинает быстро убирать слёзы с мягких щёк и крепко обнимать, тихо шепча, что всё наладится. Так Тэхён и сидит, пока слёзы у Чимина не заканчиваются и он не засыпает. Заметив то, что друг мирно сопит, Тэхён вздыхает, укрывает его одеялом и, закрыв глаза, смахивает пару своих слёз. Он предлагает запретить то, что детским травмам дозволено преследовать людей всю жизнь, мешая реальности, в которой тех людей из прошлого больше не осталось. Тэхён до самого утра сидит рядом с Чимином, благодаря чему кошмары того были быстро прерваны крепкими объятиями и успокаивающими словами в сон. Выспавшийся вид друга стоил его синяков под глазами.

* * *

/Неделю спустя/

Стук в дверь. Дрожь в коленях. — Входите! — раздражённо доносится до Чимина. Он тихо закрывает за собой дверь. Юнги не поворачивается. Видимо, он очень занят. Настолько, что кажется ему даже плевать, кого впускать. Чимин невольно отмечает, что до этого Юнги был очень щепетилен в этом. Чимин не думал, что что-то поменяется всего за одну неделю, которую он провёл отдельно от Юнги. Чимин собирался к этому разговору морально всю неделю, а физически часа четыре. Всю неделю он собирал все мысли и все свои силы в кулак. Всю волю. И всю веру в хёна. Он сделал пару шагов и остановился. Положил чашку с кофе на полку. Он чувствовал себя здесь незваным и лишним, когда Юнги его не приветствовал. — Даже не повернёшься проверить, кого впускаешь, хён? Сгорбившаяся спина резко перестала стучать по клавиатуре. Выпрямилась. Сейчас он был так похож на затаившегося кота, услышавшего шум. И Чимин клянётся, что видит то, как уши Юнги насторожились, подобно кошачьим. Пару секунд комната была погружена в полное молчание. До слуха Чимина доносилось лишь его собственное бешено стучащее сердце. Хён не собирался поворачиваться. Он подошёл к дивану, стоящему рядом со столом с оборудованиями и компьютером, где сидел сам Юнги. — Я думал, что больше никогда не увижу тебя. — Что? Хён... — Чимин тихо смеётся. Думает, что тот шутит. Конечно шутит. Секунд десять ничего не слышно. Кажется, что даже сердце Чимина больше ничего не издаёт. Дыхание перехватывает. Его короткий смех тает в глухой тишине. — Прости, я не хотел... — тихие слова еле доносятся до слуха Чимина. Снова молчание. Чимин долго смотрит на плечи хёна и впервые не знает, что сказать, находясь в этой знакомой комнате. И не может поверить в это. Ведь именно здесь он говорил так много, что Юнги закрывал его рот своими ладонями и просил перестать нести всякую "хуйнюшность". Чимин до сих пор помнит тот смех хёна, потому что его в тот вечер было особенно много. И сейчас тот самый хён, что был с розовыми щеками от долгого смеха, сидит и выглядит совершенно разбитым. И тот самый Чимин не знает, что сказать. Когда молчание слишком затягивается и ноги Чимина перестают дрожать, он подходит к Юнги и, переборов себя и свой страх, дотрагивается до его плеча. — Хён, ничего страшного... — Нет, Чимин! — тот вдруг встаёт с кресла. Чимин вздрагивает и моментально отходит на пару метров. Их глаза встречаются. Глаза Чимина полны страха. Юнги приходит в себя и берётся за голову. — Господи, Чимин, прости, я не хотел... — злость испаряется. Юнги не знает, что делать, — Прости меня. Когда моментный страх уходит, Чимин понимает, как неправильно среагировал. Неправильнее просто некуда. И ругает себя так долго, как может в этот момент. — Нет, хён... боже, ты не виноват, не извиняйся. Ничего страшного, — он подходит и дотрагивается ладонью до руки Юнги. Очередь Юнги вздрагивать от неожиданности. Ладони Чимина тёплые и нежные. — Это я страшен, Чимин. Я знаю, что ужасен. Ты должен уйти, — и он мягко отталкивает его руку, отворачиваясь. А Чимину становится так страшно в этот момент. Что всё. Ничего не исправить. И виноват в этом Чимин и его неспособность отпустить своё ненавистное прошлое. Оно до сих пор преследует его. Как же Чимин ненавидит это в себе. И в порыве момента он хватает Юнги за руку и поворачивает к себе. Обнимает крепко-крепко, пытаясь засунуть в сердце. Боится реакции хёна, но точно знает: он попытается. — Не двигайся, Юнги. Пожалуйста, не отталкивай меня, хён, ты не виноват. Клянусь, ничего страшного... А у Юнги мир весь останавливается и становится так тепло и уютно. Глаза наполняются влагой и он хлюпающим носом утыкается Чимину в плечо. Родной. Надо оттолкнуть и тем самым уберечь его от того, что наверняка будет. Но Юнги удаётся лишь: — Прости меня пожалуйста за всё, Чимин. Я такое хуйло. Чимин тихо усмехается. И Юнги уже хорошо. Но за эти дни он уже почти окончательно оставил попытки спасти их взаимоотношения с Чимином. Юнги много думал об этом и всегда приходил лишь к одному выводу: он превратит реальность почти выздоровевшего Чимина в его очередное прошлое. Он снова вспоминает всё то, что причинил ему и становится ещё хуже. — Я думал, что уже потерял тебя, Чимини, — утыкается носом ему в плечо и в голове только громкое "монстр", обращённое к самому себе. Но. — Никогда, хён, — тихий шёпот и ничего больше. Только объятие, мягко окутывающее его. И все самоуничижительные мысли отходят на второй план. Чимин так не считает. Тёплые окутывающие руки и ещё чашка кофе на полке при входе. В которой наверняка не было молока, но было три кубика сахара. И, увидев её, Юнги понял, что всё будет хорошо. Рано или поздно. Ангелы всегда прощают слабых людей.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.