я знаю, как это больно

Когда-то, в старшей школе, милашка Шин Цукими влюбился. То, как он громко, четко говорил, то, как активно и все равно донельзя уместно жестикулировал. Даже те угрожающие, словно бы предупреждающие мальчишку не переступать границу взгляды заставляли гореть щеки и горло. Потому что Шин Цукими знал. Знал, что Соу даже не из его школы. Что никогда не ответит столь желанной взаимностью. Это молчание окрашивало невинно белые лилии в тягучий, горький красный. Шин Цукими не мог есть, поэтому даже не тратился на еду, копил. Копил ради тех долгих минут, в течение которых приходилось убеждать врачей, что он уверен, что не пожалеет. Он и правда не пожалел и, пожалуй, уже никогда не сможет. Он даже не почувствовал горечь при осознании, что ровная улыбка никогда не станет настоящей. Зато он научился думать. Почти сразу понял, что вся та адская смесь из крови и слез была зря. Когда его глаза округлялись от неумело наигранного испуга, когда губы кусались не сами собой, а нарочно, Соу переставал видеть в нем хоть что-то интересное. Новость, что Хиери умер, тоже не отозвалась внутри ничем, кроме привычного "Что бы почувствовал Шин Цукими?" Взять его шарф. Взять имя. Личность. Ничего из этого не казалось странным. Просто способом выжить. И когда та, у кого шансов больше, говорит с ним, смотрит на него, дергано отпрашиваясь в уборную, он узнает в фиалковых глазах те живые-живые синие, опухшие от слез, и без лишнего стеснения следует за ними. Соу Хиери не удивляется, когда видит Сару Чидоин, окруженную алым. Милые, едва ли запятнанные маргаритки, на которые он смотрит холодным серым. Без лжи и подвохов, как она всегда просила. Соу Хиери присаживается рядом, похлопывает по спине. Не реагирует ни на резкий кашель, ни на полный таких искренних, живых эмоций взгляд. Лишь мягко шепчет. "Я знаю, как это больно."