Это была взаимная симпатия с самой первой встречи? Взгляда? Первых слов? «Ты выглядишь так, словно ждешь кого-то». Скотт до сих пор вспоминает эти слова, смотря на бескрайний космос через окна своей каюты, пытаясь понять. Понять, влюбился ли он. Любовь не то же, что и влюбленность, и он знает это, но иногда, от накопившихся чувств внутри, так легко перепутать и ступить по скользкой дорожке.
Потеря Эллен была для всех ударом, а после близнецы пережили смерть отца. Кроме сестры у Скотта больше никого не осталось, того, кто бы был с ним так долго, через года и сон, что мог оказаться вечным.
Он – Первопроходец. Ему некогда было заводить отношения, любить и заниматься своими делами. Возможно, что именно он должен был стать надеждой всех ныне живущих. И он был, он был той самой надеждой, он свершал невозможное, но некому было его похвалить. Похвалить так, чтобы он чувствовал от этого удовлетворение, что он старался и рисковал своей жизнью не зря. Хотелось искренности.
У Райдера-младшего были друзья – экипаж «Бури». Прекрасные товарищи, которые успели за короткий промежуток времени (хотя что считать за «короткий») стать ему семьей, почти настоящей, где тебя могли поддержать и похвалить, сказать, что ты молодчина, и тогда ты чувствовал себя как в своей тарелке, знал, что это твое место.
Но со временем этого начинало становиться мало. Скотт хотел не только похвалы и поддержки, он хотел любви, настоящей, но молчал. Иногда его спрашивали, когда же он начнет заниматься своей личной жизнью, а иначе – как выразилась Пиби – «в скором времени он нас затрахает». И ведь только она на том моменте громко засмеялась, был слышен чей-то смешок (кажется, это был Гил), а остальные молча потупили взгляд в пол и казалось, что скоро начнут перешептываться. Джаал даже не понимал, что значило это слово, но уже после собрания, когда ему объяснили его значение, старался как-то извиниться перед Первопроходцем, пусть и не был виноват.
Ему, как мужчине, необходимо было сбрасывать напряжение, и это было понятно всем, все об этом знали. Ясно как божий день. И сам Скотт понимал это, но ему не хотелось просто «покувыркались-разбежались», он хотел кому-то дарить все то, что в нем копилось столько времени, все те чувства. Мелкие интрижки были не для него, и как бы постыдно это не звучало: ему проще было удовлетворить себя рукой и спокойно продолжить заниматься делами-по-спасению-целой-цивилизации, чем думать о том, с кем он и что, а не подхватил ли он чего и все ли будет в порядке, ведь это сам Первопроходец! Конечно, кто скажет, что спал с самим Скоттом Райдером, – не поверят, да и сам Скотт никогда не занимался ничем таким, но даже вместе с этим слухи ходили. Удивительно, насколько народу бывает скучно, что они начинают придумывать небылицы.
Самому признаться стыдно, но он действительно засматривался на своих друзей и думал, кто мог бы подойти на роль возлюбленного (или возлюбленной, этот вариант он рассматривал не так сильно). Один Гил чего стоил, когда неумело, грубо и безвкусно пытался подкатить к нему. Райдер тактично промолчал, в последствие отшутившись. Его слова близко к сердцу он и не думал принимать. И все же, как ни пытался, как ни хотел, не видел в этом человеке чего-то своего, что должно было стать их соломинкой, за которую, ухватившись, ты не спасешься, утонешь, но в мире чужого человека, отдаваясь полностью.
Джаал был добрым, открытым. Все ангара такие. Почти все. Есть и те, кто ненавидел чужаков, но спутник Райдера, пусть и думал так же о Скотте, смог довериться, а тот – ему. Это было приятно, чувствовать, что кто-то доверяет тебе очень сильно. И Скотту хотелось, чтобы у него был такой человек (в большинстве случаев он придерживался собственной расы), но именно любимый.
Общение с СЭМом было интересным. То, как даже самый умный ИИ не мог ответить на вопрос, что такое любовь, забавляло и одновременно расстраивало мужчину. «В связи со снятием ограничений, я напрямую связан с физиологией Первопроходца». Все, что чувствовал Райдер, что испытывал, как ему могло быть больно, все это СЭМ сканировал, анализировал и приходил к каким-то выводам. Но ведь эмоции, которые хотят вырваться наружу, та же самая физиология, то есть, в организме выделяется то, что заставляет нас радоваться, это что-то – серотонин. А что тогда чувства, если не те же эмоции? Привязанность – не эмоция, любовь – не эмоция. Радость, грусть, гнев – вот они, эмоции. Скотт хочет дарить кому-то свои чувства, а не эмоции. Эмоции он дарит тем, с кем общается каждый день, утром (в космосе бывает утро?), когда выходит из каюты и, зевая, идет в душ. Улыбка фальшивая, но хорошо отыгранная, не даст понять, что у тебя что-то идет не так.
У Скотта что-то идет не так.
Пиби забавная, с ней можно повеселиться, но рядом с ней Скотт чувствует себя несколько неуверенно, будто его к чему-то обязывают, как на него смотрят. Она была отчасти как Гил – чего-то глубокого хотела от Скотта, но он не хотел, он опять же не чувствовал того в ответ.
Райдеру все были близки, все заставляли его улыбаться, его душа радовалась, СЭМ это чувствовал, но не радовалось сердце. Не настоящее, а то, что хочет испытывать чувства, давать и получать взамен.
Как же Скотту – он же Первопроходец – стало не по себе, когда, прилетев на Кадару, он встретился с Рейесом и после услышал на приватном канале голос СЭМа, который сказал о том, как участилось его сердцебиение, а зрачки заметно расширились (хорошо, что там, где были они, невозможно было различить такие, казалось бы, незначительные детали).
– Ты выглядишь так, словно ждешь кого-то, – этот голос был чарующим, приятным, притягивающим, и Скотт на секунду отключился, забыл, где он, но воспитание и умение держать себя прямо позволило остаться незамеченным.
Скотт был беспристрастен, четок и прямолинеен в их первую встречу. Скрыв свои настоящие чувства, мужчина только больше заинтересовал собой. Неужто на нем не сработало природное очарование и обаяние контрабандиста? Интересно.
Они флиртовали друг с другом, но это было похоже скорее на то, кто первым окажется в клетке, которая моментально захлопнется. Райдер оказался в ней раньше Видаля, только правда в том, что она не спешила закрываться. Он, словно дикое животное, сидел и поедал брошенный в качестве приманки кусок мяса, а Рейес, до этого момента пытавшийся его поймать, теперь стоял напротив него и смотрел изучающим взглядом; любопытно было. Скотт был как кот: захочет – придет, не захочет – не придет. Только забавно то, что хотел он всегда, но умел держать себя в руках. А умел ли?
Кажется, до высадки на Кадару прошло столько времени, что чувства были поглощены и больше не мешали работе, теперь Райдеру просто не хотелось этого. Были догадки, будто СЭМ что-то блокирует у него в голове, но возможно ли блокировать любовь?
Первопроходец – почетное звание. Это тебе не яблоко с дерева сорвать или на перегонки быстрее добраться до обеденного стола, когда мама позвала. Первопроходец должен быть честным, справедливым, жестким, сострадательным, когда необходимо. Скотт миролюбив, но у скольких пришлось забрать жизнь, чтобы дать ее другим. Скотт не жесток, он просто понимает свою задачу. Он убивает врагов, тех, кто хочет сделать зло. Насилие порождает насилие, но, не истребляя его, станет только хуже. Им нужен был тот, кто поймет суть своего предназначение. Предназначение в том, чтобы отдать себя всего народу? Скотт этого не хочет. Скотт хочет любить, как все.
Он изящен, его улыбка прекрасна, он обманывает Рейеса не хуже него самого. Он заставляет его думать, что тот нравится ему. Это во истину так, но кто из них теперь и правда играет? Кто кого пытается обойти? Шена хочет его приручить, дать понять, что не желает ему зла, но, возможно, не понимает, что все, что делает Скотт – он же Первопроходец – на благо их всеобщего будущего. Скотт выберет то, что ему удобно, то, что он захочет и что посчитает правильным и верным для народа. Рейес хочет заставить его чувствовать, что он
правильный, верный, что
он нужен ему для народа.
Скотт не делает первый шаг, он не чувствует, что должен и обязан. Он не хочет привязываться, ему это больше не нравится, он понял, в чем смысл его существования – спасение цивилизации. Рейес же наоборот идет в наступление, он все еще тянет руку к этому дикому зверю, надеясь на снисходительность последнего. Он приглашает его на «свидание» на вечеринку к Слоан.
Их флирт слишком затянулся, Рейес не понимает Скотта, у него не получается. Он открыт и в то же время держится на расстоянии. Что он чувствует? А после того, как узнал про его «бывшую»? У Видаля получается? Его не укусят за руку, протяни он ее еще ближе? Он не в курсе, он пытается.
Рейес слишком много обещает, Райдер устал от этого, он хочет честности, правда хочет, но не говорит, лишь целует в качестве «отвлекающего маневра». Предлагает еще один поцелуй, чтобы «быть уверенными», но этого не происходит, очередной флирт, снова их небольшая игра, в конце которой Райдер лишь тихо смеется и улыбается, искренне. Но Рейес настолько запутался, что не понял этого. Того, что Скотт был счастлив.
Они сидят на крыше и пьют, им это нравится. Их пробивает на откровенные разговоры, Райдер говорит, что Рейес кто-то уже для него. Что это значит? У него получается? Он открылся ему? Он опять не понимает, думает, что это снова игра. Они целуются, но в этот раз медленно, спокойно, чувственно. Словно оба боятся, что, прекратись это, закончится игра. Никто этого не хочет, а потому они пытаются продлить такой короткий момент, но воздуха не хватает. Скотт отрывается первым – Видаль думает, что выиграл этот тур; ему мечтательно смотрят в глаза – нет, не выиграл. Этот взгляд голубых глаз не дает понять даже, что произошло, Рейес только слабо улыбается в ответ, завороженный этой красотой, этой, кажется, доверчивостью. Он давно не чувствовал такого – чтобы ему доверял кто-то.
Скотт никогда не был глупым, он понимал, что делает и зачем. Зачем он ест, зачем спит, зачем улыбается кому-то, чтобы показаться дружелюбным, зачем врет, чтобы сделать не слишком больно. Он улыбается и врет одновременно? Возможно. В его работе иначе бывает сложно наладить контакты, когда ты очевидно показываешь оскал. Догадывался ли Скотт с самого начала, что Рейес Видаль на самом деле и является Шарлатаном? А потому улыбался и врал? Возможно. Было бы слишком глупо предполагать, что Шена взялся из ниоткуда просто потому что. И догадки подтвердились; все окончательно встало на свои места, когда снова прозвучали эти слова:
– Ты выглядишь так, словно ждешь кого-то, – и тут появляется он, с довольной ухмылкой на лице.
В лице Райдер никак не меняется, его это не удивляет, он все понимает и знает. Тут становится понятно, кто у кого выиграл – Скотт у Рейеса. Так называемый Шарлатан чувствует даже какой-то укол боли и несправедливости, понимая, что его обошли. Но он также благодарен Райдеру за то, что он не спасает его противника, позволяя ей умереть. Рейес играет грязно, нечестно и знает об этом. Скотт тоже играет нечестно, только его отличает справедливость и искренность его поступков, его мораль, нравственность и чувства. Его отличают чувства, которые он умело скрывал. Чувство обиды, правда, Рейес не способен разглядеть в нем без помощи самого Первопроходца.
– Почему ты мне не доверял? – снова Шена чувствует этот укол, словно он предал того, кто ему и правда доверял. Скотт доверял, по-своему. Так же, как и Рейес был искренен по-своему.
Видаль секунду думает, что сказать, он вспоминает его глаза тогда, на крыше, на их «свидании» и отвечает честно:
– Мне нравилось, как ты на меня смотришь. Я боялся, что это изменится.
Скотт не знает, не понимает, как говорить и что. Они почему-то чувствуют сейчас искренность друг друга, честность. Он вновь смотрит на него теми самыми глазами, только теперь в них что-то еще. Чувства? Какие? Скотт влюблен. В его глазах любовь.
– Ничего не изменилось.
Эти слова стали спасительным кругом в том море лжи, через которое им пришлось пройти. Рейес резко и почти без предупреждения прижимает Райдера к стенке, тот только делает несколько шагов назад, готовый к чему-то такому (нет, он желал этого). Видаль говорит весьма правильные слова о том, что Первопроходец совсем не разбирается в мужчинах, но Райдер сам себе в голове отвечает: «Тогда я бы не выбрал тебя», а вслух лишь, чуть улыбаясь, соглашается. Снова их флирт, только более честный, который не заставляет думать, правда это или нет.
***
Рейес Видаль настоящий романтик (в каждом это есть), умеющий задать настрой. Скотт поддается его влиянию, заражаясь игривым настроением. В номере контрабандиста звучит медленная музыка, поставленная им же, он приглашает его на танец и вот они уже не спеша кружатся. Глаза в глаза, Рейес обещает, что не будет больше лжи, но Райдер все понимает и знает, что это – тоже ложь. «Хватит обещаний, не ври хотя бы себе», – вот что хочет сказать мужчина, но говорит только о том, что секреты есть у всех, даже у него, и без них невозможно. Видаль благодарен ему за это, за честность. Вновь поцелуй, приятный, долгий, романтичный. Скотт не хочет, чтобы это заканчивалось, но ему придется улететь дальше навстречу новым мирам. Рейес это понимает, а потому сам пытается растянуть эту близость настолько, насколько это возможно. Кажется, сам Первопроходец успевает возбудиться, но из-за брони этого почти и не видно. Их отвлекают. Пиби и Джаал стоят на входе в номер, и первая уже настойчиво так намекает, что им пора отправляться. Последующие несколько раз Скотт вспоминает об этом вечере и доводит себя до оргазма, прикусив запястье и тихо проскулив.
***
Вот она, победа! Они победили, они наконец-то смогут обосноваться на еще одной новой планете. Меридиан прекрасен. Так думает Скотт, пока не встречает Видаля. Теперь, когда все это закончилось, он хочет только обнять его. Правда просто обнять, крепко, и облегченно вздохнуть, потому что есть шанс передохнуть, хотя бы несколько часов. Эти часы забирает у него Рейес, предлагая сходить в кладовую. Крепкие ящики, никто не помешает…
Райдер соглашается, недвусмысленно улыбаясь и уходя за Видалем. Едва оказываясь в другой комнате, двери закрываются, а его прижимают к одному из ящиков и именно так, чтобы причинное место «настоящего романтика и джентльмена» упиралось в зад Скотта. Он чувствует его возбуждение и слышит шепот у самого уха:
– Тебе идет черный, красиво смотрится на твоей бледной коже, – и это заставляет незаметно вздрогнуть, чуть отклонить голову вбок, а затем повернуть ее и встретиться с голодным взглядом своего хищника.
На самом деле Скотт сам всегда был хищником, но с ним он готов быть добычей.
Чужие руки блуждают по телу, заползая под ту самую черную кофту и касаясь той самой бледной кожи. Судорожный вздох слышится вблизи чужого рта, который его и ловит, шумно вдыхая воздух сквозь сжатые зубы. Они смотрят друг на друга, пока Скотт не прикрывает глаза, хмуря брови и тихо простонав, когда рука в грубой перчатке коснулась одного из небольших сосков. Те почти сразу напряглись, становясь более твердыми, как и то, что было внизу, но из-за ящика, к которому его придавили, увидеть этого было нельзя. Эти прикосновения приятные, их хочется все больше, немного грубые, но в то же время уверенные и настойчивые. Скотт неосознанно тянется к этим любимым рукам.
Скотт Райдер никогда не спал с мужчинами, да и с женщинами не слишком часто, просто некогда, а став Первопроходцем – так тем более. Ему хотелось нежности, ему хотелось любви, ему хотелось чувств. Они так долго копились в нем, что сейчас, стоя вплотную к объекту своего воздыхания, он боится, что все это окажется очередным «влажным» сном и он проснется, с тяжелым дыханием, весь в поту и с хорошим таким стояком, от которого опять придется избавляться в душе или с помощью душа. Но ничего не пропадает, а ему все больше кажется, словно спиной он чувствует, как сильно бьется чужое сердце. Так близко, так горячо, так интимно. Он всегда хотел этого: полного доверия, тишины, где их никто не услышит, искренности. Слова могут быть лживыми, но тело никогда не врет, тело честно с самим собой и с другим телом. Тело Рейеса честно говорит, что ему нравится Скотт и то, чем они занимаются сейчас. Это возбуждает Райдера еще больше, немного лишая возможности адекватно мыслить.
– Рейес… – слетает с его губ тихо и звучит как мольба. Сам того не осознавая, зовет его, а Видаль только вопросительно поднимает брови, отрываясь от шеи, которую недавно покрывал легкими поцелуями и которую щекотал кончиком носа, вдыхая чужой такой сладкий запах. Скотт ничего не отвечает на его немой вопрос, только снова повторяет: – Рейес… Мне нравится твое имя, Рейес.
Это похоже на признание в любви? Это оно? Теперь выиграл Рейес? Рейес, чье имя так тихо выстанывает Скотт в порыве нахлынувших чувств?
Он смотрит на него в своих руках. Не на дикого зверя, а уже зверька, который покоряется его воле, буквально тая и в то же время обжигая этой бледной кожей, которая стало еще более розоватой от прилившей крови.
Его имя, его настоящее имя. Когда Скотт говорит его вслух, хочется улыбнуться и поцеловать в чуть мокрый висок, что он и делает, промолчав и давая согласие на повторное его произношение. Скотт понимает, что ему разрешили, а еще понимает, что после каждого такого раза его снова целуют, мягко, легко и ненавязчиво, и потому говорит это снова и снова получает поцелуй. Это нежность, в которой он так долго нуждался и хочет еще. Словно мантру, произносит из раза в раз, тихо и с любовью.
Кофту Скотта вдруг неожиданно для него самого задирают, заставляя сделать рваный вдох и откинуть голову назад, на плечо Рейеса. Он туманным взглядом смотрит на своего возлюбленного и опять почти неслышно зовет, но тот слышит, слышит, потому что они непозволительно близко друг к другу. Райдер чувствует, как становится немного прохладно в области поясницы и ниже – с него сняли штаны, но на ногах они все еще висели. Он слышит какое-то копошение, затем у своего уха, как Видаль облизывает свои пальцы, смотря прямо на него с легкой ухмылкой, но совсем не понимает, что сейчас происходит. Глаза распахиваются ровно тогда, когда он чувствует давление на вход. Господи, ему пытаются впихнуть что-то в его девственную задницу. Он неестественно пытается увернуться, потому что страх и непонимание берут свое, но рука поперек груди держит крепко. Скотт растерянно моргает, а Рейес удивляется, и теперь вместо давления мужчина ощущает легкие поглаживания в том же самом месте.
– Позволь задать вопрос: ты никогда не спал с мужчинами? – решает уточнить тот, мягко улыбнувшись и тем самым успокаивая партнера.
Скотту всегда нравились больше мужчины, чем женщины, пусть он и спал только с последними, но с первыми не предоставлялось возможности. Сложно вести спокойно личную жизнь, когда на тебя возложена ответственность за множество других.
Райдер отрицательно качает головой – Рейес ликует где-то у себя в голове, но не показывает этого, только понимающе кивнув и приблизившись к его уху.
– Тогда я буду нежен, – своим самым сладким и возбуждающим голосом говорит контрабандист, а Скотт вновь закрывает глаза, наслаждаясь тембром и по неволе чувствуя, как опять дергается его член. – Ты прекрасен, Скотт, – с этими словами в мужчину входит первый палец, и он дергается. – Расслабься, тебе будет хорошо, – целует за ухом и вновь жарко шепчет, – я обещаю.
И Скотт верит, ему нет смысла не верить. Они и правда доверяют друг другу, да и он опьянен слишком той любовью, которой так долго ждал, которой хотел. Он отдается Рейесу, его рукам, его пальцам. Сначала это странно, даже неприятно в какой-то степени, но стоит ему только надавить на одно особое место, как Райдера прошибает будто током, и он выпрямляется, с немым стоном и смотря куда-то в потолок. Смотрит на мужчину сзади и шепчет только «еще». Видаль улыбается, немного дико, как настоящий охотник, и исполняет его просьбу. Мышцы живота напрягаются.
Рейес смотрит на покрасневшего Скотта и думает лишь о том, как же хочет сделать еще приятнее, не только ему, но и себе. Но терпит, он как джентльмен должен подождать, когда его «леди» будет готова. Он готовит его, растягивая и выбивая новые стоны, более громкие, когда массирует ту самую точку. А Райдер и не знает, куда ему деться, продолжая быть придавленным к ящику и хаотично перемещая руки и тем самым себя гладя, а после берясь за одну руку Рейеса, которой тот его держал, и сильно ее сжимая, снова сказав чужое имя, только сорвавшись на стон и ощутимо задрожав.
Тут уже внутренний джентльмен Видаля просто идет нахер: он убирает свою руку от задницы Скотта, считая, что достаточно подготовил его, приспускает свои штаны и трется между ягодиц самого Первопроходца, пока тот, затаив дыхание, пытается в какой-то степени смириться со своей участью и принять тот факт, что очень скоро его и его мужскую гордость отымеют.
Головка проходит почти легко, Райдер даже на секунду думает о том, что все не так плохо, пока Рейес не предпринимает попытку продвинуться дальше, легким толчком, на пробу. Скотт резко сжимает челюсти, Видаль готов поклясться, что слышал, как скрипнули его зубы. Да уж, как не готовь, тесно будет все равно. Это в какой-то степени и хорошо, для Рейеса, но точно не для Райдера. У того уже лоб мокрый, щеки чересчур красные и весь этот румянец идет еще ниже, на ключицы и грудь.
Ну и как быть, когда тебе больно? Скотт терпит, шепча что-то о том, чтобы Видаль не останавливался, а тот горько усмехается и у себя в голове называет его идиотом, милым идиотом. Утыкается носом ему в сгиб шеи, целует, посасывает нежную бледную кожу, которая сейчас была отнюдь не бледной. Постепенно волнение и страх отступают, отчего Рейес вновь делает несильный толчок, входя чуть глубже – на это Скотт уже обращает меньше внимания, больше расслабляясь.
Оказавшись полностью внутри, оба замирают. Скотт пытается выровнять дыхание, пока его целуют в мокрый висок, к которому прилипли выбившиеся из общей прически прядки. Так жарко и тесно внутри, что Рейес молится о том, как бы сдержаться и откровенно не выебать Райдера в его же первый раз. Сила воли у него есть, но трудно в таких ситуациях управлять собой, особенно если рядом с тобой тот, кто тебе нравится, а ему очень нравится Скотт. Еще с первой их встречи.
Мужчина совершает пробные толчки, ища нужный угол и пытаясь вместо дискомфорта доставить больше удовольствия, и облегченно вздыхает, когда слышит этот чуть громкий стон, который Райдер пытается сдержать. Снова толкается под этим углом и получает награду в виде сдавленного стона. Он понимает, что, пусть им здесь, в кладовой, никто и не помешает, но быть слишком громкими тоже не стоит.
– Наслаждайся, – на ухо томно говорит Видаль, после закрывая чужой рот рукой и толкнувшись более грубо.
Скотта чуть ли не подбрасывает от очередного разряда тока, и он понимает, что только что сделал Рейес, таким образом помогая. Стонет ему в руку, зажмурившись и чувствуя, как рука с груди опустилась на бедро и теперь сжимала его, не позволяя отстраниться именно тем местом, где происходило самое интересное. Скотту так хорошо, что он не знает, куда ему деться. Постепенно неприятные ощущения заменились возбуждающей и невыносимо сладкой наполненностью. Было так прекрасно чувствовать его внутри себя, что, когда на его возбужденный член легка рука (с бедра), он схватился именно за ее запястье, больно сжимая. Ему начали дрочить, пытаясь заставить кончить, но стараться сильно не пришлось – спустя несколько мгновений с той же рукой на своих устах Скотт излился в чужую ладонь, а затем, пребывая в короткой эйфории, не почувствовал, как из него вышли и с тихим рыком кончили на ягодицы и чуть выше. Только почувствовав что-то горячее, чем оказалось чужое семя, Райдер пришел в себя, оборачиваясь и смотря на Видаля, чьи щеки, кажется, тоже горели, но из-за темной кожи это было незаметно. Но Скотт знал, что он красный, такой же красный, как и он.
Рука со рта и члена пропали, и, почувствовав свободу, Скотт привалился к тому самому холодному ящику, продолжая стоять со спущенными штанами, только уже раком. Рейес оценивающе осмотрел его и усмехнулся – это Райдер услышал. Повернув медленно голову в сторону своего первого и, возможно, единственного, влюбленно улыбнулся в ответ.
– Я надеюсь, ты возьмешь ответственность за то, что натворил, – тихо произнес он.
Первопроходец, который тащил на своих плечах огромную ношу везде и всегда, теперь мог положиться на кого-то, кто возьмет ответственность за него на себя. Именно об этом Скотт и мечтал, о той самой любви, когда ты можешь довериться и знать, что твоя вторая половинка понимает, с чем имеет дело. А Рейес понимал, с чем он имел дело. Первопроходец – не просто работа, это судьба. И эту судьбу он готов был с ним разделить.
