Так плачет весна

Сон длиною в три часа. Это по мне. Все, как я люблю. Я всю ночь смотрела его фотографии и перечитывала его старые сообщения. Когда у меня нашлись силы выползти из кровати, я перебирала его вещи. За ночь я выкурила пачку сигарет и выпила пару бокалов вина. Уснула под утро. Пьяная и несчастная. Проснувшись утром, я обнаружила на улице туман. Густым одеялом он укрыл этот серый, грязный и скучный город. Еще шел снег. За всю свою жизнь я ни разу не была на похоронах. Пять лет назад, когда умерла моя бабушка, я была только на прощании. С ужасом вспоминаю ее окоченелое тело в гробу. Людей, которые были там. Соболезнования, которые они говорили моему отцу и деду. Почему-то все это внушило мне дикий ужас. Стоя еле-еле на ногах и держа за руку отца, я бесшумно плакала, уткнувшись в его грудь. Но сегодня я поеду. Я должна. Пока я собираюсь, мне звонят мои знакомые и друзья. Я не слышу и половины того, что они мне говорят. Я и не хочу слушать. Мне все равно. Потому что я знаю, что никакие слова утешения не помогут мне. Они не смогут заполнить черную дыру, которая образовалась внутри меня. Это моя боль. Только моя. Подруга заезжает за мной, и мы едем к моргу. Чем мы ближе, тем сильнее бьется мое сердце. Кажется, что оно готово выпрыгнуть из груди на грязный асфальт, желая, чтобы его затоптали. У морга полно народу. Вижу его маму, отца, который стоит рядом с его сестрой. Больше всего он похож на отца. В их лицах я вижу его. Я всюду вижу его. На ватных ногах, цепляясь за руку подруги, я иду к его матери. Подойдя ближе, я замечаю, что она стоит в его черной куртке. Она буквально тонет в ней, так она ей велика. Крепко обнимаю ее, надеясь, что она сможет дать частичку его. Но ничего подобного не происходит. Глаза начинает щипать от подступающих слез, и я отхожу от всех. Я не хочу, чтобы кто-то видел мои слезы. Я не хочу, чтобы он их видел. Только не сегодня. Коридор морга встречает меня звенящей тишиной. Подперев собою стену, я наблюдаю за всеми через раскрытую дверь. Приходят еще люди. Общих друзей у нас не было. Почему-то я не горела желанием знакомиться с его друзьями и знакомить его со своими. Я не хотела делиться им. Я хотела, чтобы он принадлежал только мне. Законченная эгоистка. Отовсюду я слышу плач и всхлипы. Если честно, я так ненавижу слезы, но сейчас они градом стекают по моим щекам. Я безмолвно стою в этом грязном коридоре и наблюдаю, как очередной катафалк увозит на городское кладбище чье-то мертвое тело в гробу. Мимо меня проходит его тетя, и я вытираю слезы рукой. Она подходит к маленькому, до ужаса замызганному окошку. Молоденькая девушка объясняет ей процедуру получения свидетельства о смерти. Монотонность ее голоса убивает спокойствие внутри меня. У меня подкашиваются колени, и я сползаю вниз по стене. Ко мне подбегает медсестра, которая дежурила в конце коридора. Чувствую мерзкий запах нашатырного спирта. Чертыхнувшись, прихожу в себя. Я дрожу всем телом. Мне больно, холодно и страшно. Кутая голову в шарф и пряча руки в карманы пальто, я выхожу из своего укрытия. Надеваю темные очки, чтобы прикрыть красные от слез глаза. Хватаю подругу за руку и проталкиваюсь через толпу вперед. Ближе к входу в комнату, где он. Ближе к нему. Мы все ждем, когда откроют дверь, и мы сможем зайти к нему, чтобы проститься. Пока мы ждем, ко мне подходят наши все те же старые знакомые. Обнимают меня и шепчут дежурное «держись». От этих слов у меня на душе становится настолько гадко, что я готова выть волком. Держаться? Ради чего? Ради него? Но ведь его больше нет. Это он научил меня быть сильной. Он был сильнее меня. Был сильнее нас всех. Открываются дверь, и появляется один из его друзей. Он молча кивает нам всем, и мы также молча заходим внутрь. От запаха формалина мне становится дурно. На ватных ногах я стою на месте, не в силах подойти. Вижу его сестру, которая подходит ко мне и ведет через толпу к нему. Когда я вижу его, то из моей груди вырывается хриплый стон. Это не он. Это не он лежит в гробу. Лицо неестественно белое. Оно опухло. Это не его лицо. Это не мое любимое до боли лицо. Оно чужое. Подойдя ближе, я беру его за руку. Окоченелую руку. Холодными пальцами я дотрагиваюсь до его лица. Окоченелого лица. Очерчиваю линию верхней губы. Провожу линию носа с едва заметной горбинкой. Тыльной стороной руки я прикасаюсь к щекам с легкой щетиной. Ты мой родной, ты мой самый любимый. Я произношу это так, чтобы никто не услышал. Одними губами. Я хочу, чтобы это услышал только он. Чувствую, что меня кто-то тащит назад за рукав. Со злобой вырываю руку и смотрю на того, кто посмел меня потревожить. Мама. Злость сразу испаряется. Она стоит за моей спиной. Рядом со мной. Всю жизнь. Она протягивает мне кроваво-красные розы. Я кладу их ему в ноги, где лежат остальные цветы. Слишком душно. Мне нужен воздух. Грубо расталкивая людей, я выбегаю на улицу и вдыхаю холодный воздух. До последнего момента я не верила, что он умер. Глубоко, в дальних уголках моей души теплилась надежда, что он жив. Он не может быть мертвым. Но теперь эта мысль просочилась в мой мозг ядом и намертво застыла там. Он умер. Его больше нет. Нет. Нет. Нет. Мою грудь разрывают судорожные рыдания. Спотыкаясь, я бегу подальше от морга на поляну. Падая на колени, вспахиваю ими холодную землю. Не в силах сдерживаться, я начинаю кричать от безысходности. Ледяной ветер обжигает мокрые от слез щеки, а горло зарывает боль от истошного крика. Но мне все равно. Мне все равно на дождь, который начинает мелко барабанить по крышам домов. Шмыгая носом и вытирая щеки, оборачиваюсь на крик позади меня. Через мгновение я оказываюсь в мягких, но таких сильных объятиях моей матери. Она падает на колени рядом со мной и молча гладит мои волосы. Мама крепче прижимает меня к себе, словно хочет забрать всю мою боль себе. Медленно, словно в нерешительности, я молча обхватываю ее за талию. Уткнувшись ей в грудь, я повторяю два слова, словно в бреду. Он ушел.