Перекрёсток

То было весьма свежее и ясное утро. Календарь на стене за 1984-й год был развёрнут на странице апреля, о чём свидетельствовала надпись на немецком языке. Луч солнца бил в запотевшее окно, рассеиваясь по комнате: он освещал весьма уютный интерьер. Однако всё ярче светил он в закрытые глаза молодой девушки; а чёрные, чуть ниже ушей волосы спадали на лицо, как бы защищая глаза от воздействия назойливого светила. Электронные часы на тумбе, возле довольно просторной кровати показывали: «6:53». Напротив кровати и тела на нём висела на дверце шкафа чёрная выглаженная форма, состоящая из юбки средней длины и кителя. Китель (под которым, к слову, ещё были аккуратно вывешены галстук, рубашка и ремень с нацистским орлом на пряжке) имел на своём воротнике две петлицы, на каждой из которых было по белому, вышитому на чёрном фоне, дубовому листу; симметрично (как и петлицы) были закреплены на плечах погоны: на розового цвета подложке располагались узелковые узоры из белых канатиков, на коих находилось по две золотых четырёхконечных звезды. На груди была закреплена планка, обтянутая небольшим количеством орденских лент, причём принадлежащих в основном к боевым наградам, что мог бы отметить знающий человек. Там же красовался и партийный значок "N.S.D.A.P." с чёрной свастикой в белом круге. На плече, была повязка с той же символикой, а в нижней части локтя была чёрная тонкая лента, окантованная снизу и сверху белыми полосами, где крупными белыми буквами было написано готическим шрифтом: «Totenkopf», а на вершине рукава всё увенчивал орёл, аналогичный тому, что на ремне. На полке неподалёку лежал с продетой в кольцо чёрно-бело-красной (цвета германского национального флага) лентой немного потёртый, но отполированный и вычищенный чёрный с серебряной окантовкой рыцарский крест. Рядом была чёрная пилотка с розовой окантовкой. В передней её части был металлический череп с костями, который, начищенный, блестел на пробивающихся к нему лучах солнца. Однако в эдакой безмятежности комната пребывала недолго: всего через семь минут, ровно в семь часов утра тишину развеял противнейший визг будильника: электронных часов возле кровати. На то отреагировала девушка: она ещё будто бы во сне перешла в сидячее положение, отключив будильник серьёзным ударом кулака. Она открыла глаза, что были примечательного ярко-красного цвета; и несколько лениво поднялась с постели, выбравшись из её приятного плена. День начался с физических упражнений, что были выполнены в пределах комнаты, хотя в иную пору та часто решалась пробежать ещё и небольшой кросс, проживая где-нибудь на южном берегу Италии, в Баварии или Словении, но здесь, находясь в бетонных лабиринтах посольств и прочих административно-дипломатических учреждений Вашингтона, она видела это не слишком уместным, да и не было у той большого желания выбираться на свежий холодноватый воздух раньше положенного, тем более, когда среда настолько к этому не располагала. За ритуалом физического каждодневного укрепления тела и повышения бодрости, последовали столь же обыденные душ и прочее приведение в порядок морды лица и иных частей тела, что и заняло в сумме весь час с семи до восьми. Выйдя из ванной, та позавтракала яичницей с тем что оставалось в холодильнике со вчерашнего дня, и стала облачаться в полный комплект одежды, обозначенной ранее. Наконец та была готова выходить, и даже направилась к двери, как вдруг опомнилась, резко остановившись. Подойдя к кровати, та спустила руку в ящик тумбы и достала оттуда синий предмет: бейдж с просунутой в него дипломатической пластиковой картой, надпись на коей гласила: «228068 Third Secretary of the Embassy of the European Federation Mrs. Sofiya Vulovich 20 Dec 1982/19 Dec 1984» — за чем следовал чей-то автограф, а сбоку находилась фотография холодного взгляда особы — взгляда того, кто убил бы не задумываясь, облачённой в ту же, что и сейчас, чёрную форму. Его она приколола к кителю. София вышла из своей так называемой квартиры. Так, пройдя по коридору, спустившись по лестнице, попутно перездоровавшись со всеми своими соседями и, по совместительству, коллегами на немецком, та примкнула к общей германоязычной массе людей на улице. Все они следовали из одного строения — чуть более уютной бетонной коробки, в другое, совсем уж серое и неприветливое, с огромным орлом и свастикой на фасаде, со свисающим над входом знаменем. На миг она обратилась взглядом к небесному светилу, будто бы вспомнив что-то совсем далёкое. И нет! — Вспоминала она даже не бои, в которых ещё полтора года назад распоряжалась своим полком, помогая дивизии и всему корпусу "спасти дружественное правительство России от угрозы коммунистического переворота", а переместилась лет на двадцать назад, на такие же залитые светом зарева, хотя и вечернего, улицы Белграда, когда той не было и шести: рядом куда-то с криками утаскивают парня лет семнадцати-девятнадцати, её брата — с такого же чёрненького, с той же аномалией в виде красных глаз, куда-то туда, откуда он так и не вернулся. Почему-то после этого пришлось переехать в деревню поглуше и оборвать столичные контакты, даже временно сменить фамилию на какую-то боснийскую — для ребёнка это была странная игра, а сейчас она полагала, что в этот период они стали, хотя скорее только могли стать, ведь иначе и не ускользнули бы, целью Гестапо — тайной, отдельной от общеимперской, полиции, подчинённой исключительно СС. Однако забылась она в поминании туманного прошлого... София и сама не заметила, как оказалась в собственном кабинете, что был хоть и скромен по части своего наполнения, но вполне практичен, и всё было на местах. Там был стол с вместительными ящичками, выполненный из какого-то тёмного дерева, за который она и села на довольно удобное, хотя и очевидно не новое кресло. Это был один из тех дней, когда практически не было работы для неё: вот уж около тридцати минут сидела она совершенно без дела: крутилась на стуле, копалась в своём кнопочном телефоне марки «Siemens» с цветным дисплеем или же разглядывала политическую карту на стене слева от её стола, датированную 1981-м годом, с обозначениями на английском. Она с какой-то задумчивостью всматривалась в наибольшие пятна на ней: Серое, Алое и Синее. Серое называлась «Европейской Федерацией» — оно распространилось почти на всю Европу; Синее — «Соединённые Штаты Америки»: занимало всю Северную Америку, а также Гренландию. Алым пятном была Япония: она простиралась от Амура до Австралии, включая все острова Тихого океана, кроме американских. С Америкой же она делила эту самую Австралию (юго-восток был американским). Но были и меньшие кляксы в разных частях света, но наибольшая из прочих устроилась между Уралом и Амуром — именовалась она «Russia», цитируя карту. Однако, процесс ничегонеделания, внутренних юмористических монологов и размышлений прервал звук — распахнулась дверь. На пороге же оказался седой мужчина в сером костюме. Конечно, София знала, что ему больше шестидесяти, но выглядел тот лет на пятьдесят внешне, а своими действиями, движениями и скоростью мышления он будто и вовсе не постарел со времён своих лучших представлений. София знала, что он, разведчик герр Эрвин Шпеер, видел войну, знала даже то, что он провёл эти годы под началом чрезвычайно известного Отто Скорцени, хотя и неизвестно, на какой должности. Он был действующим послом ЕФ в США. Этот мужчина обладал странным набором эмоций и такой, как сказали бы люди постарше в России, "чекисткой" аурой, что девушке становилось ну совсем не по себе при контакте с ним. Тот осмотрел её кабинет и саму девушку, глядя как-то необычайно хитро, с некоторым коварством — девушка замерла, вжавшись в кресло, пытаясь сохранять спокойствие. Через пару секунд тот подошёл к её столу. Глаза, несколько прищуренные, обратились к ней, будто бы залезая к ней в голову и сердце, будто бы зная про неё всё, чем делиться она не желала бы. Девушка встала возле кресла, собираясь вскинуть руку или что-то в этом духе, но осеклась, вспомнив, что это не принято в дипломатической среде. -Вот что… — начал он вполне спокойно, осмотрев Софию с головы до ног. -Да…? — София лишь легко кивнула как-то машинально с каким-то недоумением — редко он наведывался к ней лично. -Случилось так, что меня пригласили в научный центр частной исследовательской фирмы, что выполняет государственные заказы США… — София что-то такое помнила, вот только, это далеко отсюда, кажется, в Аризоне или где-то ещё ~Как же… Black…? Black…~ — нет, она не могла вспомнить, да и, вероятно, речь была не о том — мало ли существует научных организаций. -…на презентацию. Но на обозначенное в приглашении время я занят чрезвычайно, как и первый, и второй секретарь. Поэтому следующие на очереди Вы и, насколько я знаю, Вы не заняты. -Ну да… Так вы хотите… -Я хочу, чтобы Вы сегодня к 12:00 явились к центральному входу, где Вас будет ждать автомобиль. Вы будете присутствовать на презентации от имени самой Германии (многие немцы продолжали называть всю европейскую федерацию не иначе как "Deutschland", хотя формально это был всего один из её субъектов). -А… Так т... Будет сделано! — сказала она твёрдо, насколько смогла, немного удивлённая таким стечением обстоятельств, в частности тем, что той, словно снег на голову, выпала честь быть, немного не мало, официальным представителем своей страны на каком-то мероприятии, хотя и "своей" в той степени, о которой можно было говорить в случае человека, который был рождён в Сербии, что, являлась автономным субъектом Европейской Федерации, особенно после массовых разной степени мирности протестов, утопленных в крови; дочери потомка русского белоэмигранта и сербки, познавшей ужас усташских лагерей. -Вот и отлично! — странновато посмеялся он, обнажив свои весьма белые зубы. Он ударил пластиковой картой со шнуром по столу, положив её. –Поторопитесь! На сегодня вы свободны! Не посрамите Германию! И помните, что технологии их есть чистая показуха — держите это в голове! Что бы они там не показывали… Будьте попросту сдержаны и невозмутимы. Сегодня Вы есть лицо своей родины! — вот так он и ушёл, лишь бросив взгляд, как показалось усмешливый (А может только так казалось...). Аккурат в двенадцать девушка была возле небольшой парковочной зоны, что отделяла её от безвкусно помпезного фасада посольства. На груди её уже не было синей дипломатической карты, зато был серый пропуск на шее, где синим было написано название компании и изображена её эмблема: «Aperture Science», перед чем было нечто, напоминающее схематичное изображение затвора фотообъектива. Там же был какой-то код, очевидно индивидуальный, с защитной голографический эмблемой, её имя и название страны, что именовалась здесь, переводя с английского, «Европейской Федерацией». Долго ждать не пришлось. Ровно в двенадцать прибыл чёрный тонированный автомобиль, похоже, ещё и бронированный. Он затормозил, вот только прежде, чем та успела отреагировать, из приоткрытого окна высунулась рука с пистолетом. Последовал выстрел, оставивший дыру точно в том месте, где находится сердце. Наступила темнота весьма стремительно — она затмила всё без исключений. Было непонятно, сколько успело пройти времени, прежде чем её пробил бьющий из пространственной трещины луч — он слепил, но она стремилась к нему, к теплу, что веяло оттуда, что будто бы обещало что-то более благополучное, что-то кроме бесконечной холодной совершенно чёрной пустоты смерти.