Познание

      Всё началось с яблока, а закончилось белыми стенами ангельской тюрьмы.              Последовательность его поступков — Гадриэль не сомневался — не должна была привести к этому исходу. Потому что он видел чёткую границу между добром и злом, заступая на пост стража врат Райского сада. Он был уверен — его мнение непоколебимо, а вера сильна.              Первым словом Библии стал «запрет»: чёткое правило не приближаться к манящему своей таинственностью древу. И он был настолько простым, что заставлял искать в себе подвох. Но в функционале людей ещё не заложена возможность сомневаться.              Тень скользит по ветвям сада, пытаясь пробраться сквозь незримую завесу из благодати, где в лучах солнца на свежей траве сидят первые люди. Она струится у подножья колючих кустов, взлетает вверх, вдоль ветвистых деревьев, и опускается к обвитой плющом арке — условных вратах.              Страж оборачивается на шелест раскрывающихся крыльев и выставляет перед собой ангельский клинок.              — Люцифер, — произносит Гадриэль строго, раскрывая за спиной крылья. Они заслоняют арку, отбрасывая широкую тень, и едва пропускают сквозь перья лучи закатного солнца, садящегося за спиной серафима, — Тебе запрещено сюда входить.              — Я не в Сад пришёл, — отмахивается архангел, прищуриваясь от навязчивого, стремящегося ослепить, луча, — Разве мы не можем просто поговорить?              Ангел хочет возразить, но не находит для себя оправданий. Их разговоры, вошедшие в привычку, не могут повлиять на мнение стража, — убеждён он сам.              — По-твоему, именно эти создания являются любимцами Господа? — архангел усмехается, следит за выражением лица серафима внимательно, замечая, как тот оглядывается, смотрит вглубь Сада, на первых людей.              — Он создал их по Своему подобию, — кивает страж Эдема, — Они прекрасны.              — А мы — нет? — смеётся Люцифер.              Гадриэль фыркает, но опускает крылья, позволяет солнечным лучам залить лицо архангела. Тот морщит лицо и подходит ближе, вновь оказываясь в тени крыльев стража.              — Посмотри, — Люцифер кладёт руку на плечо серафима, обращая его внимание на что-то в глубине Эдема, — Господь дал своим созданиям Древо жизни, чьи плоды даруют им бессмертие.              Гадриэль неуверенно кивает, не до конца понимая, к чему идёт разговор.              — А рядом с ним, вот там, — белоснежное архангельское крыло поднимается в направлении другого ветвистого дерева, — он посадил Древо познания, плоды которого для них под запретом. Стал бы он запрещать своим любимцам осознанно решать, что добро и что зло?              Пока страж размышляет, Люцифер медленно ступает вперёд и опирается плечом об арку. Опережая опасения Гадриэля, он останавливается и не пытается проникнуть в Эдем. Лишь смотрит.              — Бог научил нас всех различать добро и зло.              — Он не научил, Гадриэль, — возражает Люцифер, — а указал, кто есть добро, а кто зло. А что если не всё так просто? Вдруг все мы заблуждаемся?              — Но Бог не может заблуждаться, — возразил страж, вновь перекрывая путь в Сад своими крыльями. Люцифер ведёт бровью и, хмыкнув, отворачивается. Отступает.              — Подумай об этом.              И серафим думает. Он не покидает пост ни на минуту, лишённый необходимости отдыхать, и смотрит, как в Эдеме наступают закаты и восходы, патрулируя границы Райского сада.              — Может, им нужно сказать? — спрашивает Люцифер при следующем визите, и замечает, как Гадриэль колеблется, а его сомнения ощущаются почти физически.              — Сказать о том, что есть добро и зло? — предполагает он.              — Позволить им самим увидеть разницу между добром и злом.              Стражу Эдема не хочется признавать, что он начинает видеть смысл в словах дьявола.              — Никто не узнает, ангел, — почти шёпотом обещает Люцифер, склонив голову к его плечу, и Гадриэль рвано выдыхает, опуская голову от ощущения собственного бессилия. Грудину сдавливает незнакомое ощущение, и серафим думает, что ему следует всё предусмотреть. Но есть ведь вариант поинтересней.              Рука архангела опускается на чужое крыло, и то послушно опускается под давлением.              Гадриэль смотрит вслед дьяволу, направляющемуся к людям, и отчаянно пытается разглядеть границу, выстроенную Богом для него, — границу, разделяющую мир на «плохое» и «хорошее».              Архангел обращается змеем и взбирается по широкому стволу Древа познания, обвивает одну из веток и наклоняется к Еве, дремающей на траве.              Страж Эдема отворачивается, прижимая руку к груди, где взбесившимся метрономом бьётся сердце, сжимаясь от тревоги.              «Бог не может заблуждаться», — повторяет мысленно Гадриэль и сжимает зубы, не произнося ни звука. Он жмурится, думает о том, что и сам бы хотел уметь отличать добро ото зла, дабы оценить свой поступок объективно, и не сразу замечает, как закатное небо слишком быстро мрачнеет. Он не видит Господа, не слышит Его голоса, но знает, что совершил что-то непростительное. Между лопаток проходит электрический импульс и крылья крупно дрожат, пока страж опускается на колени перед вратами Райского сада. Он терпеливо ждёт, ожидает услышать Божий вердикт, но слышит иной голос.              — Рай уже прежним не будет, ты ведь понимаешь, — Люцифер смотрит сверху вниз и его голос звучит до ужаса печально, а крылья Гадриэля беспомощно опускаются на землю от услышанного, — Если хочешь последовать за мной, то сейчас самое время.              — Нет, — практически шёпотом отвечает страж.              — Нет? — на лице архангела отражается непонимание.              — Я так и не сумел понять, как различать добро и зло.              Люцифер смеётся. Страж Райского сада поднимает на него взгляд и замирает от увиденного: в руках дьявола яблоко с Древа познания.              — Так может...              — Нет, — прерывает его Гадриэль, с ужасом наблюдая, как архангел ухмыляется, делает шаг вперёд. Он останавливается рядом с серафимом, стоящим на коленях, и протягивает к его лицу плод.              — Решайся, ангел, — белоснежные крылья Люцифера трепещут на фоне почерневшего неба, — Только так ты избавишься от сомнений. Тебя ведь терзают сомнения, Гадриэль?              Серафим ощущает, как со всех сторон на него смотрят алые глаза. Начинает казаться, что всё вокруг горит огнём, а реки воды становятся алой лавой.              — Гадриэль, — повторяет архангел, и этого шёпота оказывается достаточно, чтобы страж поддался искушению.              Плод — символ, не решающий судьбу. Но всё меняется от осознания выбора: чёрно-белый мир обретает полутона.              Люцифер опускается на колени перед стражем и терпеливо смотрит на него немигающим взглядом.              — Теперь ты видишь?              Горячие губы архангела касаются вмиг похолодевшего лба.              — Вижу.              Гадриэль поднимает голову и тянется к Люциферу, сразу ощущая на губах жар его прикосновения.              На белых стенах ангельской тюрьмы страж мысленно пишет свой отчёт: всё началось с яблока...