good reason

      Шан Цинхуа любит своего парня. Он обожает его с макушки до пят, готов холить и лелеять, обнимать и целовать каждую секунду. Если коротко, то Шан Цинхуа без ума от своего парня Мобэй-цзюня. И это полностью взаимно.       На этом сходства между ними заканчиваются.       Дело в том, что образы их жизни и род деятельности сильно отличаются друг от друга.       Шан Цинхуа писатель. А это значит, что у него все время горят дедлайны, муза на постоянной основе каждые два месяца берёт отпуск и забирает все хорошие идеи с собой. Вдохновение никак не хочет появляться, словно объявило ему, Цинхуа, и каждому третьему творческому человеку бойкот. Бескомпромиссный, не подлежащий обжалованию бойкот. Не то чтобы Цинхуа никогда не встречался с подобным, нет, это явление достаточно частое, просто немного обидно. И ещё без вдохновения приходится подолгу копаться в своей голове, кое-как выуживая хорошие мысли, пытаясь скомпоновать их в единое целое. При этом не забывая о зрелищности, а главное, логичности событий. Он постоянно думает, думает, думает и думает; мыслительные процессы никогда не прекращаются (даже во сне). Это сложно, но Цинхуа держится — ему не впервой.       Шан Цинхуа писатель. А это значит, что его рабочее место заставлено металлическими баночками из-под энергетиков. Весь стол пестрит разноцветным металлом с причудливыми узорами и названиями — в зависимости от того, на что горазда компания-производительница. Иногда, между плотными рядами пёстрых банок, можно заметить керамические кружки с темным налётом внутри стенок — когда-то там находился кофе. Горячий, крепкий, оттого достаточно горький, без сахара кофе, — Цинхуа гипнотизирует взглядом кружки и у него чуть ли слюнки не текут от фантомного ощущения этой приятной горечи на языке.       На самом деле кофеин был вынужденной мерой. Если Вы вдруг когда-нибудь интересовались у творческих людей в какое время лучше получается создавать новый «шедевр», то с вероятностью в восемьдесят процентов Вам ответят: «ночью». Вот и Цинхуа принадлежал к тому проценту людей, что были расположены к созданию чего-то нового именно в ночное время. Это странно и объяснить такой феномен достаточно сложно. Просто хорошо думается в это время — вот и всё. Поэтому Цинхуа утопает в кофе и энергетиках, иногда в очень крепких чаях. Но только если кончились первые два источника его энергии, а сам чай гранулированный. Самое веселое начинается, когда остаётся пара дней до дедлайна, потому что мало того нужно полностью проверить написанную рукопись, так ещё и дописать оставшиеся страницы текста, если такие имеются. В общем, жив Цинхуа только благодаря кофе и энергетикам (вероятно, Мобэй тоже входит в этот список)       Если кто-то вдруг не понял: Шан Цинхуа писатель. А это значит, что в его холодильнике повесилась мышь, и он не уверен в прямом или переносном смысле — вот настолько всё плохо. Его холодильник часто бывает либо пуст, либо наполнен различной дрянью. Обычно там покоится еда на вынос. Суши, китайская лапша, пицца, бургеры, рамэн и прочее, и прочее. Что-то более менее здоровое и полезное появляется в этом холодильнике в двух случаях: когда Шэнь Юань заваливается к Цинхуа в квартиру, чтобы отдохнуть и провести время со своим лучшим (и, вероятно, единственным) другом. Иногда он чуть ли не переезжает в эту квартиру, когда устаёт от своего чересчур надоедливого и приставучего парня — по крайней мере именно так выражается сам Шэнь Юань, но Цинхуа понимает: это происходит только лишь в том случае, когда Ло Бинхэ уезжает в командировку; Шэнь Юань же просто не любит долго находиться в одиночестве. Во втором случае нормальная еда в холодильнике появляется лишь тогда, когда к Цинхуа приходит Мобэй. В последнее время это происходит всё чаще и чаще — кто-то слишком сильно озабочен рационом своего парня.       Мобэй-цзюнь недолюбливает то, какой гадостью себя пичкает Цинхуа. Раньше он постоянно твердил о том, насколько сильно вредит здоровью исключительно поедание пищи на вынос, но Цинхуа никогда не прислушивался. Поэтому сейчас Мобэй лишь тихо осуждает, не говорит ни слова. Просто молча приносит пакеты с купленными в магазине продуктами, также молча разбирает их, а позже готовит из них здоровую еду. Это гораздо эффективнее любых уговоров и нотаций, потому что Цинхуа совершенно не прочь питаться домашней едой, особенно, если её лично приготовил Мобэй. Просто он с головой окунулся в писательство, его мысли большую часть времени заняты обдумыванием сюжета и дальнейшего его развития, так что времени на готовку совершенно нет — еда на вынос буквально лучший вариант в подобной ситуации.       Режим сна чертовски странный, рацион питания тоже оставляет желать лучшего, а его физическая форма...с недавних пор стала слегка хуже, и всё это потому, что Шан Цинхуа писатель. На самом деле за время его последнего писательского марафона (который, на секундочку, длился аж шесть месяцев и во время которого Цинхуа практически не выходил из квартиры, сидя на одном месте) он совсем чуть-чуть набрал в весе. Каких-то три килограмма — вполне себе незначительная цифра, которую с лёгкостью можно игнорировать. И Цинхуа правда давно бы забыл об этом и, собственно, благополучно забил, но совершенно недавно он случайно осведомил Мобэя об этих трёх лишних килограммах, когда разговаривал с ним по телефону.       Именно поэтому Шан Цинхуа, на минуточку, писатель, ведущий достаточно пассивный образ жизни, стоит в тренажёрном зале. Рядом с ним стоит чересчур довольный Мобэй, который на постоянной основе занимается в этом зале в выходные. На самом деле он уже давно хотел хоть каким-нибудь образом повысить активность своего парня, и лишние три килограмма стали отличным предлогом для этой затеи. Да, Мобэю пришлось пару дней уговаривать Цинхуа посетить с ним спортзал и заняться хотя бы минимальными физическими нагрузками; да, ему пришлось кое-что пообещать взамен, если Цинхуа соизволит вытащить свой пышный зад за пределы квартиры. Но это было не так уж и сложно, тем более, от этого похода будет уйма пользы, так что Мобэй не жалуется на небольшие трудности. Он лишь ухмыляется и тянет Цинхуа за руку в ту часть зала, где лежат маты и специальные коврики для фитнеса.       Когда Шан Цинхуа соглашался пойти со своим парнем в спортивный зал, он думал, что сделает с десяток приседаний, несколько раз отожмется от пола, попрыгает на скакалке и на этом всё закончится. Он искренне считал, что его не будут сильно нагружать упражнениями. Однако Цинхуа понимает насколько ошибался лишь спустя полчаса от начала тренировки. Он и представить себе не мог, что существует настолько много разных упражнений. Прошло всего лишь полчаса, но Цинхуа уже задыхается, его руки и ноги дрожат, а когда он пытается выполнить очередное упражнение, мышцы сводит и он разваливается на коврике для фитнеса, словно морская звезда. Сердце бешено колотится — в десятки раз быстрее обычного, — Цинхуа буквально ощущает, как оно бьётся у него в горле. Шея и виски пульсируют, дыхание ужасно тяжёлое — даже после секса он не дышал настолько тяжело. А ещё чертовски сильно хочется пить. Мобэй протягивает ему свою бутылку, просит потерпеть ещё немного, ведь то, чем они сейчас занимаются, делается исключительно для пользы здоровью Цинхуа и сообщает, что они сделали только половину комплекса. Половину. Цинхуа думает, что не вернётся домой живым. Он одним махом осушает бо́льшую часть бутылки и, чуть ли не плача, решает продолжить занятие.       Вода, что стремительно скатывалась по стенкам его горла в самый желудок, теперь громко плюхает и булькает при каждом резком движении. Цинхуа жалеет, что выпил так много воды.       Когда его персональный ад кончается, Цинхуа не чувствует ни рук, ни ног. Они словно ватные и совершенно его не слушаются. Его тело полностью мокрое от пота; одежда, в которой он занимался, тоже влажная; по ощущениям лицо горит, будто находится в огне, а по вискам ручьями течёт пот. Цинхуа чувствует себя ужасно, он разбит физически.       «Все-таки спортсмены мазохисты», — именно об этом думает Цинхуа, когда выходит из тренировочного зала в коридор.       Сейчас он и Мобэй направляются в сторону душевой, что находится лишь немного дальше раздевалки, в которую они попутно заходят, чтобы взять свои вещи. Цинхуа идёт действительно медленно, потому что его ноги ватные и немного болят; Мобэй его совершенно не торопит. Уже заходя в душевую кабинку Цинхуа озвучивает внезапную мысль, появившуюся в его голове: — Баобэй¹, давай примем душ вместе?       Он уже полностью намылил своё тело губкой, пропитанной гелем для душа, когда дверца его кабинки еле слышно скрипит и к его спине прижимается чужая широкая грудь, а руки оплетают талию. Мобэй медленно ведёт правой рукой по торсу Цинхуа, нарочно задевая уже затвердевшие соски, берёт пальцами за подбородок и поворачивает чужое лицо к своему. Они переплетают языки и сминают губы. Цинхуа моментально расслабляется в руках Мобэя, давая полную власть над своим телом в эти мгновения единения. Его целуют нежно и сладко, нерасторопно, из-за чего складывается впечатление, будто время течёт непозволительно медленно, на манер тягучей патоке.       Цинхуа плавится под прикосновениями широких ладоней, стонет, не в силах сдержать свой голос. Впивается ногтями в чужие плечи, когда Мобэй сжимает его разгоряченную плоть, проводит по всей длине, заостряя внимание на головке. Возбуждение накрывает новой волной, полностью погружая в свои недры, разрывает связь с внешним миром и сужает реальность до небольшой кабинки душа, что находится в здании тренажёрного зала. Цинхуа становится сложно связно мыслить и всё, на что способен сейчас его рот — бесстыже стонать, не заботясь о том, что его и Мобэя могут застать за столь неприличным занятием.       Мобэй опаляет шею Цинхуа тяжёлым, горячим дыханием, прежде чем впиться в неё своими губами, оставляя тем самым красные пятнышки засосов. Он медленно ласкает чужие шею и плечи своими губами, целует нежно, иногда даря еле различимые следы зубов, что остаются после укусов. Цинхуа плавится из-за прикосновений любимых рук и губ; теснее жмется спиной к груди Мобэя, сжимает руками волосы на его голове и притягивает ближе, чтобы поцеловать; трётся задницей о чужую эрекцию. Весь Цинхуа сейчас до ужаса обласканный, каждый клочок его тела горит и содрогается в экстазе, а сам он изливается в чужую ладонь.       «Если этот ад будет заканчиваться таким образом, то я буду даже не против умирать здесь каждый день», — мелькает в мыслях Шан Цинхуа, когда, отдышавшись после оргазма, он падает перед Мобэем на колени и стискивает его бёдра своими ладонями.