Рубеж

Сет знал: битве быть. Знал не первый год и даже не первый век. Знал и, как это и приличествовало богу войны, был готов. Несмотря на многие и многие перемены, он, пережив свою смерть, остался ночным жителем. И сегодня, как обычно, проснулся, когда лик Ра уже скрылся за низкими горами, но темнота еще не накрыла пустыню тяжким шелковым плащом. Хищная улыбка озарила худое лицо бога войны – знание стало предчувствием. Враг готовил удар, страшный и очень скорый. Пора. Для начала он отправил в Стовратный город своих слуг – всех, кого смог собрать. Сам остался в пустыне. Не потому, что не собирался являться, об этом и речи не могло быть. Он всей душой любил золотистую и прекрасную Та-Кемт. Но пока опасность не стала срочной, и было время настроить себя. Он не хотел… переборщить. Сет чувствовал: его ждут. Возможно, природная горячность Солнечной крови возьмет свое, и кто-нибудь отправится лично вытаскивать его из пустыни. Он усмехнулся, невольно пытаясь представить это. Всем известно: только Шу способен одолеть упрямство Сета… Другие либо смертельно боятся его, либо так же люто ненавидят, либо просто не знают, как вести себя с самым могучим из детей Ра. Шу и впрямь дал о себе знать – свежим, на редкость холодным дуновением, коснувшимся лица Сета одновременно с первым утренним лучом. Душа пустыни отправил деду ответное послание: жесткий порыв горячего, сухого ветра с запахом раскаленных камней. Гость появился днем. И гостя этого Сет менее всего ожидал увидеть в своих почти безжизненных, выжженных яростным солнцем владениях. Геб. Сущность-пантера невольно приподняла жесткую черную шерсть на загривке – Сет не забыл ничего. Умом, конечно, понимал, что отец был крепко связан обязанностями главы судей и, что бы ни чувствовал, не мог ни единым словом за него вступиться. И так же, умом, он помнил, что сказал ему Геб перед казнью. И даже простил – вовсе не на словах. Просто порой бывало очень трудно совладать со своей натурой… Однако в непочтительности к родителям Сета не обвинял никто и никогда. Едва завидев Геба, он поднялся, – медитативный рисунок из песка исчез под коротким вихрем, – и поклонился ровно так, чтобы выразить свою учтивость. Ничего более. Геб вправе был вовсе не отвечать, однако он старался ни с кем не ссориться по мелочам. И бог земли коротко склонил в ответ голову, как равный перед равным. Сет некоторое время молчал, глядя на отца со своим всегдашним, сумрачным и неприветливым выражением. Лишь немногие могли бы понять, о чем он думал в эту минуту. Геб не мог. А Сет почти и не думал. Он просто смотрел на отца – такого же рослого и крепкого, как он сам, но гораздо более смуглого, так что почти терялась краснота благородной глины в цвете кожи. Геб был самым смуглым из старших богов Та-Кемт, и короткие иссиня-черные волосы только усиливали впечатление. Занятно… передав власть сыну, Геб от царского платка избавился… Зато у него были потрясающие глаза. Наверное, самые невероятные на свете, ни у кого другого Сет подобного не видел. Огромные даже по меркам богов, чистые, открытые – и всегда разные. Сейчас, например, они были темно-карие и при этом прозрачные, цвета оплавленного камня, на котором он стоял. Были бы в красивых ливийских песках – переливались бы теплым золотом. А дома, на берегу Хапи, они почти всегда были темно-зелеными, цвета трав и густой листвы… - Я не ждал тебя. Сет чуть было не сказал “отец”, но отточенная за века одиночества и дружбы с опасным северянином привычка к сдержанности сработала безотказно. Произнести это слово теперь означало проявить слабость. И своими руками разрушить стену, которую, – Шу свидетель! – возводил с таким трудом. Геб повел сильным плечом. Он был без рубашки или плаща, в одном только белом схенти и сандалиях. Почти как сам Сет… только пояс золотой и богато украшенный, а не простой синий. И тяжелый плащ Души пустыни был здесь, лежал на одном из камней… - Шу занят с войсками. Лицо Сета стало еще более жестким – вмешательства в свою сферу он не терпел никогда. Но это после… - Гор? Инпу? Даже мои брат и сестра? - Сёстры, – строго поправил Геб. Он отказывался принимать решение сына вычеркнуть Нефтиду из жизни и не раз уже напоминал о ней. Сет только поморщился. – Все они слишком боятся тебя, сын мой. Так, что никогда не попросят о помощи. Я считал, ты понимаешь. - Понимаю, – Сет медленно собрал волосы в небрежную боевую косу. Конечно, она растреплется… – А ты, стало быть, не боишься? Землю под ногами слегка тряхнуло. Сет без труда удержал равновесие, но намек понял. Улыбнулся, и Геб ответил точно такой же улыбкой. - Я хорошо знаю, что ты пришел бы и без всякого Зова. Просто хотел поговорить. - Кто явился? – Сет пропустил последние слова отца мимо ушей. И Геб, судя по мимолетной грусти в глазах, принял это. - Все, Сет. Бесы. Духи. Все боги. Даже Ра и Апоп оставили на время свою вражду. Сет сидел на набережной, неподалеку от дома Тефнут и Шу. Это было любимое его место в цивилизованном мире, и именно там бог земли разыскал сына. Геб был не из тех, кто так просто отступает от задуманного. Он молча опустился рядом с Сетом на теплые плиты. Душная, тяжелая ночь, наполненная напряженным ожиданием. Разумеется, не спалось никому. Душа пустыни покосился на отца без всякого восторга, но промолчал и не стал гнать. И Геб так же молча протянул ему на раскрытой ладони небольшой кулон. Сет глянул – и алый отблеск глаз отразился в гранях темного камня. Он мгновенно понял, что это такое. Шнурком для подвески служила тонкая, необычно длинная, сложно заплетенная косичка из волос мрачного рыжего цвета. Его локон юности. Тот самый, что Геб срезал в день взросления и сохранил до сих пор. Единственное, что осталось от него прежнего… Сет молча взял подвеску в руки. Очень темный, на первый взгляд совершенно черный крупный рубин снова сверкнул краснотой и слегка нагрелся, приветствуя и признавая хозяина. Душа пустыни вовсе не был бесчувственным камнем. Он понимал, как относится к нему отец. Однако… Бережно подняв подвеску на ладони, он слегка прищурился – и ветер подхватил тонкий пепел, понес над Хапи, оставив Сету только камень. Душа пустыни стянул с волос шнур, стягивавший косу, и очень скоро рубин блеснул в ямочке между ключиц. Именно там было ему самое место… - Прости, отец, – тихо произнес Сет. – Еще неизвестно, есть ли для всех нас будущее, но прошлым жить я не стану. Туда нет возврата.       * * * Осирису уже случалось смотреть в глаза своей смерти. И, в точности как в прошлый раз, время страшно замедлило свой бег. Владыка мертвых не видел ничего, кроме сверкающих глаз архангела и неумолимо опускающегося клинка. Сейчас будет удар, а после не будет ничего… Жесткая пятерня сгребла его за волосы, испачкав кровью, швырнула наземь. Меч высек солнечные искры, встретившись с тяжелым хопешем, отлетел – и уже архангел мог погибнуть. Но он отступил, и спаситель Осириса не стал преследовать врага. Обернулся, подал руку, и время снова потекло, как прежде. - Цел? – низкий, охрипший от команд голос старшего брата. Усмешка, белые зубы, ослепительные на испачканном лице. – Не суйся к архангелам. Иди, чтобы я тебя не видел на переднем фланге! - Сет… - Потом! – Сет больно ткнул его между лопаток. Улыбнулся, жарким ветром встрепало его черные волосы – и бог войны исчез в кипении битвы. Они отступили, повинуясь глухому, но слышному везде приказу Души пустыни. В голосе его отчетливо звучала боль. Часа не прошло после этого, и в Фивах огласили приказ о запрете язычества под страхом смертной казни. Сета не было долго. Уже снова взошло солнце, уже Шу, – первый военачальник после бога войны! – отпустил уцелевших духов и бесов, уже богини под предводительством совершенно черного лицом Инпу перевязали раненых, уже разошлись многие из них, а Сет все не появлялся. Нет, никто не опасался, что Душа пустыни пал в бою – его сила ощущалась всеми. Но… Он пришел на закате. Пешком, в человеческом облике. Без оружия, но его лицо и одежда еще хранили на себе следы боя. Каменный браслет выше локтя почти перерублен ударом ятагана, волосы спутаны, схенти разорван в нескольких местах, и глубокие раны на лице и плече, – обе справа, – еще сочатся кровью. Однако он качнул головой, жестом отстранил Инпу, не позволяя себе помогать. - Оставь, сынок… От этих слов замерли все. Сет терпеть не мог племянника, живое напоминание о бесчестье и обо всем, что было после. И он никогда не считал нужным скрывать свое отношение. Шу слегка сощурился, вглядываясь в любимого внука. Что-то произошло. Что-то неотвратимое, и тяжелое поражение было лишь косвенной причиной. Поражение… Тот Сет, каким знал его Шу, выплеснул бы боль от проигранной битвы бурей в пустыне… или над человеческим городом. И вернулся бы сюда мрачным, но деятельным, а также подтянутым и аккуратным, как всегда. Но Шу почуял бы бурю… И душа Сета, кажется, пребывала в таком же хаосе, как его тело. Такого оглушительного, пугающего спокойствия в ней не было никогда. Шок? Нет. Конечно, Сет был потрясен, он очень редко проигрывал в своей жизни. Но даже это было потрясение не такого уровня, после которого юношу-почти-врага называют сыном. Не шок. Отчаяние. Сет сделал все для своей страны, но этого оказалось недостаточно. Вот в чем дело… - Он еще не велел нам убраться? – спросил Душа пустыни, имея в виду вражеского бога. - Не посмеет. Если бы это сказал Гор, Инпу, даже Осирис – Сет только усмехнулся бы. Боевой задор и мальчишеская удаль – ничто против врага, для которого нет запретов. Но это сказал Геб, который, если разозлится по-настоящему, мог утопить целый континент, а не только обрушить гнев своей стихии на маленькую страну у края великих пустынь. И враг, надо полагать, это понимал… Боги Та-Кемт оставались дома. Но переходили на осадное положение. Сет кивнул отцу, окинул взглядом присутствующих. - Кто-нибудь уже решил что-то? – глухой, почти чужой голос. - Моего благословения этой земле и этому народу не видать, – ясную речь Ра даже Шу воспринял как песнь, исцеляющую душу. Темный взгляд Сет впервые прояснился, лицо едва заметно просветлело. - Я никогда не любила эти места, – Тефнут была невредима, но очень странно было видеть всегда добрую богиню столь суровой. Согласно кивнула Нут, Геб улыбнулся очень нехорошей улыбкой. - Никто не сможет заставить меня проводить достойные души в его Крепость, – подал голос Инпу. Он наконец справился с изумлением. Сет покосился на него с явным одобрением, Осирис улыбнулся сыну. Душа пустыни свел кончики пальцев красивым чужеземным движением. - Прадед Солнце, прости мне мои дерзкие речи, но я обязан. Ра кивнул, заинтересованно щуря огненно-золотые глаза: никогда прежде Сет не был столь церемонным. - Каждому из вас я, как бог войны, запрещаю ввязываться в открытое противодействие с ним или его слугами. Отец, никаких землетрясений и вулканов, это не поможет. Только пассивное сопротивление. Он не считается ни с чем. Если мы хотим сохранить себя, нельзя действовать так, как он того ожидает. - Общение с Локи не прошло для тебя бесследно, – Шу улыбнулся. Сет сверкнул на него почти совсем красными глазами, но ответить не успел. - Положим, тебе не привыкать жить в изгнании. Что делать нам? Медленно-медленно Сет обернулся к Гору, некоторое время всматривался в лицо, даже в человеческом виде сохранявшее резкость соколиных черт. Улыбнулся, и по-настоящему страшна была эта улыбка. - Привыкать жить в изгнании, – отчеканил он спокойно. И вдруг смягчился – видно, вспомнил, как вел себя племянник в бою. – Это не так сложно, как тебе видится. Понемногу побежденные расходились по домам или сферам своего влияния, и вот в саду Тефнут остались лишь хозяева, Сет и Инпу. Кто бы сомневался… Но Сет уже не в силах был спорить и молча ушел к Хапи. Там сбросил сандалии, потом то, что осталось от его одежды, и медленно вошел в темную воду. Почти сразу метнулась прочь ребристая крокодилья спина – священные животные недолюбливали Сета, и он платил им искренней взаимностью. Занятно… на чужаке Локи они чуть не гроздьями висли, ожидая ласки… Мысль о Локи не вызвала у усталого бога даже усмешки. Плохо… Сет никогда не отличался большой любовью к воде – в чужой, хотя и не совсем уж чуждой стихии силы восстанавливать было несколько сложнее, чем в своей. Но в пустыне непременно полезли бы в голову мысли, которым Сет не собирался давать воли. И потому он плыл, не спеша, не поднимая брызг, неслышно разрезая почти зеркально-гладкую поверхность великой реки. Может, кто-то сказал бы, что он топил боль в глубинах, но это было не совсем так. Сет ни о чем не думал. Совершенно. В голове было гулко и пусто от усталости, и измученная душа могла только порадоваться этому. Не стоило сейчас… нужен отдых. Когда раны, наконец, начало жечь от чистой воды, Сет повернул к берегу. Вот нога коснулась ровного песчаного дна. Всплеск, легкая волна тронула спину. Богу войны не нужно было оборачиваться, он и так хорошо знал, кто пришел разделить его одиночество. И впервые он не находил ничего дурного в этой компании. - Ты плаваешь, как щенок, – произнес он, так и не оглянувшись. Инпу усмехнулся, по-собачьи тряхнул головой, отбрасывая с лица длинные волосы. Но не огрызнулся. Тоже – впервые. Вместо этого он почти беззвучно скользнул по воде к Сету, остановился за его спиной, в каком-то шаге. Замер. “Да или нет?” Да. Он преодолел этот шаг и крепко, почти детским жестом обнял Сета. Худые, сильно загорелые руки, тонкие и длинные пальцы целителя. Едва-едва, на самой грани ощущений – прикосновение прохладных от воды и ночи, чуточку обветренных губ. Инпу сам не знал, что на него нашло. Но хорошо понимал другое – очень опасно дать жить этому новому, неведомому ранее чувству. Опасно… и очень хотелось. Но решать что-то за Сета было опаснее стократ. И потому он, открыв это новое могучему родственнику и лучшему из своих врагов, отстранился. Тяжелая и жесткая ладонь бога-воина легла поверх его крепко сжатых рук. Теплая ладонь, теплее воды. - Останься, – тихо произнес Сет. Еще не согласие, но он не оттолкнул… И Инпу молча прижался щекой к сильному плечу, как когда-то мечтал прижаться к отцу. Закрыл глаза. - Ты ведь ничего не сделал бы моей матери? – спросил он осторожно. Спина Сета окаменела в его объятии. Ни перед битвой, ни после нее Душа пустыни не удостоил бывшую супругу ни словом, ни взглядом. - Вряд ли, – наконец ответил он, негромко и неохотно. – Может, только словами… Если бы она была честной. А тебе в любом случае не грозило ничего. Я никогда не был детоубийцей. - А будь она честна – простил бы? Ее? Отца?.. Сет пожал плечами. - Ее – мог. Осириса не вызвать на поединок – нет. Инпу промолчал. Сет слегка повернул голову, чтобы видеть его отрешенное, задумчивое и почему-то бледное лицо. - Иногда я думаю – может, стоило простить? И вырастить тебя, как сына? Бог смерти молча положил ладонь ему на грудь. При этом он нечаянно задел тяжелый рубин. Отстранился. - Что это? - Подарок. - Можно? Сет повернулся к нему лицом. Инпу вгляделся в темный камень, хмуря резкие брови. Но, к каким бы соображениям ни пришел, он предпочел оставить их при себе. Тонкая рука снова легла на грудь, легким жестом Инпу проследил шрамы. Те самые шрамы. Осторожная ласка подействовала… странно. На обоих. Сет никогда прежде не видел такого доверия в зеленых глазах бога смерти, причем доверия, обращенного к нему. Да и ни в чьих других тоже… И эмоции, вызванные этим, тоже были новыми. Что-то очень хрупкое, что боишься повредить даже вздохом, но вместе с тем знаешь – это нерушимо. И принадлежит только двоим. А Инпу не думал. Все, теперь вразнос, и ничего не страшно, не стыдно и не неправильно. Он был почти на голову меньше ростом, пришлось приподняться на цыпочки. Нос к носу, соприкосновение. Все, теперь невозможно будет сказать, что все дело лишь в нежданно-негаданно проснувшихся сыновних чувствах. Никто не смутился. Сет смотрел, и в черных глазах медленно проявлялась нежность. Инпу не поверил бы, если бы это чувство не было обращено на него. - Идем. У тебя снова кровотечение. Сет досадливо коснулся щеки, небрежно смыл кровь с пальцев. Было бы на что обращать внимание. Душа пустыни привык почти постоянно чувствовать боль. Но сейчас с Инпу спорить не хотелось. Пришлось дать проводить себя в дом, позволить усадить и подставить раны под умелые руки бога-врачевателя. Впрочем, нет. Не пришлось. В глубине души Сет рад был этой заботе. Слишком все было… слишком. Очень тонкая игла, полупрозрачная паутинка нити. То ли Инпу обезболил рану на лице, то ли это было свойство его инструментов, то ли просто Сет притерпелся – словом, он не ощутил ничего. - К утру заживет, – негромко сказал Инпу, неторопливо накладывая незнакомое, пахнувшее медью снадобье. Сейчас, в своей стихии, он не казался робким юношей, ищущим любви зрелого мужчины. И Сет осторожно любовался из-под ресниц его сосредоточенным лицом и четкими, уверенными и скупыми движениями. - Здесь будет больно, – предупредил он, склоняясь к плечу. Сет не отреагировал и не напрягся, хотя ему показалось, что рану прижгли каленым железом. - Что это? – выдавил сквозь зубы. Инпу поднял длинные ресницы лишь на мгновение, игла аккуратно прошила кожу. - Противоядие. Тебя ранили отравленным клинком. Яд аспида, судя по всему… Кто, не помнишь? Сет впервые усмехнулся с чем-то, отдаленно напоминавшим веселье. - Думаешь, я запоминаю? Меня задел, сам головы лишился… Ангел, по-моему, хотя не поручусь. Инпу кивнул, но промолчал. Плотный бинт мягко обхватил мышцу, закрывая свежий шов. Маленькая чашка, запах северного можжевельника и полыни. Сет пил горький и нежный напиток, отрешенно глядя в огонь. Из-за теней, царапин и синяков его всю жизнь знакомое лицо казалось почти чужим. Почему он совсем не бережет себя? Почему в любом бою, да и вообще в этой жизни ему достается сильнее, чем кому угодно другому? Что он должен совершить такого, что требуются столь жесткие уроки?.. И Инпу не смотрел ему в лицо. Он смотрел на руки. Большие, жесткие, смуглые ладони воина – и крохотная, тонкая до полупрозрачности белая чашка в форме цветка, что так любила Тефнут. Трогательный, но ничуть не забавный контраст щемил сердце. Эти ладони, способные сокрушить все или почти все, были так бережны… В доме Тефнут и Шу было достаточно места, чтобы недолюбливавшие друг друга гости даже случайно не встретились. Уж тем более хозяева не стали бы размещать их на ночлег в одном помещении. Но хозяева то ли спали, то ли вовсе отлучились куда-то, а Сет и Инпу даже не помыслили расходиться теперь. Широкая и твердая, не по-здешнему плоская деревянная кровать выглядела грубой. А превосходная, воздушная ткань, – Инпу безошибочно узнал рукоделие Баст, – снова составляла тот самый контраст. Подушек Сет не признавал. Улегся, отодвинулся к стене, давая место Инпу. Тяжело легли на заострившиеся скулы густые ресницы, резче во тьме проявились тени под глазами. Теперь лицо Сета снова стало… родным. Но выражало чудовищную, лишь отдаленно представимую усталость. Инпу невесомо опустился на постель рядом с ним, осторожно отвел с лица родича его длинные волосы. Сет не отстранился, даже не поморщился, но Инпу знал, что он не спит. - Сет… Молчание. Потом Душа пустыни очень медленно открыл глаза, блеснувшие чернотой в темноте. - Спеть тебе? Сет открыто, ярко улыбнулся – точно проглянул солнечный луч сквозь черную маску боли. - Инпу, – помолчал, и ничего нельзя было прочесть в его глазах. – Ложись… Инпу улегся, тут же тяжелая рука Сета легла поперек груди. Кончиками пальцев бог смерти погладил избитую ладонь, привлек к губам, поцеловал острые костяшки. В то, что последовало за этим, Инпу никогда не поверил бы. Это было гораздо невозможнее, чем неумелая нежность Сета, впервые направленная на него. Душа пустыни повернулся и легко положил голову ему на плечо. И любой вопрос стал неуместен. Инпу запел. Не печальную и протяжную песнь, провожавшую души из мира живых к нему – это была любимая мелодия бога смерти. Нет. В темной спальне, где не было ничего, кроме постели и небрежно брошенной прямо на пол немногочисленной одежды, звучала колыбельная. Та, которую Сет слышал еще от своей матери Нут, когда был не совсем обыкновенным, но все же – младенцем. Бог смерти хорошо знал, как действует даже на хорошо подготовленный разум эта музыка. Сначала просто не хочется открывать глаз, даже если ты готов еще не одну ночь напролет ловить светлячков в тростниках, драться и играть в прятки. Потом тело становится невесомым и одновременно неподъемным, ты сворачиваешься в клубок, и все на свете становится ненужным, кроме покоя звездной ночи и тепла мягкого одеяла. А потом приходят видения. Яркие, почти неотличимые от снов, но виделось всегда именно то, что необходимо было в данный момент. Например, сам Инпу часто видел море, пронизанную солнцем теплую лазурь. Это успокаивало окончательно, уводило от самой интересной или самой невыносимой реальности… и потом видения плавно растворялись среди настоящих снов. После этой колыбельной невозможно было увидеть кошмар. Инпу смолк, осторожно повернул голову. Улыбнулся. Во сне Сет выглядел моложе. Не так, конечно, чтобы сойти за ровесника – все-таки и Инпу, и Гор никогда не казались старше двадцати лет по человеческой мерке. Обычно Сету на вид было около тридцати, как большинству богов. Сейчас – в лучшем случае двадцать пять, и то лишь из-за ран и черных синяков на лице. Сильная рука бога войны по-прежнему лежала поперек груди Инпу. Хотел было отвести ее, уже взял за запястье… и замер. Слишком уж неожиданной оказалась новая мысль. Под рукой дяди было спокойно и хорошо. Ни тревог, ни боли, ни единого страха, многие из которых следовали из детства. Нужно было проиграть битву, лечить раны своего родича-врага, искренне пожелать его и петь, пока он не заснул, чтобы осознать – в Сете гораздо больше Защитника, нежели Разрушителя. И защита его простирается не только над ним, но над всеми богами и всей Та-Кемт. И теперь, кажется, он постоянно будет ощущать ее… Неожиданно и ярко вспомнилась тяжелая черная шкура, которую он частенько носил. А ведь это чувство всегда было с ним, с тех самых пор, как он впервые завернулся в жесткий мех. Мощь Сета оберегает его очень давно… Проснулся Инпу уже один. Ни Сета, ни его одежды, ни даже теплого и тягучего запаха – видно, он ушел давно. Только примятая постель да отпечаток жестких волос на плече говорили, что вся прошлая ночь не приснилась Инпу. Он задумчиво провел по лицу ладонью. Разумеется, было ясно, почему Сет так ушел. Инпу сам чувствовал себя странно. Да, ночью они на многое были готовы, и лишь тяжелая усталость уберегла от глупостей. Сейчас, в свете трезвого дня, даже мысли о чем-то большем, чем обычные натянутые отношения, вызывали нервный смех. Наверное, смотреть руг другу в глаза им будет весьма неловко… Однако Инпу не очень понравилось, что Сет все решил за него. Может, стоило что-то сказать друг другу?.. Но что толку тратить время на бесплодные раздумья? Сета сейчас, если и вправду ушел, не отыщешь. А если здесь… Инпу резко, почти одним движением, поднялся с постели. Что-то, легонько дернув за волосы, мягко упало к его ногам. Цветок. Незнакомый, с нежным и чуточку маслянистым ароматом, на толстом темно-зеленом стебле. Широкие черные лепестки с ярко-золотистыми краями почти смыкались, образуя маленькую коробочку. Конечно, в ней ничего не пряталось. Послание и так было весьма внятным. Инпу медленными, задумчивыми движениями вплел цветок в волосы. Грусти и досады он уже не ощущал – только любопытство… и нежность. Кто еще мог знать эту черту Сета, смешную, романтичную и трогательную? Кому ты в конце концов достанешься, Душа пустыни?