В белоснежных зимних объятиях

Анели прибыла в студию десятью минутами позднее назначенного времени и, с кроткой, слегка заискивающей улыбкой сославшись на сковавшие центр Берлина автомобильные пробки и принеся с собой облако свежего, морозного зимнего воздуха, добавила сложившемуся укладу какой-то бойкой динамичности, которая отсутствовала ранее и отразилась на общей работоспособности не то чтобы резким скачком кривой на несуществующем графике, однако возросшими заинтересованностью и стремлением довести начатое до стоящего результата. Не сказать, конечно, мол, до сего момента творческий процесс проходил скучно или сопровождался периодическими заторами, но появление молодой представительницы прекрасного пола в сугубо мужском коллективе неизменно определяет начало приятной для всех участников игры, в коей обычно нет победителя, зато каждый остается доволен, в течение ближайших недель сохраняя в памяти теплый осадок, оставшийся после встречи. Деро, который от нечего делать накануне заехал в офис, где девушка вместе со своим агентом подписывала какие-то бумаги, и оттого уже свел с ней относительное знакомство, представил ее Флюксу и Крэпу, и на их приветствия она ответила прежней улыбкой и краткими рукопожатиями, ненавязчиво указав тем самым на свое место и поставив себя им вровень. После этого, увлекаемая новыми знакомыми в глубины коридора, туда, где находились инструменты и прочая аппаратура, она довольно быстро уточнила интересовавшие ее аспекты, касавшиеся скорее организации их совместной деятельности, нежели ее самой, получила несколько комментариев по поводу настроения альбома, куда должен был войти грядущий трек, и тем, кои он мог в себя включать, и все четверо приступили к работе совсем скоро. Первое впечатление сложилось весьма удачно. Что же касалось повода для такого неожиданного сотрудничества, то им стал сущий пустяк, подхваченный волей Судьбы (наверное, и она в свободное от вершения знаковых деяний время любит устроиться в кресле-качалке и включить хорошую музыку), словно легкое перышко на ветру, и, начиная от размеров крошечной мухи, достигнувший габаритов настоящего, взрослого слона. Среди членов «Fata Morgana»*, музыкального коллектива, руку к созданию которого приложила Анели, начались серьезные разногласия, и в какой-то момент группа едва не развеялась, точно мираж, в честь коего получила свое название, а девушка, не выдержав затяжной нервотрепки, решила, откровенно говоря, надраться, прихватив с собой заодно дружка-трезвенника и по совместительству пиар-менеджера, дабы не оказаться по окончании веселья в незнакомом месте и в компании не внушающих доверия людей, и чтобы поплакаться была возможность. В выбранном ими небольшом клубе они просидели достаточно долго, обсуждая самые разнообразные темы и глуша кто алкоголь, кто наоборот, лишенные его коктейли, пока ди-джей наконец не решил встряхнуть собравшихся на танцполе отдыхающих и не включил одну из песен «Oomph!». Оба не помнили, полилась из колонок композиция «Labyrinth» или «Such mich find mich», да это и не имело значения. Главное — Анели, делая новый глоток, разоткровенничалась и призналась, мол, бóльшую часть своей карьеры мечтала записать совместный трек с Деро Гои, по слухам вынашивавшим идеи для нового альбома, а ее собеседник сделал для себя должные выводы и в очередной раз подтвердил истинность того стереотипа, что мир шоу-бизнеса тесен до невозможного, ибо случайно брошенная констатация факта еще до завершения дня сделалась пожеланием и, обретя в устах других людей подобающие формальности, превратилась в деловое предложение, после чего достигла команды «Oomph!» и через пару часов — самих участников музыкального коллектива. Пересказывать их обсуждение сложившейся ситуации, думаю, не стоит: вспомнив о днях создания совместного с Ниной Хаген «Fieber» и прослушав несколько песен из репертуара «Fata Morgana», они дали свой ответ, и на следующее утро — начавшееся для девушки (которая не слишком помнила, что и когда говорила накануне) только в двенадцать часов, со звонка менеджера, чей радостный голос изрядно контрастировал с ее головной болью и подавленным состоянием — он заставил ее прийти в норму почти моментально. Ну и, разумеется, навсегда оставить в стороне мысли о пускай и кратковременном пьянстве. Впрочем, сейчас она не жалела ни о чем, да и былые страхи отошли на второй план. Ее приняли достаточно тепло, и в те минуты, когда подготовка текста приостанавливалась, ибо предложенная строчка либо напоминала о какой-то слышанной ранее шутке, либо сама становилась ею, в комнате уже не возникало напряженного и неловкого молчания. Устроившись на маленьком кожаном диванчике рядом с Крэпом и уперевшись локтями в стол, поверхность которого устилали листы бумаги — как исписанные словами или набросками выигрышных сочетаний нот для того или иного задействованного музыкального инструмента, так и чистыми, составлявшими ровные стопки, — карандаши и прочие мелкие предметы, порой оказывавшиеся очень полезными, она смотрела на расположившегося напротив Деро, рассказывавшего что-то про использованные при записи первой, на данный момент готовой песни фильтры звука и эффекты, выдвигаемые им на рассмотрение для нынешней, и всеми фибрами души улавливала ту разницу, наподобие глубокой, бездонной расщелины, разделявшую атмосферу в студии, где в течение последних недель пытались сделать нечто путное члены ее родного коллектива, и то, что она наблюдала здесь. Несмотря на долгое, для немалого числа групп поистине немыслимое время, которое эти трое провели вместе, и в котором, как ей думалось, наверняка имели место конфликты и недопонимания, они все еще находились на одной волне, на лету подхватывали какие-то мысли, развивая их и облекая в требуемую форму, развязно шутили, иногда обращая внимание на ее присутствие, а иногда в столь же несерьезной форме напоминая друг другу, мол, осторожнее с выражениями, с нами ведь дама, и от осознания наличия между ними некоей прочной связи — почти привязанности — на душе делалось теплее. К тому же она не создавала дискомфорта для Анели, хотя и желавшей влиться в коллектив, но неспособной сделать это на все сто процентов. С ней были добры, и она с готовностью платила той же монетой то ли потому, что прямо у нее на глазах сбывалось чуть ли не самое заветное желание, то ли потому, что она наконец могла стать с кем-то открытой, отыскала повод не скрывать свою искренность. Через два часа или чуть больше черновой вариант текста лежал на подлокотнике кресла, аккуратно переписанный на отдельную страницу размашистым почерком Флюкса. С каллиграфией все это дело рядом, конечно, не стояло, однако если бы им пришлось заново разбираться в царившем на прочих листах хаосе штриховок, подчеркиваний и слияний слов, выведенных четырьмя разными руками и порой ложившихся поверх друг друга за неимением вокруг свободного места, то работа вовсе не завершилась бы никогда. Правда, и на «чистовике» встречалась пара помарок: кто-то из диктовавших — сначала Крэп, потом Анели — называл не то слово (причем никто не гарантировал, мол, первый раз ошибка вышла непреднамеренно), — но Флюкс лишь отделывался язвительными комментариями и продолжал писать. Про себя девушка отметила, что в каком-то из интервью Деро не солгал, сказав, мол, он всегда помогал им с Крэпом не ударяться в крайности и находить компромисс. Улыбчивый и приятный в общении, он чем-то импонировал ей. С ним она и разговаривала, распираемая от удовольствия, полученного в результате ловко ввернутой шутки, когда зазвонил телефон. Во избежание нежелательных вызовов, которые могли отвлечь, стоило хорошей мысли сделаться почти осязаемой под кончиками пальцев, и увести с верного пути, все оставили мобильные устройства вне зоны досягаемости, предварительно отключив звук, но в какой-то момент Анели повернула голову и уловила свет, исходивший от дисплея одного из них, крайнего — ее. Взгляд инстинктивно метнулся туда, и, силясь на достаточно далеком расстоянии различить имя пытавшегося достучаться до нее абонента, она прищурилась. А потом пожалела, что не смотрела куда-нибудь в противоположном направлении. Звонил ее коллега, в «Fata Morgana» отвечавший за ударные инструменты. И все бы ничего, однако зачинщиком большинства ссор в последнее время являлся именно он, придираясь буквально ко всему и зачастую, когда речь заходила о выборе, ставя довольно категорическое условие, известное всем под названием «он или я» или в данном случае «она или я», ибо, как предполагала добрая половина группы, причинами подобной взвинченности были болезненный разрыв с подружкой, коего ничто не предвещало, и перенос обиды на весь женский род, представляли здесь который сразу двое — вокалистка и клавишница. Вторая, правда, вела себя пассивно, зачастую отступая от прежних идей, сколь бы хорошими они ни казались другим, а вот Анели стояла на своем до последнего, не считая нужным плясать под чью-то дудку, по крайней мере, без действительно обоснованных на то поводов. — Все в порядке? — Тихий оклик Деро вывел ее из кокона размышлений, коснувшись слуха мягко, но при этом настойчиво. Она торопливо моргнула, стряхивая с ресниц вехи недавнего прошлого, и повернула голову к нему. Вероятно, она «отсутствовала» около минуты — веселье, царившее в студии, заметно пошло на убыль, и теперь на нее взирали три пары глаз: участливо, удивленно и спокойно, соответственно. Она неуверенно повела плечами и указала в сторону телефона, поморщившись: — Мне надо ответить, — после чего поднялась и, подхватив аппарат, уведомлявший ее уже о двух пропущенных звонках, натянула на лицо саркастическую каменную маску, прекрасный эмоциональный барьер, даже если собеседник не находился непосредственно напротив нее. Само осознание близкого и неизбежного столкновения тяготило, и к щекам теплотой прилил гнев — стало душно. Решительно огласив пустоту коридоров дробью невысоких каблуков, она кивнула девушке-администратору за стойкой, любезно встретившей ее несколько ранее, и толкнула массивную дверь здания, оказавшись на крыльце, в белоснежных зимних объятиях. — Куда она, интересно, — произнес спустя пару секунд Флюкс, пускай вопросительной интонации его слова не носили, да и зачем. Каждый подумал о том же. — Не знаю, — ответил Крэп, который среди них троих меньше всего поддался влиянию милого лепета Анели. Предприняв две или три попытки незаметно подобраться к нему посреди разговора и понять, что он из себя представляет, она наконец оставила его в покое, добившись расположения к своей персоне благодаря, пожалуй, одной из древнейших женских хитростей, обретшей отражение в мужском самолюбии, кое иногда требовалось невесомо поглаживать даже таким пустяком, как, например, согласие с предложенной мыслью или проведение аналогии с какой-то из включенных в предыдущие альбомы песен, где выполненная им часть работы пришлась особенно по душе. — А ты куда собрался? — Прогуляюсь, — бесцветным, однако слишком обличающим истинную цель голосом отозвался Деро, покидая насиженное место, набрасывая на плечи пальто и протягивая ладонь за оставшейся на вешалке курткой певицы, а потом добавил с легкой усмешкой: — Холодно на улице, наверное. Он был прав. Буйствовавший над Берлином декабрь, будто фокусник на ярмарке, извлек откуда-то из бездонного рукава неприятный подарок в виде пронизывающего ветра, и оттого, вырываясь из натопленного, уютного помещения, сразу хотелось съежиться и плотнее закутаться в шарф, хотя, очевидно, и не всем. При виде женской фигурки, чей стан охватывало лишь тонкое худи, а распущенные волосы постепенно покрывались крошечными бриллиантами снежинок, у мужчины едва мороз по коже не пробежал. Но не пробежал-таки, ибо в следующий миг его оттеснило изумление в совокупности со смешливостью. Девушка, стоявшая к нему спиной, захваченная диалогом и не слышавшая, как с приглушенным шорохом открылась дверь, топнула ногой, после чего обрушила на невидимого оппонента целую очередь столь нелестных выражений — причем не хаотично разбросанных среди обрывочных жестикуляций и фраз, а выстроенных в довольно ровную цепь повествования, словно перед ней лежал лист с заранее подготовленным текстом, — что где-нибудь на другом конце земного шара наверняка присвистнул от зависти какой-то сапожник, если таковые, разумеется, остались, не вытесненные механическими детищами прогресса. По завершении пылкой тирады Анели бросила короткое и не предполагавшее ответа прощание и положила трубку. Ее взор метался по медленно, точно в танце спускавшимся вниз белым хлопьям и вскоре зацепился за силуэт, которого, она четко это помнила, рядом прежде не видела. Она резко повернулась к нему, а затем, поняв, кто нарушил ее уединение, с досадой закатила глаза. — Подслушивать чужие разговоры плохо. — Я просто подумал, что тебе, — они еще в самом начале дня решили опустить формальности, — не стоит переохлаждаться. Даже если мы сегодня закончим с музыкой и приступим к записи вокальных частей, доработка останется на завтра, поэтому болеть тебе явно некстати, — в доказательство последней фразы Деро, немного озадаченный тем, сколько гнева способно вмещать в себя для постороннего зрителя вполне жизнерадостное создание, и как ошеломительно быстро он может подняться внутри, вытеснив все былые эмоции, отдал ей куртку, кою она с готовностью подхватила, вскользь одарив его благодарностью, пускай использовать по назначению не собиралась — вытащила из кармана продолговатую белую пачку и блеснувшую, отразив белизну снега, зажигалку и только. — Ты куришь? — Он отрицательно покачал головой. — Вот и не надо, — она покосилась сначала направо, потом налево и, не найдя нигде запрещающего знака, поднесла ко рту тонкую сигарету, чей конец вспыхнул и испустил облако сизого дыма. Нервы неизбежно сдавали, и приходилось радоваться, мол, наравне с прочими приобретенными вредными привычками она не начала еще и ногти грызть, словно школьница. — Случилось что-нибудь серьезное? — спросил музыкант, наблюдая, как она, глубоко затянувшись и заставив разом прогореть почти четверть свернутой бумажной трубочки, с облегчением выдохнула и опустила веки. — Извини, если тебе неприятно или… — Все нормально, — отмахнулась она, всматриваясь в его черты и стараясь понять, вызван был данный вопрос исключительно вежливостью или у Деро действительно нашлась хоть капля сочувствия. — Давай скажем так, все предсказуемо летит в тартарары, а крайней остаюсь я, которая в нужный момент, когда стало понятно, куда приведут проблемы, не подыскала себе запасной аэродром, не начала собирать новую команду. Впрочем, тебе не нужно забивать голову… Прошу прощения, я сболтнула лишнего, — обоняния вновь коснулись горьковатые нотки. — Все настолько плохо? — Гои сделал к ней несколько шагов и устроился, облокотившись на металлические перила. Опыт подсказывал ему, мол, девушка в итоге не выдержит, несмотря на всю напускную бодрость, а когда выговорится, ей станет лучше. В таком состоянии не легче писать песни, чем с валуном, привязанным к ноге, пытаться выплыть со стремнины — он неоднократно убеждался в этом на собственном опыте и оттого не желал испытать подобное никому. Да и быть позитивной Анели шло не в пример больше. — Я привыкла, — она поглядела куда-то вдаль. — Нет, не к тому, конечно, что меня называют предательницей, так как я, видите ли, легкомысленно бросила свою группу и без согласия ее участников начала сотрудничать с другими людьми, — взор светлых глаз, вернувшись, очертил контуры мужского профиля, а губы растянулись в лишенной веселости усмешке. Затушенные остатки сигареты полетели в находившуюся неподалеку урну, и, потянувшись за следующей, девушка вдруг передумала, достала откуда-то пачку жвачки с изображенными на упаковке листами мяты. — Однако к тому, что каждый день нужно бороться за свои интересы, причинять неудобства человеку, который провел с тобой рядом уйму времени, и с кем не хочется ссориться, и получать от него в ответ идентичную волну негатива, — она покосилась на зажатый в пальцах телефон, а тот, будто дождавшись наконец внимания к себе, засветился и снова отразил на экране номер и имя инициатора звонка. — Да я ему сейчас… — она едва ли не скрипнула зубами от злости и принялась мерить крыльцо быстрыми шагами, опять погрузившись в размышления и, вероятно, придумывая, каким образом ей удастся на сей раз противостоять нападкам, а потому вздрогнула, когда на ее покрывшемся от холода мурашками запястье мягко сомкнулись на удивление теплые пальцы Деро. — Не надо, — он приблизился к ней и слегка улыбнулся, стоило ей вскинуть на него непонимающий взгляд и приготовиться возразить, после чего, плавно управляя ее рукой, поднял устройство на уровень лица. Анели смотрела на него снизу вверх, округлившимися глазами, сама не понимая, почему позволяет случиться этому безумию, но безмолвствовала, лишь изредка кусая губы. — Да? — Разговор начался, мужчина прижал трубку к уху, а она свободной ладонью прикрыла рот и сдавленно выдохнула. — Нет, не Анели. Неужели так похоже? — Музыкант наиграно изумился и вскинул брови. — Приятно познакомиться, меня зовут Деро… Что? Нет, я не возьмусь ей ничего передать, она очень занята, — певица придвинулась к нему вплотную, стараясь разобрать какие-либо слова, доносившиеся из динамика смесью гневных шипящих звуков. — И, пожалуйста, не мешайте нашему творческому процессу. Хорошего дня. Когда он нажал на кнопку завершения вызова, она отступила назад и исступленно зарылась пальцами в волосы. Внутри гулко и ускоренно колотилось сердце, и нечеткие, обрывочные мысли вились, роились в сознании, будто пчелы над растревоженным ульем. Что они сделали? Что они сейчас, мать его, сделали? «Да ничего, — неожиданно размеренно на фоне общей неразберихи раздался голос разума, — просто поставили кое-кого на место, и теперь можно выдохнуть спокойно. Сегодня он больше не тронет тебя, ибо наверняка достиг апогея и должен переварить собственные эмоции». Окрыленная и благодарная, девушка повернулась к Деро и наткнулась на его лукавый взор — он следил за ее минутным смятением и молниеносной сменой выражений на лице. Наверное, увиденное его забавляло, но, кроме того, он был доволен своей выходкой, и это замечалось сразу, стоило только на него посмотреть. Она вновь окинула его черты, засветившиеся подвижной живостью, остановилась на глазах, из-за снега вокруг по оттенку приблизившиеся к ореховому, обрамленному искорками зелени, затем ощутила приливающий к коже румянец и опустила голову. — Я… я не знаю, что сказать… — она вздохнула, пытаясь унять свой внутренний мотор, работавший так, словно она пробежала эстафету, подгоняемая задорными, способствовавшими усиленной выработке адреналина криками, протянула вперед руку — вроде за телефоном, который мужчина по-прежнему держал у лица, — накрыла его пальцы, а потом… зачем-то переместила ее в воздухе и нерешительно, но ласково коснулась его щеки. Он сделал к ней короткий шаг и чуть склонился, компенсируя их разницу в росте, однако ничего не предпринимая и позволяя ей еще раз все обдумать и принять решение, хотя какое там… Находись на его месте и леший из сказки, она накинулась бы на него с объятиями. — Вас тут что, замело? — Неожиданно громко и в краткое мгновение разрушив образовавшуюся вокруг них интимную атмосферу произнес кто-то, открывая дверь и больно ударяя Гои по плечу. — О, прости. Оба дернулись, ибо за несколько секунд успели позабыть обо всем: о работе, возможных зрителях развернувшейся сцены и последствиях, — и обернулись в сторону звука с неким испугом, столкнувшись со взглядом медленно расплывавшегося в улыбке Флюкса. Его и раньше распирало, так как он считал остроумной взятую в качестве обращения фразу, а теперь к тому же застал парочку за достаточно любопытным занятием… Одним словом, не приходилось сомневаться, мол, на смену обматеренному барабанщику придет именно он. Анели хмыкнула и отогнала эту мысль прочь. Голова приятно пустела, а щеки пылали — не то от ветра, не то от какого-то странного, полузабытого ощущения, будто она вернулась в ту пору, когда полученный в знак симпатии поцелуй являлся диковинкой. Немного склонив лицо вниз, дабы не показывать отраженных на нем эмоций, она аккуратным движением забрала свой смартфон у Деро, чей взор уже не источал добродушного озорства, а затем, проскользнув мимо гитариста в образовавшийся проем и оказавшись в облаке чарующего тепла, направилась вглубь студии по коридору, унося вместе с собой свежесть морозного зимнего воздуха, редкие снежинки, таявшие на воротнике куртки, запах мятной жвачки и рассеянную, полуигривую улыбку. *Фата-моргана — сложный и очень редко встречающийся оптический эффект, при котором возникающие миражи кажутся особенно реалистичными, пускай и создаются посредством множественных искажений. Музыкального коллектива с таким названием на самом деле не существует — он выдуман для данной работы и получил такое название, потому что, во-первых, является столь же эфемерным и готовым распасться, а во-вторых, автор просто любит подобные заморочки :D ~ В качестве небольшого дополнения к опубликованному выше тексту прилагаю данный отрывок. На мой взгляд, он немного не вписывается в основную часть работы, но, тем не менее, имеет место быть. ~ Деро оказался прав — на следующий день Анели вновь приехала в студию, благо спонтанная прогулка не отразилась на ее здоровье и петь ей ничто не помешало. О том, что случилось накануне, никто вслух не говорил — пускай вездесущий Флюкс несомненно поделился с Крэпом новостями, — и все же мужчина чувствовал присутствовавший в общении оттенок напряжения, даже если рассматривать не взаимодействие всего коллектива, а лишь его и девушку. Она старалась быть сдержанной, мало откликалась на шутки, то ли стыдясь своего давешнего порыва, то ли додумывая для себя, какие выводы он мог о ней сделать, исходя из ее поведения, и расшевелить ее удалось только через полчаса, когда и она, и Гои записали отведенные каждому куплеты и совместные части и остались мелкие, незначительные детали работы. Вернувшись в комнату с чистой чашкой из-под кофе, музыкант услышал взрыв смеха. Анели устроилась в освободившемся кресле на колесиках, которое раньше занимал он, и болтала с Флюксом, подперев подбородок кулачком и из-под слегка опущенных век бросая на собеседника заинтересованные, словно бы поддразнивавшие, раззадоривавшие его взгляды. Деро она пока не замечала, иначе не держалась бы столь беспечно, и ему это было лишь на руку — он мог понаблюдать за ней еще немного, прежде чем она попрощается и уедет. Кроме того, он отметил для себя, что хоть она и допускала ненавязчивый флирт со стороны гитариста, но не отвечала на него или отделывалась неоднозначными, зато исчерпывающими выражениями. Отметил и отругал себя. Зачем потребовалось все это начинать? По-прежнему минуя поле ее зрения, он прошел по комнате, от нечего делать поправил тарелки на ударной установке и вскоре оказался за креслом, вслушиваясь в звуки радостного голоса. Его внимание привлек кончик карандаша, использованного ею вместо забытой дома заколки для волос, который, стоило ей встряхнуть головой, подскакивал и колебался из стороны в сторону. Как в школьные годы мальчики дергают девчонок за косички, музыкант протянул руку и постарался ухватиться за деревянный стержень. Не вышло — Анели мгновением раньше чуть подалась вперед. Устроившийся неподалеку Крэп вопросительно приподнял брови, однако Деро качнул головой и предпринял новую попытку. Флюкс упорно не поднимал глаз и потихоньку стал давиться смехом. Анели в замешательстве замолкла, начав что-то подозревать, а мужчина наконец вытащил карандаш из ее незамысловатой прически, заставив ту рассыпаться отдельными прядями по хрупким плечам, а ее обладательницу — пригнуться от неожиданности. Спустя мгновение она повернулась к нему с видом, с коим обычно родители смотрят на результат очередной шалости ребенка, чье появление раз и навсегда подорвало их надежды на спокойную жизнь. Он ответил ей улыбкой и испытующим взором, и она выдержала его, устремив свой ему прямо в глаза. Так они провели минуту, может, больше, точно пробуя друг друга на прочность. Уголки ее рта устремились кверху, и вскоре она уже открыто, без стеснения улыбалась ему. Пожалуй, впервые с момента их близости они смотрели друг другу в лицо, скользили по знакомым чертам и, по сути, вели безмолвную беседу, чей итог исчерпывало следующее: вчерашнее им понравилось, и они оба предпочли бы поговорить наедине, вне студии и на отвлеченные от их совместной деятельности темы. А еще девушка в последний миг перед тем, как отвести взгляд, томно взмахнув веером ресниц, едва заметно закусила нижнюю губу, что свидетельствовало также о третьем выводе, плавно вытекавшем из второго — она была не против не только поговорить. — Верни, пожалуйста, — наконец она прервала затянувшееся молчание и выставила раскрытую ладонь. — Возьми сама, — усмехнулся Деро и, приблизив карандаш к ней так, что она инстинктивно попыталась перехватить его, отдернул назад. Подумав недолго, Анели встряхнула челкой и поднялась с кресла, принимая правила его игры… А одержанную им победу признала чуть позже — когда, сидя рядом с ним за панелью управления и слушая, как меняется звук в зависимости от положения опускаемого им рычажка, чтобы отметить понравившийся ей вариант, не сказала об этом и не попросила остановиться, а потянулась и, опустив свою ладонь на его руку, неспешным жестом вернула ее обратно.