Двадцать дней в Айдахо

Они в Айдахо два дня, в таком же мелком, как Эббинг, городе. Точно не больше. Мерзкий штат, сразу решает Милдред. Шахтёры да лесорубы — кретинов ещё больше, чем в родной дыре. Дышать тут нормально не получается — воздуха словно слишком много. И пахнет он уж больно приятно, есть повод насторожиться. С хера ли воздуху как-то пахнуть, если ты не в розовом саду? Диксон скупает комиксы по десять штук за раз и читает их без перерыва. Милдред ничего в этом не понимает, но готова поклясться, что местные комиксы такие же, как и везде. Номер в мотеле у них один — экономят. С двумя хлипкими кроватями. Диксон по ночам храпит, как престарелый хряк, а Милдред просто хорошо, что кончилась тишина, которую оставили после себя ушедший муж, погибшая дочь и сбежавший сын. Они пять дней в Айдахо и завтракают всегда в одной и той же забегаловке. — Вы к Рику? — спрашивает официантка, когда их рожи уже примелькались. И смотрит на Милдред. Конечно, после её игр с огнём девки на Диксона как-то совсем глядеть перестали. — Чего? — Милдред недвусмысленно кивает на свою пустую чашку и кофейник в руках официантки. Та смущается. — По делам у нас? Хотите дерево купить у Рика? — Не, — отвечает Милдред и отворачивается. — Тогда вы, наверное, журналисты? Пишете про ферму Аарона? — Я похожа на журналистку? Официантка обижается, поджимает губы и молча наливает кофе. Они в Айдахо семь дней, а ублюдок, которого собирались убить, уже нашёлся. Живёт себе спокойно, не боится. Пьёт, гуляет, девок к себе водит — сразу понятно: в увольнительной. Милдред усмехается, но убивать его и не думает. Как-то не тянет к этому. Диксон чешет затылок, берёт в баре пятую бутылку пива и говорит, что рано или поздно ублюдок обидит очередную девчонку. Спорить Милдред не собирается, но не к копам же идти. Они уже десять дней в чёртовом Айдахо, и ни один из них не знает, что тут забыл. — Так ты гей или как? — спрашивает за утренним кофе Милдред. Ну о чём-то же надо говорить! Знакомая официантка пялится на неё с явным осуждением и не может удержаться — поглядывает на Диксона. Тот под её взглядом краснеет. Милдред вздыхает и закатывает глаза — извиняться она не планирует. — Я… это… не знаю, — лопочет он. Милдред смотрит ему прямо в глаза. Реально не знает, думает она. У парня всегда было туго с пониманием, а тут и тема непростая. В ублюдка стрелять никто не собирается, но каждый вечер они приглядывают за ним. На всякий случай. Они в Айдахо четырнадцать дней, и всякий случай решает: пора! Милдред идёт к машине, проводив хвостом ублюдка до его дома, но не доходит. Разбитая о макушку бутылка звенит, и газон с кустами улетает куда-то вверх. Отбивается Милдред на автомате, и за вялые взмахи руками получает пару пинков по рёбрам. Хуёвое и чертовски знакомое ощущение — Чарли любил делать так же. Милдред силится заорать, но при первых звуках её затыкают ладонью у рта. Стоит перестать дёргаться, хватка слабеет: напавшему же надо ещё раз двинуть ей кулаком по лицу и начать стаскивать с неё штаны. Милдред бьёт в ответ, лбом по носу. Насильник воет, матерится и называет её сукой. В принципе ничего нового — обычно она сама так с собой поступает. Он говорит, что ему не нравятся борзые старухи и обещает зажарить её как следует. Только сейчас Милдред понимает, что на неё напал тот самый ублюдок. Он бьёт ещё, по голове, и Милдред больше не сопротивляется. Она и не понимает ничерта; голова болит, раздувается, всё вокруг вертится и плывёт. А потом ублюдок тащит её куда-то; она не знает, долго ли. Он сдёргивает с неё штаны до конца и связывает ей руки. Перед глазами темно, Милдред не знает: это от ударов или на улице фонарей нет, а может, она уже в подвале? Щёлкает зажигалка, огонёк жалит ей ухо, шею, плечо. Одежда и волосы вспыхивают, а Милдред визжит. И вроде продолжает визжать, когда её крик разбивается об оглушительный грохот, после чего наступает тишина, полная жара и боли. Кто-то сбивает с Милдред огонь, и она видит Диксона. Диксона, ружьё и кровавую кашу на месте ублюдочной головы. Воздух больше не пахнет свежестью, теперь у него запах крови и палёных волос. Они в этой долбаной глухомани пятнадцать дней, и копам интересно, что они тут делали. Так говорит Диксон, навещая Милдред в больнице. Полицейские его отпустили, и она удивляется всего на минуту. На самом-то деле, он ей жизнь спас, это ясно. Да и Диксон — бывший коп. А эти за своих всегда стоят. Он говорит, к ней тоже заглянут с допросом. — Что ты им сказал? — спрашивает Милдред. — По поводу того, зачем мы здесь? — Что мы туристы. Город приехали посмотреть. И штат. А чего ещё от него ждать? Пиком сообразительности Диксона было окорябать ногтями ублюдка, чтобы собрать ДНК. Не станет же он от этого гением. На шестнадцатый день Милдред советует докторам оставить её в покое и уходит из больницы. Она покупает в аптеке то, что ей сказали, и мазь от рубцов. Не себе — Диксону. У него руки из жопы, так что Милдред сама меняет повязки, и лицо ему тоже мажет она. Копы их не трогают, дело не заводят. И на том спасибо. Милдред думает, что за ними ещё присматривают — неплохо бы поддержать легенду. Они в Айдахо девятнадцать дней, а Милдред знает его, кажется, лучше, чем родной Миссури. Они с Диксоном побывали и в парках, и в каньонах, и на каком-то фестивале, даже видели памятник картошке. Теперь они грёбаные туристы. Милдред не находит утешения со смертью ублюдка. Дочь ей не вернуть — это уже и без всяких утешающих речей она давно поняла. Да и то, что какая-то чужая дочь отмщена, Милдред не очень-то волнует. Справедливость и прочую абстрактную чушь пусть оставят себе герои. А она оставит себе шрамы от ожогов. На двадцатый день они оставляют Айдахо позади. Дождь стучит по крыше автомобиля, но Милдред это не усыпляет. Она, кажется, даже отдохнула за последнее время и выспалась. Диксон жуёт чипсы на соседнем сидении и чешется — после мази у него зудит лицо. — Думаешь, я смогу снова стать копом? — спрашивает он. — А чего бы нет? — говорит Милдред. — У меня эти… проблемы с гневом. — Ну походи к мозгоправу, пусть даст тебе какую рекомендацию. Или на курсы. Есть такие, как с гневом справляться. Не в Эббинге, конечно, где-нибудь в Сент-Луисе или в столице. Ха, да если ты такое потянешь, я сама к твоему шефу новому схожу, попрошу вернуть тебе жетон. — Правда, Милдред? — Правда. А ты сам-то этого хочешь? — Я не знаю. Да уж, ума у него больше не стало, думает Милдред. — Не торопись, — говорит она. — Преступники не кончатся же. Поживи, подумай. Вдруг захочешь. Кем угодно можно стать, если захочешь. Он кивает и хрустит чипсами. Милдред не возвращает себе дочь, просто находит человека, с которым не больно думать о будущем.