Ценнее всех

— Это что, граммофон? Генри оборачивается на голос и смотрит на Чарли, который рассматривает устройство, стоящее на тумбочке из тёмного дерева. Зелёные глаза с интересом рассматривают каждую детальку, пальцы с небольшим количеством пластырей на них проходят кончиками по краям диска проигрывателя, после по чёрной пластинке, а затем доходят до катушки. Игла находится чуть выше, буквально пара сантиметров разделяет её с поверхностью диска. Труба, которая отдалённо напоминает форму такого цветка, как колокольчик, держится на опорном кронштейне и окрашена она в медно-золотистый цвет. В ней видно даже собственное отражение, настолько она отполирована. Не как в зеркале, однако, черты лица и цвет очень даже различимы. Стикмин подходит к Чарли и смотрит на себя как раз через эту трубу. На него в ответ смотрит всего лишь другой он по ту сторону отражения, только слегка замыленный. — Как думаешь, почему он стоит у Шляппок здесь? Внутри ракеты? — Спрашивает Кэлвин, рассматривая граммофон дальше и прикасаясь к нему пальцами, даже не боясь, что на отполированной части обязательно останутся отпечатки его пальцев. Генри только и может, как пожать плечами, оставляя его вопрос без ответа. — Быть может, они так же иногда устраивают балы среди своих? — Чарли смеётся, прищурив глаза и улыбаясь. Он шутит, конечно же, шутит. Генри улыбается одними уголками губ и пытается представить в своей голове, как целая криминальная организация, на которую уже много лет пытаются найти компромат, может устраивать балы? Это кажется чем-то нереальным, невозможным, даже чем-то смешным. Хотя нет, не так. Если учесть, что большинство из них ходят в костюмах, которые люди носили в девятнадцатом веке, и лишь некоторые из их членов носят что-то более современное… Но этими некоторыми являются девушки и женщины, так как в платьях просто-напросто было бы неудобно драться и носить оружие с собой. Только вот интересна одна деталь: как же они тогда устраивают балы, если у них в организации в основном мужчины? Генри прячет смешок под кашлем, прикрыв рот кулаком. Вместо того чтобы исследовать это место и помогать другим членам команды по приказу Генерала, они просто стоят на месте и рассматривают граммофон в комнате, на потолке которой находится люстра с несколькими лампами, которые и освещают помещение своим мягким, тёплым светом, позволяя кусочкам полумрака накрывать собою уголки комнаты. Выходить отсюда совсем не хочется. Генри отрывает взгляд от граммофона и оглядывается. В стене напротив установлен камин, в котором сейчас полыхает искусственный огонь из окон, который так напоминает настоящий. Над ним висит прямоугольная картина, пейзаж: лес позади, а перед ним река, в которой видны блики нарисованного солнца. А вот перед каменным камином стоит кофейный столик и диван, а по бокам кресла из тёмной кожи. Около стены так же находится целый шкаф с книгами, стоящими за стеклом. Там есть и новые книги, а есть и старые, и это видно по обшарпанным корешкам и просвечивающим жёлтым страницам. Видимо, в клане Шляппок есть ценители и классической литературы, что в какой-то мере даже восхищает Генри. Сам же он не интересуется классикой, так как считает её скучной и даже серой (интересно, клан Шляппок убил бы его за такие слова?) Переведя взгляд обратно, шатен видит, что Кэлвин продолжает рассматривать граммофон как завороженный, то и дело касаясь его везде, где попало, оставляя на устройстве свои отпечатки. Глаза немного прикрыты, смотрит из-под полуопущенных век на устройство, а пальцы тянутся к игле, но он постоянно сгибает пальцы, тем самым не позволяя себе опустить иглу. Хочет опустить её, позволить ей запустить пластинку, однако его что-то сдерживает. Что-то невидимое держит его руку, накрывает и не позволяет прикоснуться, не то, что опустить. — Ты умеешь танцевать? — В один момент спрашивает Генри, разрывая тишину и посмотрев на Чарли. Тот распахивает свои изумрудные глаза и поворачивается к Стикмину, глядя на него и выражая удивление и непонимание всем своим лицом. Генри должен признать, что мимика лица у него такая же богатая, как и тональность голоса. Лишь по одному из этих факторов можно понять, что он чувствует, какие эмоции и чувства сейчас бушуют у него внутри. Когда тот взбудоражен, то его голос сразу подскакивает вверх и становится похожим на детский, словно это говорит не парень, а ребенок лет девяти. Если Чарли задумчив — голос тихий и слегка заторможенный, будто пытается мысли перевести в слова. Сейчас на его лице, усыпанном многочисленными веснушками, читается смятение и замешательство. А после Кэлвин смеётся смущённо и тихо, положив ладонь на загривок, и отворачивает голову в сторону граммофона, стараясь скрыть своё смущение. — Честно? — Чарли неловко усмехается. — Нет… — Хочешь, научу? — Эти слова вырываются сами из губ Генри спонтанно, необдуманно, однако забирать их обратно шатен не собирается. Он смотрит на обладателя красных наушников, который застывает на месте, а после резко поворачивает голову в сторону Генри, немного раскрыв рот в немом шоке. После он хочет что-то сказать, он то раскрывает, то закрывает рот, однако с его губ не может сорваться и единого слова. — Т… Ты серьёзно? Ты же ведь шутишь, да? — Чарли нервно хихикает, однако ни одна мышца, ни один мускул не дёргается на лице Генри, он всего лишь немного наклоняет голову набок и смотрит на рыжего, только одним своим выражением лица показывая всю серьёзность. В подтверждение своих слов он протягивает правую руку Чарли, всё так же не отрывая от парня взгляд. Кэлвин всё стоит, кидает взгляд сначала на шатена, а после смотрит на руку, на запястье которой болтаются два браслета: один из фиолетовой и синей ленточек, собранных зигзагом, а второй розовый, сделанный из ниток, тоненький такой и с неаккуратным узелком. Рыжеволосый смотрит на руку ещё немного, а после вновь переводит взгляд на Генри. — Видимо, ты не шутишь, — тихо говорит пилот, а в следующую секунду всё-таки решается положить свою ладонь на руку Стикмина. Последний в свою же очередь одним лёгким движением опускает иглу и отходит немного в сторону, потянув на себя Чарли. После того, как они отходят от граммофона, из его трубы начинает звучать музыка, наполняя всё помещение своей прекрасной мелодией. Она сочетает в себе плавную игру скрипки и фортепиано: вначале они будто следуют друг за другом, а после они объединяются прекрасным дуэтом. Музыка спокойная, тихая и размеренная, как раз подходит для вальса. — Смотри, — начинает Генри, положив левую руку на талию Чарли. — Мужчина кладёт свою руку на талию девушки, а сама дев- — Погоди, а почему это я в роли девушки? — Чарли смеётся и смотрит на парня, однако его смех сходит на нет, стоит ему увидеть серьезное выражение лица, которое выражается в нахмуренных бровях и чуть прикрытых глазах. Сейчас Генри похож на тучу, над его головой вот-вот будут сверкать молнии и начнут клубиться тёмные тучи, из которых скоро пойдёт сильнейший ливень, что продлится несколько часов. — Ладно, всё, молчу. Продолжай. Шатен лишь закатывает глаза и чуть качает головой, шумно вздохнув. — Так вот. Мужчина кладёт руку на талию девушки. А сама дама, — Генри берёт правую руку Чарли и кладёт её на своё плечо. — Кладёт ладонь на плечо своего танцора. Вторая же рука, — берёт ладонь с веснушками на тыльной стороне и отводит в сторону, слегка согнув руку в локте. — Девается вот сюда. — Генри кидает взгляд на Чарли и видит искреннее, чуть ли не детское любопытство с интересом. Хлопает глазами, как дитя, а потом смотрит на обладателя чёрно-белых лямок и ожидает его дальнейших слов. Дыхание сбивается, Стикмин чуть не давится воздухом и слюной, однако быстро берёт себя в руки, не показывая своё смущение. В груди что-то сладко жмёт, окутывает сердце сладким слоем мёда. Но Генри игнорирует это чувство и снова шумно вздыхает, стараясь собраться с мыслями и с тем, что он будет говорить. — Теперь смотри под ноги и представь квадрат, — Рыжеволосый опускает взгляд вниз и глаза бегают по полу, очерчивая квадрат под своими ногами. После тот издает тихое «угу», разрешая шатену объяснять дальше. — Теперь я делаю шаг вперёд левой ногой, а ты назад правой. Потом в моё лево, и так по часовой стрелке. Давай, — Генри сжимает руку Чарли сильнее, пальцы держат талию лишь крепче. — И раз-два-три, и раз-два-три… — Начинает он, делая шаг вперёд, а после влево. Кэлвин сначала теряется, в смятении смотрит на свои ноги, неуклюже их переставляя то в одну сторону, то в другую. Однако уже после второго квадрата и размеренного счёта со стороны бывшего преступника, обладатель красных наушников начинает осваиваться, ноги идут более уверенно, а сам он всё-таки поднимает взгляд на Генри, всем своим видом показывая, что он уже полностью уверен в своих действиях, что он уже знает, как двигаться. Музыка на их стороне: она словно помогает им обоим двигаться в такт, не сбиваясь и не путая ноги. Генри кажется, словно даже время останавливается, позволяя им двоим танцевать, не отвлекаться ни на что и на время забыть обо всём. О преступлениях, о клане Шляппок, о правительстве… Обо всём, что обычно забивает и переполняет голову, обещая разорвать её от столь многочисленных мыслей, которые уже некуда деть. Сейчас же голова пуста, она свободна от всего. Лишь музыка заполняет. Наполняет Генри полностью, от макушки до самых кончиков пальцев на ногах. Их нет в реальном мире. Они находятся где-то там, в своей вселенной, где есть только они, только они вдвоём, и больше никого. Пола под ногами нет, лишь пустота, однако это не мешает им двигаться в танце, то и дело цепляясь за друг друга, не желая отпускать даже на одну секунду, даже на одно мгновение. Нельзя, нельзя отпускать его сейчас. Нельзя, а иначе пропадёт всё, что происходит здесь и сейчас. Пропадёт невесомость, лёгкость, свобода, которой и так слишком мало в реальном мире. Шаг вперёд, шаг влево, ещё один шаг, поворот. Смех Чарли сливается с музыкой, становится единым целым с ней, добавляя в мелодию красок и жизни. Генри готов слушать это вечность. Записать на пластинку с классикой смех рыжего, забрать граммофон с собой и слушать её весь день и всю ночь, то и дело пританцовывая, желая окунуться в эти чувства вновь, окунуться в этот океан эмоций и полностью отдаться ему, позволяя невидимой воде укачивать себя, словно в колыбели. Музыка заменит мамину колыбельную, и Генри будет чувствовать себя свободным, окрылённым. Он сбегал из тюрьмы, сбегал из «Стены», но он никогда не ощущал себя более свободным, чем сейчас. Последние две ноты, и Генри, придерживая Чарли за талию, наклоняет его вниз, крепко сжимая его вторую ладонь. Шатен наблюдает за тем, как рыжий медленно поднимает голову и смотрит на сероглазого с совершенно непонятным для Стикмина выражением лица. Глаза немного прикрыты, а рот чуть приоткрыт. Ловит губами воздух, причем судорожно, и это видно по тому, как быстро то поднимается, то опускается грудь, словно парень боится, что вот-вот задохнётся, что не хватит воздуха для него. А Генри смотрит. Смотрит на него, как завороженный. Даже на алмаз он не смотрел так, как смотрит на Чарли. Сейчас он кажется намного драгоценнее каких-либо кристаллов, алмазов, золота. Генри тянет Чарли на себя аккуратно, помогая тому принять прямое положение, и не отрывает взгляда от него. Пальцы с пластырями до сих пор крепко держатся за плечо и сжимаются лишь ещё сильнее, схватив чёрно-белую лямку. Тишина. Лишь размеренное тиканье часов разрезает её, однако они оба не обращают на это и капли внимания. Каждый не знает, что сейчас делать. Разрывать тишину сейчас глупо и неуместно. Возможно, надо поблагодарить Генри за то, что тот научил его танцевать, однако слова застревают в горле, не желают вылезать наружу. Поэтому Чарли только и может, как раскрыть рот, а после вновь закрыть, так и ничего не промолвив. Шатен немного наклоняется к нему, их разделяют какие-то жалкие сантиметры. Надо лишь прикрыть глаза и… — Чарли, Генри, где вас, чёрт возьми, носит?! — грубый мужской голос генерала бесцеремонно рушит эту сцену, из-за чего Генри раздражённо выдыхает и утыкается лбом в плечо Кэлвина, однако сам рыжеволосый всё ещё не реагирует. — Чарли, ты на связи вообще?! — А? А, да! — Парень по привычке поправляет микрофон около рта и нажимает на какую-то кнопку на своих наушниках. — Мы сейчас выходим, генерал, прошу прощения за задержку. Конец связи. — Не дожидаясь ответа, Кэлвин убирает руку и смотрит на Стикмина, который успевает отстраниться от него. Тот засовывает руки в карманы и отворачивает голову в сторону, всё ещё не зная, что сказать. Зато Чарли знает. — Спасибо, — это слово привлекает внимание Генри и тот осторожно, подобно дикой кошке, поворачивает голову в сторону пилота и вопросительно приподнимает правую бровь. — Спасибо за танец. Это было… Это было очень здорово. Правда, — все эти слова даются с трудом, со смущением в голосе и с румянцем на лице, однако Чарли улыбается и исподтишка смотрит на Генри, ожидая, что он скажет. Но слов он не дожидается. В привычной для него молчаливой манере бывший преступник улыбается в ответ и слабо кивает. А после поворачивает голову в сторону граммофона, который продолжает стоять на тумбе. Всё то же отражение, всё та же труба, всё то же самое. Однако именно из-за этого граммофона, из-за этого танца Генри понимает, что Чарли намного ценнее, чем все богатства и драгоценности земли.