За цыганской звездой кочевой

Переезд было решено отметить заранее. Не то чтобы они с Хуа Чэном боялись за состояние новой квартиры после грядущей вечеринки на четверых… или не доверяли своим общим друзьям, но… …но старая съемная квартира Се Ляня не только была памятным для всех них местом, но и давно уже доказала, что способна пережить любой потоп, пожар, нашествие насекомых, родственников, однокурсников и даже родственников однокурсников в лице Ши Уду. Последний пункт, впрочем, по разрушительности мог сравняться со всеми предыдущими. Короче говоря, «на этой свалке и уютнее, и труп если что спрятать можно». Конечно, тогда едва не сломавший ногу и рухнувший в кучу набитых «нужными вещами» коробок Хэ Сюань выразился куда крепче, но вспоминать ту трехэтажную витиеватую конструкцию из слов и стонов Се Лянь не желал даже мысленно. Тем более что крыть было нечем. И если в выборе места их мнения сошлись сразу и окончательно, то вопрос еды (и готовки оной в особенности) стал причиной длительного и весьма горячего спора, под конец которого Цинсюань и Хуа Чэн были бесцеремонно выставлены за дверь и без того тесной кухоньки. Сам же почти-уже-не-хозяин квартиры клятвенно пообещал не прикасаться ни к чему съедобному, а также к плите и даже кастрюлям. Собственно, его роль сводилась к зачитыванию рецепта из найденной накануне в одном из многочисленных ящичков книжицы и слежкой за известным своим бездонным желудком Хэ Сюанем. Потоптавшись немного у порога и убедившись, что внутрь его не пустят, не слишком разочарованный Ши Цинсюань отправился в гостиную, дабы предаться любимой забаве: поиску приключений, тайн и загадок в разбросанном по дому Се Ляня барахле. Разумеется, он прекрасно помнил, что эта дружба и опасна и трудна, ведь именно одна из его прошлых попыток помочь другу с уборкой и привела к приснопамятному пожару, потушить который вовремя удалось только благодаря тогда еще малознакомому ему Хэ Сюаню. Бедняге «посчастливилось» попасть едва ли не под колеса Хуа Чэну, из-за ливня не вписавшемуся в поворот. Отпрыгнуть от несущегося на него автомобиля парень успел, но последовавшая за чудесным спасением тонна брызг, поднятая из ближайшей лужи, вынудила его обратиться к виновнику происшествия не только за конспектами, но и за моральной компенсацией (пришлось заказать целых три пиццы) и временным убежищем (пока одежда не высохнет). Задержавшись в тот вечер у Се Ляня, сидевший в уголке гостиной Цинсюань привычно пытался докопаться если не до пола, то хотя бы до нижнего слоя вываленных из коробок тряпок (от совсем новых кед и футболок до будто бы пожеваных шлепанцев и очевидно перешедшего по наследству от прапрадедушки халата), бумаг (рисунки, конспекты, новые и старые тетради, просроченный загранпаспорт), канцелярских принадлежностей и прочей требухи. Никто так и не понял, что где щелкнуло и как Цинсюань умудрился воспламенить не вставленный в розетку удлинитель с порванным проводом, но унять азартно накинувшееся на кучно сваленные вещи пламя удалось только примчавшемуся из ванной с дырявым тазом наперевес Хэ Сюаню, смело выплеснувшим все содержимое своей ноши на едва не ставший настоящей катастрофой огонек. Замоченные в упомянутом тазу джинсы подвига не оценили, и оставшийся вовсе без штанов Хэ Сюань вновь был вынужден просить о помощи, на сей раз – гуманитарной. Собственно, с тех пор прозвище «Черновод» к нему и прилипло, успешно вытеснив предлагаемого Хуа Чэном «голодранца» и «пожарника». − Ты уже несколько минут пялишься на палку от швабры с блаженной улыбкой постигшего дао уборщика, − прервал поток счастливых воспоминаний Хуа Чэн, заскучавший без драгоценного гэгэ и отключенного в связи со скорым отъездом интернета. – Может, в карты пока сыграем? − На раздевание? – Цинсюань постарался состроить самую невинную из всех своих улыбок, отлично зная, что играть с Хуа Чэном на деньги мог себе позволить разве что его старший братец, да и то недолго и не на трезвую голову. А вот на раздевание – совсем другое дело, особенно если к игре подключался неумело мухлюющий Се Лянь. – В прошлый раз, кажется, ты с таким скорбным видом проиграл ему свои трусы с припрятанным в них козырным тузом… − Мне бы твое умение в поддавки играть и не палиться, − беззлобно огрызнулся не особо-то и надеявшийся на согласие шулер. – Может, хоть телевизор включим? − А может кассету? Я тут отрыл целый ящик! – просиявший Цинсюань вновь забурился в глубины свалки. Хуа Чэна перспектива смотреть на старом телевизоре новости пополам с помехами тоже не прельщала, так что через минуту ящик совместными усилиями был откопан, оттащен в центр комнаты и выпотрошен там же. Стряхнув с ладоней пыль, Хуа Чэн удивленно присвистнул: ассортимент найденного старья воистину поражал воображение. Здесь было, пожалуй, все: от черно-белой классики прошлого века до каких-то низкобюджетных вестернов, забытых за давностью лет ужастиков, детских сказок и мелодрам. По настоянию Цинсюаня, выбор пал на последние. − О! «Жестокий романс»! В самый раз для романтического ужина на… кхм, четверых, − возрадовавшись, Цинсюань без промедлений принялся за нелегкое дело воскрешения из мертвых найденного накануне древнего «видика». Куда менее восторженный Хуа Чэн отложил откопанную заодно с ящиком гитару, не настроенную, но на удивление прилично выглядевшую. Второго пожара ни Се Лянь, ни тем более хозяин почти освобожденной квартиры не пожелали бы, так что пришлось помогать.

***

− Все, выключай, − категорично заявил сверившийся с часами Черновод. − Но оно же еще толком не зарумянилось! – Се Лянь нагнулся, изо всех сил пытаясь разглядеть степень готовности блюда сквозь заляпанную несмываемым никакими средствами жиром дверцу духовки. − Зато и не обуглилось. Выключай, говорю, пусть еще минут десять постоит, потом вынимать будем. – Строго зыркнув на вошедшего во вкус Се Ляня, Хэ Сюань, наконец, с облегчением выдохнул и открыл на всякий случай запертую на щеколду (чтобы даже не скреблись и не просились в помощники) дверь. В этот раз приготовление ужина прошло гладко. Настолько гладко, что оба «повара» уже с полчаса нервно перепроверяли все, от свежести овощей и сметаны до исправности духовки и розеток. Именно это до сего момента и отвлекало их от доносящихся из гостиной звуков. Кино, которое и они краем уха успели послушать, конечно же, успело кончиться. А вот странные завывания и музыка кончаться и не думали. Не поверив собственным ушам, оба кулинара бросились к своим оставленным на произвол судьбы и пустых желудков парням. Спешить, впрочем, было уже некуда. Ши Цинсюань сидел на ковре возле дивана, горестно, с тихими подвываниями рыдая в подушку. Черные шелковые волосы картинно разметались по крупно подрагивающим плечам и полу, но протянутая в сторону развалившегося рядом Хуа Чэна рука с телефоном несколько нарушала сию прекраснейшую картину. Последний явно уже пустил скупую слезу, остался не удовлетворен и теперь решил найти утешение в музыке. Длинные пальцы ловко перебирали струны заново настроенной гитары, и воспроизводимая с услужливо подставленного (хоть и дрожащего вместе с рукой) экрана с аккордами мелодия вышла вполне благозвучной. − «А цыганская дочь − за любимым в ночь По родству бродяжьей души», − не спеша, одухотворенно и самозабвенно выводил Хуа Чэн, очевидно проигрывая тронувшую сердце песню уже даже не по второму кругу. Кухонные герои застыли на месте, не решаясь разрушить идиллию. − «И вдвоем по тропе навстречу судьбе, Не гадая − в ад или в рай, Так и надо идти, не страшась пути, Хоть на край земли, хоть за край». Цинсюань согласно возрыдал уже в полный голос, и телефон с текстом таки отправился на пол. Лишившись шпаргалки, Хуа Чэн сбился, но тут же упрямо продолжил играть, решив довести начатое до конца. − «Так вперед за цыганской звездой кочевой, На свиданье с зарей, на восток, Где, тиха и нежна, розовеет волна, На рассветный вползая песок!» − Мда-а, − Хэ Сюань продемонстрировал Се Ляню найденную на столе улику в виде обложки кассеты. – А я давно говорил, что ему пора примириться со своим внутренним цыганом и выпустить его наружу. На новый год точно бубен подарю, будете дуэтом надрываться.