Всё пахнет иначе, когда идёт дождь

      Дождь крупными каплями барабанит по окнам, грозовые тучи, стремительно плывущие по небу, погружают комнату в полутьму. Порывы ветра бьются о стёкла и завывают под входной дверью. Акааши включает настольную лампу, и мягкий свет ложится на клавиатуру ноутбука.       В последнее время Акааши приходится брать работу на дом из-за увеличения числа мангак, подписавших контракт с издательством, в котором он работает. Поэтому и число подопечных у него также увеличилось, и теперь на нём не только Тенма, активно рисующий свою мангу про волейбол, но и несколько других художников.       Иногда за редактированием текста Акааши проводит более восьми часов, а то и весь день. От таких нагрузок под вечер совсем не остаётся сил, но мужчина не уклоняется от своих обязанностей и исправно выполняет их. Это ведь его работа.       Ветер распахивает ранее не до конца прикрытое окно, отчего начавший засыпать Кейджи вздрагивает. Уставшие глаза горят, под ними чернеют мешки от постоянного недосыпа. От долгого сидения за ноутбуком посажено зрение и испорчено здоровье. От былого «безупречного» Акааши, коим он был лет пять назад, мало что осталось — лишь немного старых привычек и всё та же тёплая улыбка, направленная на Бокуто.       Ступая босыми ступнями по холодному полу, Акааши добирается до окна и закрывает его. На улице практически нет людей и машин — все в такую погоду предпочитают сидеть дома в окружении тепла и своей семьи.       Акааши же сидит один, ожидая возвращения Бокуто. Тот два месяца находился на сборах в Токио, усиленно тренируясь вместе с Шакалами перед предстоящим матчем, и у них не было ни единой возможности выкроить хотя бы час для встречи. Они только переписывались и созванивались, пару раз по видеосвязи, но это лишь слегка притупляло чувство одиночества, усиливая ожидание встречи.       От повторного соприкосновения ступней с полом по позвоночнику пробегают мурашки. Кейджи водит плечами, когда они перебираются выше. Он бросает взгляд на шкаф с одеждой, обдумывая, стоит ли одеться потеплее или же укутаться в одеяло.       «Можно простудиться, если и дальше продолжить ходить босиком. Тем более давно стоило примерить подаренные Бокуто-саном носки с совами. Они довольно милые».       Так как выбор падает на первый вариант, редактор лёгкой поступью добирается до шкафа и открывает отделение с носками и нижним бельём. Оттуда на него глядят всевозможные рожицы животных и героев комиксов и аниме; принты еды и пейзажей пестрят кислотными цветами; надписи «большой босс», «поцелуй меня», «дай потрогать» и прочие вызывают у Кейджи приступ смеха, с которым он быстро справляется.       На самом дне лежат его аккуратно сложенные пары однотонных носков без рисунков и надписей. Поддавшись соблазну, мужчина берёт носки с изображёнными на них совами и задвигает ящик, поднимаясь с корточек. Краем глаза он замечает красную ткань, торчащую из-под футболок в отделе Бокуто.       Обычно он не роется в чужих вещах, лишь убирает бардак, который оставляет Котаро каждый раз, когда что-то ищет, не заботясь о том, чтобы вернуть всё в первоначальный вид. Но в этот раз то ли чистоплотность, то ли любопытство вынуждает его потянуть край ткани на себя. Это оказывается форма, состоящая из шорт и футболки, в которых Бокуто играл за сборную Японии.       Она чистая и выглаженная, от неё ещё пахнет порошком. Бокуто носит её достаточно редко (только когда из-за его лени вся остальная одежда скапливается в бельевой корзине), потому в шкафу вещь лежит уже который месяц. В ней больше нет необходимости, так как каждую Олимпиаду спортсменам шьют новую форму. Да и какова вероятность, что за ближайшие несколько лет Бокуто не увеличится в размерах с его-то аппетитом и интенсивными тренировками?       Телефонный звонок вырывает Кейджи из воспоминаний о прошлогодней Олимпиаде, на которой он выплакал все слёзы после победы Японии. Громкий опенинг из любимого аниме Бокуто, который тот установил на свой номер, Кейджи ни с чем не спутает — Котаро в прошлые сборы пристрастился звонить ему чуть ли не через каждые полчаса, из-за чего надоедливая песня крепко засела в памяти и чуть ли не выучена наизусть.       — Да?       — Акааши! — кричит Котаро на другом конце. Слышится мерный стук колёс и приглушённые голоса других пассажиров. — Я подъезжаю к станции, поэтому дома буду где-то через час!       — Я рад за вас, но не обязательно так кричать.       — Но я катастрофически сильно — я же правильно произнёс это слово? — хочу увидеть тебя, Акааши. Ты просто не представляешь, как!       «Судя по вашей громкости, очень сильно».       — Я жду вас. Купите в магазине зонт, чтобы не промокнуть.       — Я по тебе так соскучился, что не выпущу из объятий до завтрашнего дня! — словно не услышав последнее предложение, отвечает Бокуто. — А ещё у меня есть для тебя сюрприз.       На губах Акааши расцветает снисходительная улыбка. Сердиться или обижаться на такого человека, как Бокуто Котаро, просто невозможно. Можно лишь любить.       — Я тоже не выпущу вас из объятий. Буду ждать.       — Жди! Ты и моргнуть не успеешь, как я приеду!       — Хорошо, Бокуто-сан.       Отключившись, Акааши кладёт телефон обратно на стол и вздыхает. В груди ютится тепло после разговора, пускай и пятого по счёту за сутки. Сегодня был более свободный день, благодаря чему созваниваться они могли чаще, чем обычно. Хотя Бокуто, даже будучи загруженным по полной, всегда найдёт пару минут для звонка своему парню.       Кейджи водит по тачпаду пальцами, и погасший экран ноутбука вновь вспыхивает. Он собирается вернуться за работу, но вспоминает, что ещё не надел носки. К тому же он до сих пор держит спортивную форму, которую забыл положить обратно в шкаф, будучи отвлечённым звонком.       На спинке кровати висит сложенный свитер; Акааши этим утром ходил в нём в издательство, и по возвращении домой позволил себе полениться и не бросить его сразу в стирку, за что был вознаграждён своими стыдливыми изречениями о распущенности, лености и нарушением порядка. Иногда в нём просыпается Бокуто, любящий идеальную чистоту превращать в настоящий хаос. И в такие моменты мужчина осознаёт, насколько у него крепкие нервы.       Кейджи снимает с себя футболку, так как с ней ему будет слишком жарко, и его руки тянутся не к свитеру, а к форме японской сборной. Приятная на ощупь ткань скользит между пальцев, и Акааши, не удержавшись, утыкается в неё носом. Пахнет Бокуто.       Бывает, он надевает его одежду, когда становится совсем одиноко, и засыпает в ней с ощущением, что его ас лежит рядом, на соседней подушке, и нежно обнимает его за плечи, прижимая к своей мерно вздымающейся груди.       Акааши никогда не расскажет ему, что занимается подобным, ведь тогда Котаро, скорее всего, предпочтёт проводить с ним каждую ночь, а на утро — садиться на самый первый поезд до Осаки и проводить пять часов в пути из-за тренировок, чем спокойно жить в общежитии Шакалов и по выходным приезжать домой.       И снова в памяти всплывает Олимпиада. Тогда Бокуто ради прогулок с ним сбегал с олимпийской тренировочной базы, за что выслушивал получасовые лекции как от тренера, так и от самого Акааши, скрывавшего за недовольством радость от встречи с любимым. Используя возможность, они гуляли по Токио, нередко приглашая Куроо с Кенмой, если у тех не было дел, но большую часть свободного времени проводили вдвоём.       Им был известен каждый закоулок Токио, каждая улочка. Они завтракали в десятках кафе, забегаловках и ресторанах, посетили не меньше пяти храмов, заглядывали во все парки, находящиеся поблизости. Ежедневно у редактора болели ноги от долгой ходьбы, однако Бокуто всегда был полон сил. Кейджи не жаловался, но плохо скрывал усталость.       Из-за этого Бокуто много раз порывался донести его на руках или спине до олимпийского общежития (на самом деле посторонних туда водить нельзя было, но Котаро как-то удалось выбить у тренера разрешение на заселение «друга» на неделю, которую Акааши смог выделить для поездки в Токио). И уговаривал он так упорно, что иногда ему удавалось добиться согласия.       Акааши непроизвольно улыбается и водит плечами. Он всё ещё стоит с обнажённым торсом, тело бьёт мелкой дрожью, отчего волосы на руках встают дыбом. За окном всё ещё бушует гроза, даже не думая утихать.       Взгляд всё чаще падает на красные футболку и шорты, и в груди становится так тоскливо. Пускай Бокуто уже едет домой, собираясь наброситься на него с объятиями с самого порога, уменьшить чувство одиночества это не помогает. Хочется прямо здесь и сейчас.       Раньше Акааши был сильным, мог подавить в себе мимолётные импульсы, порывы, слабости. Но проживание с Бокуто под одной крышей, а уж тем более отношения с ним изменили его, сделали более эмоциональным и открытым.       Ткань и правда очень мягкая. Наверное, чтобы в ней удобно было играть, думает Кейджи, рассматривая форму и принты на ней. Подушечки пальцев поглаживают белые буквы, складывающиеся в фамилию Котаро.       — Бокуто, — растягивая гласные, произносит мужчина. Сердце отзывается трепетным волнением.       В следующее мгновение футболка плавно скользит по бледным лопаткам, груди, пояснице. Кейджи она велика в плечах и талии, её нижний край достаёт до начала бёдер, ворот открывает вид на острые ключицы.       Акааши поворачивается к зеркалу, встроенному в шкаф, и разглядывает своё отражение. Оно ему кажется забавным, и тень очередной улыбки мелькает на его лице. Ладони проходятся по образовавшимся складкам, разглаживая их.       К щекам поднимается жар, когда спортивные штаны сползают вниз, обнажая стройные ноги. Акааши должен был одеться, но почему-то раздевается, оставаясь только в чужой футболке. Такой вид мужчине нравится ещё больше: на нём только верх от формы Бокуто, и это выглядит довольно привлекательно.       Раньше Кейджи не понимал, почему девушкам нравится носить одежду своих парней, но в один день он решил примерить толстовку Бокуто, и после того раза он больше не вылезает из его вещей. Бокуто не знает об этом, так как бывает дома не так часто, чтобы уличить Кейджи за подобным занятием. Но он явно обрадовался бы, узнав, и предложил бы оставить всё, что у него есть, и поехать на тренировки лишь в одной форме Шакалов.       Акааши любит запах своего парня. Очень сильно любит. Ему кажется, что у него скоро выработается зависимость. Но он не против, наоборот: в особенно тяжелые дни, когда нагрузка на работе слишком велика, только одежда, не взятая Котаро с собой, спасает его.       За футболкой следуют шорты. Акааши медленно просовывает в них ноги и тянет наверх, доводя резинку до талии. Они тоже велики ему, но выпирающие тазовые косточки не позволяют им съехать вниз. И снова оценка своего отражения. Кейджи — одно красное пятно, не только из-за формы, но и из-за пунцовых щёк.       — Какой позор, — шепчет он в пустоту комнаты, ощущая, как скручивает в тягучем спазме низ живота. — Но… мне легче.       Стыд вынуждает отвернуться от зеркала. Акааши ёжится и, добравшись до кровати, залезает под одеяло, не убранное им утром в шкаф — приступы лени всё чаще нападают на него. Работать уже совсем не хочется. Да и как это делать с замыленными глазами и затёкшей шеей, когда буквы скачут с места на место, а черты лиц персонажей размываются?       Тепло. Уютно. Не хватает только Бокуто под боком, его яркой улыбки, крепких объятий и бесконечных рассказов, касающихся буквально всего: и прошедших тренировок, и столовой в общежитии Шакалов, и извечных перепалок между Сакусой и Ацуму — на самом деле все знают, что они встречаются, — и звонков Куроо, отчего Акааши кажется, что, разбуди его посреди ночи, он перескажет всю жизнь Бокуто посекундно, ничего не упустив. Когда-нибудь это сведёт его с ума.       Кейджи трёт стопы друг о друга, согревая их. Когда холод уходит, он прекращает какие-либо движения и просто лежит, поглядывая на белый потолок. Это их съёмная квартира, поэтому они не могут здесь что-либо менять, но Акааши точно сделал бы небольшой ремонт.       Например, поменял бы обои на кухне с разводами какой-то жидкости, которую пролил на них Бокуто, или сменил бы напольное покрытие с прожжённой дырой, которую тоже оставил Бокуто. А ещё купил бы новую стиральную машину, ибо на нынешней не очень удобно заниматься сексом — она слишком маленькая, и пока найдёшь удобную позу, отшибёшь все суставы.       Подоконники для секса тоже не слишком удобные, они узкие и высокие. Как-то Котаро даже упал с одного из них во время процесса и неделю проходил с перевязанной голенью. Тренеру же он, конечно, не рассказал, как заработал травму, товарищам по команде — тоже, но тем не составило труда догадаться о её причине по засосам и следам укусов на шее их доигровщика.       От воспоминаний подробностей всех любовных актов и поверхностей, на которых эти самые акты и проходили, к горлу подкатывает ком. Предательское тело реагирует дрожью, покалыванием в кончиках пальцев, сладким трепетом. Отчаянно хочется снова ощутить это, отдаться приливу эндорфина и удовольствия.       И Акааши приходит сумасшедшая идея, настолько сумасшедшая, что он сначала замирает, обдумывая, всё ли у него в порядке с головой. Мурашки бегут по позвоночнику, но уже не от холода, а от представленных мысленно картин реализации этой самой идеи.       — Это всё из-за перенапряжения, — посмеивается Кейджи, но смех его натянутый, неискренний. — Нужно обязательно взять выходной. И принять курс успокоительных, а желательно — оказаться в какой-нибудь глуши, подальше от цивилизации. Но Бокуто-сан меня и там найдёт.       Мужчина откидывает одеяло и садится на колени, устремляя взор на своё отражение, вновь вспыхнувшее в зеркале красным пятном. Глаза режет от разницы между яркостью формы и интерьером спальни — Акааши выбрал квартиру именно из-за её пастельного оформления, — и их приходится закрыть. Тем более ему будет ещё более стыдно, если не сделать этого.       Ладони медленно движутся от бёдер до груди и обратно, грея своим теплом через ткань. Нерешительно они ныряют под край футболки, соприкасаясь с голой кожей. Мышцы живота напрягаются, их сводит судорогой, и Акааши сдавленно выдыхает.       — Что я творю?       Неосторожная мысль о том, что можно представить, будто это не его ладони, а Бокуто, срывает с губ сдавленный стон. Вот ас водит ими по его разгорячённому телу, мягко поглаживает, щипает, растирает.       Акааши задыхается и кусает щеку изнутри, чтобы снова не застонать, несмотря на то, что у стен хорошая звукоизоляция. Это, несомненно, хорошо, ведь Акаши не нужно краснеть перед соседями, как это было с прошлой квартирой, когда их с Бокуто частенько прерывали на самом интересном громким стуком по батарее. Бокуто это не мешало, наоборот, раззадоривало, а Кейджи после приходилось по утрам выжидать, когда их соседи уйдут, чтобы не сталкиваться с ними на лестнице.       Он не хочет позволять себе подобное. Это как-то неправильно: ласкать себя в форме своего партнёра, попутно представляя, что это делают чужие руки. Во всём виноваты одиночество и запах Котаро. Определённо.       Задрав футболку, Акааши утыкается в неё носом. Ему это жизненно необходимо, и он готов делать это столько, сколько захочет его организм. Он нуждается в Бокуто. Он любит его так сильно, что готов простить всё, что угодно. Он готов подарить ему весь этот мир.       Пальцы случайно задевают пах, и Акааши обнаруживает, что он возбуждён. Ткань обтягивает выпуклость, создавая напряжение. Тело поглощает жар, когда ладонь проскальзывает в штаны и обхватывает вставший член через нижнее бельё.       Акааши сглатывает скопившуюся слюну, запрокидывая голову. Массирующими движениями он вводит себя в расслабленное состояние, погружаясь в тягучую негу, стискивающую его в своих цепких лапах. Во рту пересыхает из-за частого дыхания. Язык проходится по нижней губе как наждачка. Кейджи невольно вонзается зубами в нежную кожу и отрывает засохшую корочку, ощущая, как сводит челюсти.       Свободная рука гуляет под футболкой, задевая затвердевшие соски и вырывая из Акааши новый стон, который не удаётся сдержать. Он продолжает представлять, что Бокуто ласкает его, целует, гладит, прижимается близко-близко.       Посторонние звуки заглушаются тяжёлыми вдохами и выдохами, шорохом сминаемой ткани, тихим мычанием. Мышцы сводит, в лёгких тяжесть, в голове, наоборот, лёгкость. Мысли постепенно утекают, освобождая пространство в черепной коробке для чего-то более значимого, например, для воображаемого Бокуто.       Акааши желает позволить себе большее, но медлит, хотя мастурбация для него не редкость. Он многие ночи скрашивал подобным образом, иногда вместе с Бокуто по видеосвязи, но внутренние предрассудки о том, что это ненормально, не дают относиться к этому как к чему-то естественному и обыденному. Ему трудно раскрыться, перестать смущаться и просто принять себя и свои чувства.       Он не Бокуто, который целует его в людных местах, несмотря на неубедительные просьбы перестать делать это; который свободно разговаривает на улице о том, как хорошо ему было ночью, когда они занимались любовью; который готов пробовать что-то новое, безумное и смущающее. Он первым предлагает секс, первым целует. Стыд не мешает ему получать удовольствие от процесса и не сковывает, в отличие от Акааши.       Постепенно робость рассеивается. Мужчина массирует член с нажимом; тепло поднимается от паха выше, к груди, разгораясь там пожаром. Футболка натирает соски, раздражая рецепторы, рождая новые ощущения. Воображение у Кейджи хорошее, отчего образ Бокуто яркий, продуманный буквально до всех мелочей — за столько лет Акааши запомнил всё о своём любимом: фразы, мимику, жесты. Он способен прочитать его как открытую книгу и уловить любые изменения в поведении.       Кейджи ощущает на своём горле давление, из-за чего дыхание прерывистое, рваное. Фантазия разыгрывается, вынуждая Акааши представить, что это Бокуто сдавливает его шею. На самом деле Бокуто не позволяет себе грубость и всегда, когда видит, что Кейджи неприятно, останавливается и спрашивает у него, всё ли хорошо.       Стыдно смотреть на своё отражение, но взгляд всё время возвращается к зеркалу. В нём Акааши весь растрёпанный, раскрасневшийся, разгорячённый. Шорты спущены до колен, открывается вид на выглядывающую из-под резинки трусов и сочащуюся предъэякулятом головку члена, розоватую и влажную.       Соски ноют и зудят, они такие же красные и воспалённые, как и щёки Акааши. Они пульсируют, и мужчина ощущает, как эта пульсация расползается по всему телу лёгким покалыванием. Облизнув пальцы, он касается чувствительных сосков и вновь жмурится. Под веками гуляют разноцветные пятна.       — Бокуто-сан, — шёпот на грани слышимости.       Кейджи представляет, как Бокуто мягко массирует его грудь, разминая затёкшие от долгого сидения за ноутбуком мышцы, и аккуратно обхватывает губами его соски, ласкает языком, посасывает, прикусывает.       Откуда-то изнутри вырывается протяжный и полный наслаждения стон. Сдерживаться уже невозможно. Да и зачем? Никто не услышит, никто не упрекнёт в непристойном поведении, кроме него самого, но это позже. Он взрослый мужчина и может позволить себе мастурбировать, думая о своём возлюбленном.       Приспустив нижнее бельё, Акааши высвобождает возбуждённый член, упирающийся головкой в низ его живота и оставляющий на коже прозрачные капли смазки. Пальцы проходятся по всей длине вверх и вниз, сжимают у основания, очерчивают каждую венку.       Возможно, по окончании столь неприличного занятия будет стыдно, особенно перед Котаро, воображаемый двойник которого сейчас ублажает Акааши. Но это позже.       Кейджи раздвигает ноги, ощущая, как напрягается сфинктер. Встаёт на колени, упирается одной рукой, до этого ласкавшей член, в простынь перед собой, а вторую перемещает на ягодицы. Проводит ею от копчика до мошонки, оглаживает промежность и колечко мышц, напрягающихся от прикосновений.       Стопы сводит судорогой, отчего поджимаются пальцы на ногах. Вдоль позвоночника бегут мурашки, Акааши вздрагивает, сжимая простынь. Ему хорошо. Запах Бокуто, прикосновения Бокуто, сладкий шёпот Бокуто. Неважно, если это нереально.       Кейджи делает шумный вдох, запрокидывая подбородок. Его отражение глядит на него с прищуром, с увеличенными зрачками и с плескающимся в них удовольствием. Вязкая слюна скапливается во рту, и Кейджи пытается сглотнуть её, сопровождая свои безрезультатные попытки тихим мычанием.       Не спеша вводит один палец, выгибается; колени скользят по гладкой простыне, и ноги разъезжаются, давая возможность войти ещё глубже, достать до простаты и захлебнуться сладостным всхлипом.       Из-за нарастающей слабости Акааши вынужден упереться локтем и лбом в постель, сильнее выгибаясь и поднимая таз выше. Головка члена проезжается по простыни, вырывая приглушённое аханье.       — Котаро… — слетает с губ неосторожно, на выдохе.       — Акааши… — слышится в ответ.       Сначала приходит мысль, что это всё то же воображение, и Акааши даже не обращает на это внимание. В ушах гудит, сердце стучит где-то там же, и это больше похоже на слуховые галлюцинации, чем на реальность. А потом приходит осознание.       Кейджи резко поворачивает голову в сторону двери позади себя, натыкаясь на шокированное выражение лица Бокуто. Тот стоит в проёме с сумкой, букетом цветов и коробкой конфет — его, Акааши, любимых. Глаза у него распахнуты, рот открыт в немом удивлении, щёки стремительно покрываются стыдливыми пятнами. Требуется меньше секунды на анализ информации.       — А! — только и восклицает Кейджи и проворно юркает под одеяло с головой. — Пожалуйста, забудьте! Сделайте вид, что ничего не видели. Это недоразумение!       Бокуто глупо хлопает глазами и водит бровями, хмурясь. До него долго доходит. Акааши, прикасающийся к себе в интимных местах, крепко отпечатывается у него на подкорке сознания. Мозг беспрерывно прокручивает картинки, где его парень ублажает себя в его же волейбольной форме, выглядя настолько сексуально, что от этого напрочь сносит крышу.       Бокуто бросается к кровати, роняя на пол и сумку, и цветы, и конфеты, и склоняется над одеялом, под которым от него прячется Акааши. Он собирается одёрнуть его, но останавливается.       — Акааши, не стоит переж—       — Нет… не надо. Пожалуйста, уйдите.       — Но почему?       — Мне очень стыдно. Я занимался такими вещами… я…       — А мне понравилось. Я не ожидал, что меня встретят подобным образом, — смеётся Бокуто, пытаясь совладать с усиливающимся возбуждением. — Хочу получше разглядеть тебя в своей форме.       — Нет, я сейчас же сниму её.       — И без неё тоже.       — Бокуто-сан!       Котаро смеётся ещё громче. Его смех заразительный и искренний, из-за чего Акааши тоже вполголоса посмеивается. Стыд и неловкость потихоньку исчезают, вместо них разумом вновь овладевает похоть. Акааши хочет Бокуто. Хочет касаться его, целовать, обнимать, хочет почувствовать его в себе и стать с ним одним целым.       Он высовывается из-под одеяла, чтобы увидеть Котаро, и в этот же миг горячие губы касаются его лба, а руки, всё ещё холодные после улицы, нежно обхватывают лицо, мягко обнимая.       — Я так рад тебя видеть, Акааши! Как же долго я ждал нашей встречи!       Бокуто тянет Акааши на себя, вытаскивая из-под одеяла, и крепко обнимает, утыкаясь носом в его тёмные пряди и делая глубокий вдох. Ему тоже нравится запах своего парня. Он так скучал по нему столько времени, что с ума сходил на тренировках, отчего получал нагоняи от тренера и команды. Один только Хината понимал его, поддерживая все два месяца.       — Задушите же, — сквозь смех проговаривает Кейджи, но всё же обнимает Бокуто в ответ, прижимаясь щекой к чужому подбородку. Ему это было жизненно необходимо.       — Я не отпущу тебя до завтрашнего дня, как и говорил ранее.       Акааши улыбается. Он забывает, что произошло пару минут назад, так как радость переполняет всё его нутро. Однако об этом приходится вспомнить, когда в его бедро упирается член Бокуто. От вновь накатившего смущения пропадает дар речи.       Котаро очерчивает ногтями лопатки Акааши, с нажимом проводит по позвонкам, круговыми движениями водит подушечками вокруг тазовых косточек. Акааши льнёт к нему, тычется носом в его шею, прерывисто дышит. На плечи падают капли, стекающие с влажных волос Бокуто.       — Тебе нравится?       — Д-да…       — Мне продолжить или прекратить?       Пару секунд Кейджи молчит, делая вид, что обдумывает свой ответ. У него нет оснований просить Бокуто прекратить это. Им обоим нравится то, чем они занимаются, так зачем отступать? Разве заниматься любовью со своим парнем — это что-то постыдное или неправильное?       Бокуто не двигается, ожидая ответа. Акааши порывается назвать его засранцем, но лишь кладёт ладонь на его член, сжимая через ткань штанов. Над головой раздаётся что-то похожее на икание явно не ожидавшего такого поворота Бокуто. Он на мгновение замирает, но еле ощутимый укус в шею служит для него разрешением на продолжение.       Ненужное одеяло улетает на пол, как и верхняя одежда Котаро. Он аккуратно снимает со своего парня собственную футболку, отбрасывая в сторону, и прижимается к чужому обнажённому телу своей широкой грудью. Он бережно обхватывает красное лицо Акааши и приближает к нему своё почти вплотную, чтобы смотреть глаза в глаза и чувствовать тёплое дыхание на своих губах.       — Я так люблю тебя. Ты самый прекрасный человек на свете, знаешь? Самое драгоценное, что у меня есть.       Акааши сглатывает. Бокуто часто разбрасывается комплиментами, отчего к ним быстро привыкаешь. Но сейчас, в этот самый момент эти слова звучат по-особенному нежно и нужно.       Кейджи никогда не считал себя слишком эмоциональным и впечатлительным, но из-за сказанного Бокуто таким хрипловатым голосом он буквально плавится, растекается лужицей, но распасться на сентиментальные атомы ему не даёт возвращающий в реальность шёпот на ухо.       — Так сильно хочу тебя. Не могу больше сдерживаться.       — Тогда не сдерживайтесь.       Бокуто вовлекает Акааши в жаркий поцелуй, укладывает на спину и нависает сверху. Прохладная простынь создает контраст с горячими губами. Температура в комнате заметно поднимается.       Целуется Котаро настолько хорошо, что грудную клетку сдавливает стальным обручем, отчего дышать становится трудно. Он зарывается пальцами в волосы Кейджи, немного оттягивает пряди, создавая болезненно-приятные ощущения.       Акааши тянется к паху Бокуто и высвобождает из штанов и нижнего белья его стоящий колом член. Бокуто толкается ему в ладонь, стонет в поцелуй, когда чувствует поглаживающие движения. Из-за долгой дороги домой у него совсем нет сил, отчего он вынужден лечь на Акааши, придавливая того своим весом к постели.       Кейджи обхватывает талию Бокуто бёдрами, прижимаясь ещё плотнее, чтобы между их телами практически не оставалось свободного места.       — Тебе хорошо?       Проведя дорожку из поцелуев от уголка рта до груди Акааши, Бокуто отстраняется и смотрит на красного и донельзя возбуждённого любовника. Сердце пропускает удар от картины, представшей перед ним. Бокуто не выдерживает и сгребает Акааши в объятия.       — Да, Бокуто-сан… мне хорошо.       — Сейчас будет очень хорошо.       Кейджи приподнимается на локтях, когда его выпускают из крепкой хватки, а затем вновь падает на спину, широко расставляя ноги, между которых располагается Бокуто. Последний обхватывает губами головку члена Акааши и начинает медленно посасывать, помогая себе языком, задевая им венки и уретру.       — Б… Бокуто-сан, — простанывает редактор, приподнимая таз.       — М?       Акааши сквозь пелену смотрит на Бокуто, глядящего на него в ответ пристальным и немигающим взглядом, от которого внутри всё завязывается в тугой узел. Холод уже совсем не чувствуется, хотя дождь всё ещё мелко накрапывает. Слух улавливает тихий шипящий звук или же это обычный шум в ушах — не разобрать.       Бокуто берёт глубже, одновременно поглаживая внутреннюю сторону бедёр Акааши и чувствуя, как напрягаются от этого мышцы. Он слышит, как Акааши стонет, и это приносит ему ещё большее удовольствие.       Он настолько увлекается этим, что не сразу замечает, как Кейджи растягивает себя. Неторопливо погружает в себя две фаланги, просунув предплечье под поясницу. Бокуто зачарованно наблюдает за этим, выпуская изо рта влажную головку. Его разрывает изнутри желанием касаться-касаться-касаться.       И он, поднеся ладонь к ягодицам Акааши, аккуратно вводит ещё и свой средний палец, чем вырывает из мужчины негромкий всхлип. Котаро медлит, давая Акааши время привыкнуть. Он не собирается делать ему больно, наоборот — для него главное, чтобы Кейджи было приятно.       — Я могу?..       В ответ кивок, и Бокуто вводит палец до конца, ощущая, как сжимаются стенки ануса. Щёки обдаёт ещё большим жаром, в горле пересыхает, и наружу рвётся кашель, но мужчина сдерживается, сосредотачиваясь на процессе.       Требуется около трёх минут, чтобы растянуть с трудом поддающиеся напору мышцы. Бокуто слушает тяжёлое и срывающееся дыхание Акааши, когда он двигает уже двумя своими пальцами совместно с самим Кейджи, под конец добавляя ещё один. В пятом уже нет нужды. Он возвращается к возбуждённому члену любовника, продолжая то, чем он занимался до этого.       — Бокуто-сан… — бормочет в сладостном бреду Кейджи, пока на него накатывают волны наслаждения. Он на пределе.       Задействовав в дело руки, Котаро водит ими вдоль ствола члена Акааши, посасывая головку. Последний толкается ему в рот, предчувствуя скорую разрядку.       Бокуто обхватывает бёдра Акааши, слегка приподнимая его за них, и заглатывает член до самого основания, вбирая его полностью. Кейджи, находясь на самом пике, изливается в рот Бокуто с протяжным стоном.       Несколько белых капель спермы стекают по подбородку мужчины и падают вниз, скрываясь в лобковых волосах Акааши. Бокуто сглатывает горьковатое семя и облизывается.       Акааши мечтает забыть об увиденном, так как это очень возбуждающе, из-за чего его член снова наливается кровью.       — Зачем вы..?— схватив подушку и уткнувшись в неё, спрашивает мужчина.       — Что?       — Почему вы не выплюнули?       — Я люблю всего тебя, так почему я должен был выпл—       Бокуто не договаривает, так как в него прилетает подушка, брошенная точным пасом Кейджи. Бокуто еле уворачивается от неё, пригибаясь, а затем набрасывается сверху на своего парня, вжимая того в кровать. Целует в покусанные губы, в очередной раз зарываясь в мягкие пряди, слушает, как практически в унисон бьются их сердца.       Отстранившись, ас вновь приподнимает Акааши за бёдра, подтягивая к себе и укладывая ягодицами на свой пах. Кейджи принимается тереться промежностью о стоящий член Котаро, упираясь ступнями в постель по обе стороны от мужчины.       — Я хочу войти в тебя.       — Вы м-можете.       — Говори, если будет больно, — Котаро чмокает Акааши в низ живота.       — Х-хорошо.       Бокуто встаёт на колени, достаёт штаны, ныряя в карман в поисках презерватива, за несколько секунд раскатывает его по члену и плавно входит в Акааши наполовину. Последний задыхается, всхлипывая, и вгрызается в нижнюю губу, чтобы справиться со вспышкой боли. Несмотря на недавнюю растяжку, внутри всё ещё узко.       У Бокуто перед глазами на мгновение темнеет от того, как туго стенки обхватывают его член. Волосы теперь влажные не от дождя, а от пота. Солёные капли стекают по вискам, собираются в ямочке над верхней губой, выступают по всей коже вместе с покраснением.       Акааши закидывает назад голову, и Бокуто, пользуясь случаем, утыкается в его шею. Собирает языком несколько бусинок пота, оставляет яркий засос и слабый укус. Между зубов зажимает пульсирующую венку, зализывает её, посасывает. Акааши обнимает его за спину, впиваясь в неё ногтями, и притягивает к себе, тем самым давая понять, что уже можно двигаться.       Бокуто входит до конца, на всю длину. Акааши мычит, но не просит остановиться, поэтому мужчина начинает делать размеренные и ритмичные толчки, шепча что-то успокаивающее.       Внутри Акааши хорошо, тепло. Постепенно входить в него становится всё легче, и он сам двигается навстречу, желая, чтобы Бокуто заполнил его всего полностью, чтобы тонуть в блаженстве, чтобы сорвать под конец голос из-за громких стонов и вскриков имени любимого.       Охрипший голос Акааши рождает у Котаро мириады чувств. Ему нравится произнесённые им «Бокуто-сан», «ещё», «быстрее», «пожалуйста». И он послушно выполняет просьбы Кейджи, зацеловывает его, ласкает соски, сжимает ягодицы, поглаживает влажную кожу, слегка прикусывает внутреннюю сторону бёдер, закидывая чужие ноги на свои плечи — благо, растяжка позволяет.       Они не следят за временем и даже понятия не имеют, сколько уже находятся в жарких объятиях друг друга. За окном красным пылает горизонт, по небу плывут объёмные облака, сменившие тучи после окончания дождя. Вечереет.       Тихо шумит ноутбук, мигая оранжевым светодиодом, тем самым намекая, что его стоит поставить на зарядку. Акааши забывает, что ему нужно отправить Тенме до завтрашнего дня отредактированные черновики. Это сейчас не имеет значения. В первую очередь — Бокуто.       — Акааши, я скоро… — надорвано произносит Бокуто, делая особенно глубокие толчки.       — И я… — отвечает ему Кейджи, выгибаясь каждый раз, когда головка члена мужчины задевает его простату, буквально подбрасывая над кроватью.       Замедлившись, Бокуто хватает Акааши за плечи и тянет на себя, усаживая на свои бёдра и устанавливая зрительный контакт. Взгляд у Кейджи затуманенный, расфокусированный. Зрачки расширены, и в них отражаются янтарные радужки, копна чёрно-белых волос и вымученная улыбка.       — Я люблю вас, — расходуя последние силы, по слогам произносит Акааши, утыкаясь в чужую ключицу.       — Я тебя тоже очень сильно люблю, — шепчет Бокуто в тёмную макушку.       Он совершает неторопливые фрикции, чтобы продлить этот особенный момент единения. Они оба замолкают, ведь разговоры уже не нужны. Тишину прерывают лишь стоны и шлепки. Кейджи пытается сам насаживаться на член, тем самым сбивая ритм, и поэтому вскоре просто позволяет Бокуто прижимать его к своей груди.       Разрядка всё ближе. Акааши ощущает это каждой клеточкой тела. Голова кружится, щёки горят, концы прядей прилипают ко лбу. Стенки ануса сжимаются вокруг члена Бокуто, и им двоим это приносит невероятное удовольствие. Больше сдерживаться невозможно.       Толчок, ещё один, и ещё, и Акааши кончает, обнимая Котаро за шею. Искры, блики, фейерверки — всё это вспыхивает под крепко зажмуренными веками. Пальцы на ногах поджимаются от непередаваемых ощущений, хотя Кейджи знает, что его ас чувствует то же самое.       Даже с открытыми веками перед глазами плавают цветные пятна, и когда зрение вновь возвращается, Акааши обнаруживает, что лежит на кровати. Бокуто также лежит рядом с ним и тихонько сопит. Они оба голые, вспотевшие, в белесых разводах, но зато счастливые.       Бесшумно поднявшись, Акааши перекладывает с пола на стол — до которого добирается на трясущихся ногах — коробку конфет и букет, выключает ноутбук, убирает с порога сумку. Затем поднимает одеяло, возвращаясь в постель, и накрывает им Котаро, также залезая под него.       — Спите спокойно, — на губах ласковая улыбка, и Кейджи касается ею чужого лба, оставляя на нём невесомый поцелуй. — А я не буду выпускать вас из своих объятий весь вечер, ночь, утро. Всю жизнь.       Кейджи обнимает мужчину, прижимаясь к нему. Делает глубокий вдох, наполняя лёгкие запахом Бокуто. Он скучал по нему.