Once In A Million Years

В воздухе вечно витает запах миндаля. Ривер уже и не помнила, когда он появился, ведь настолько не типичен аромат для Дариллиума. Первое время она задавалась вопрос, не являлось ли это дело рук самого Доктора, ведь «поставщиков» из ресторана хватало предостаточно, чтобы даже отчасти подумать на торговлю в открытых лавках и кофейнях. Здесь, пока все еще продолжалась ночь, все казалось несколько загадочным и, возможно, волшебным, но Ривер не строила призрачных иллюзий, от которых бы наступал после горький привкус несбывшихся надежд. Она знала, что их время однажды тоже подойдет к концу. Имелись даже мысли, будто Доктору бы однажды наскучило проводить с ней время на одном месте, поэтому он бы завел Старушку и скрылся в ночи, оставив Ривер одну. Иногда эти сомнения грызли ее изнутри, потому что периодически на ее коммуникаторе возникали сообщения от будущей экспедиции — неужели это действительно все в последний раз? Ей никогда не нравился миндаль, начиная с самого детства. Он вызывал раздражение и состояние грусти, потому что рядом никого не было: вместо сладкого десерта, которым ее поощряли, она предпочитала выкидывать его в урну, снова обдумывая способы как сломать изнутри скафандр. Со знакомством с Доктором она по-прежнему ненавидела миндаль, и Ривер никогда не говорила почему. Однако во время ее одиночных путешествий, повстречав на пути парочку интересных мастеров варки кофе в других галактиках, по достоинству оценила сладковатый орех. Этот запах в маслах и духах, обжаренная скорлупа и сироп для десертов… Похоже, именно тогда Ривер начала становиться сладкоежкой, в чем отказывала себе очень долгое время. В их доме, который Доктор умудрился обустроить и снять на эти двадцать четыре года, всегда доносился с кухни запах миндаля, иногда даже из распахнутых дверей ТАРДИС. Забранные книги с библиотеки корабля успели также пропитаться ароматом, а на летней веранде, где Ривер любила читать вечерами, всегда стояла тарелка со свежим обжаренным миндалем. Похоже, что это становилось одержимостью в таких одомашненных условиях. Ни она, ни Доктор не привыкли к тому, чтобы проводить все свое время рядом, почти ни на что не отвлекаясь, но сейчас все было по-другому. Помимо сладости слышался этот купаж грусти и разочарования — они оба знали, что скоро всему подойдет логический конец. Нет, Ривер не могла объяснить полноценно поведение своего мужа, однако она знала наверняка, что что-то шло не так. Словно он уже давно все знал, но не мог ей ни в чем признаться. Не это ли чувство вмешивалось постоянно в их отношения? — Мы скоро будем здесь есть только один миндаль, благодаря одной весьма настойчивой любительнице орехов, — послышался шепот позади нее, пока Ривер с увлеченным видом читала книгу на летней веранде, завернувшись в плед, который ей Доктор так заботливо отдал еще с самого «утра». — Мне ожидать здесь неожиданно рыженькую беснующуюся белочку? — Не на той планете, чтобы видеть здесь белок, — и тем не менее, она все же рассмеялась, утягивая Доктора за ладонь, чтобы он мог сесть рядом с ней. — А если здесь все же можно вырастить небольшой сад? — Что? Чтобы сделать рассадку миндаля? — Доктор мягко издевался над ней, но в его взгляде не читалось злобы или раздражения, только чувство обожания и восторга. К такому Ривер приходилось еще долго привыкать. Иногда она все еще сомневалась в его чувствах, но, смотря сейчас на отношения с разными его версиями, понемногу удушающее чувство неуверенности уходило в дальний угол. Несмотря на все условности и временные рамки, они все еще находились сейчас здесь. — Что-то случилось? Ты вмиг стала слишком серьезной. Ривер… — Все в порядке, просто мы с тобой никогда так не находились подолгу рядом друг с другом. Если я попрошу тебя о кое-чем, ты выполнишь эту просьбу для меня? — ее книга уже давно лежала на соседнем кресле положенной раскрытыми страницами вниз, а ее руки во всю исследовали его плечи, ладони, шею, приближая как можно сильнее к себе. — Что пожелает Мелоди Понд? — его пальцы путались в ее локонах, когда от своего первого имени у Ривер пошли мурашки по коже. — Ты… принесешь мне апельсины, как в тот раз? — ее голос дрогнул, ее движения казались неуверенными. Доктор видел Ривер разной, но такой ранимой, такой открытой никогда. В самый первый вечер этой долгой ночи Доктор сказал твердо, что сделает все, что она пожелает. И если надо будет, станет носить ее на руках каждый день. Такая замыленная романтика, о которой думают лишь только миленькие девочки-подростки… Их же брак совершенно точно не вписывался в эту причудливую картинку, все превращалось в запутанный клубок событий, чувств, эмоций. — Принесу, — закивал Доктор, прикасаясь грубыми пальцами к ее щеке. — Что-то еще? — Мне надо подумать, — она искренне заулыбалась, потянув его на себя ради поцелуя, на который мужчина с радостью ответил, опуская ладонь на основание ее шеи, чтобы целовать ее глубже, медленнее. Ривер никогда не запоминала его таким властным, но сейчас ей нравилось отдавать всю себя, наслаждаясь его действиями. Наверное, как только времени стало еще меньше, тем ценнее проявился каждый жест, каждое касание губ и пальцев. Эта одомашненность всего за короткое время начинала ее порядком удивлять — Ривер даже для собственной радости организовала себе за домом небольшой сад, где могла бы ухаживать за редкими цветами и ягодными кустами. Доктор тоже нашел для себя много разных занятий. Все казалось таким непривычным, таким странным, что эти совместные завтраки по утрам и чтение по вечерам, доходившие до крупных споров, скорее, показывали на их возраст, нежели на совместное проживание. Они находились так долго в браке, что эта история могла бы тянуться тысячелетиями, если бы не жесткая концовка. И повсюду до сих пор витал запах миндаля, который нисколько не казался Ривер приторным. Она сидела с чищенной тарелкой миндаля на террасе и читала очередной роман, делая на полях пометки, когда к ней резко ворвался Доктор, ставя на стол рядом с кушеткой огромную вазу с апельсинами, которые она так полюбила после их первой встречи в Берлине. Цитрусовый и ореховый аромат смешивались воедино, отчего начиналась немного кружится голова, но Ривер не подала виду, лишь мягко улыбнувшись, протягивая ладонь к хрустальной вазе. Доктор с любопытством наблюдал за ней, отмечая ее довольный вид, искрящиеся от счастья глаза, а на ее губах легкую, чуть насмешливую улыбку. Такой она ему нравилась, необремененной знаниями будущего, окруженной заботой и лаской. Об остальном он мог сам прекрасно позаботиться — Доктор знал, что как только эта ночь закончится, он пойдет дальше один, навсегда. Ривер исчезнет из его жизни, оставшись лишь одним ярким воспоминанием, поэтому сейчас он не хотел тратить время попросту и жалеть о том, что ничего так не смог сделать, чтобы осчастливить ее, а не превращать каждую встречу в драму. Нет, он по-прежнему старался путешествовать, и они видели еще необыкновенные места на Дариллиуме, где они умудрились устраивать пикники и даже изрядно нашуметься, потому что в очередной раз Доктор вел себя как настоящий идиот. Они могли и отправиться в ТАРДИС, но Ривер всегда стояла за консолью, боясь в это время пропустить нужную дату, чтобы вернуться и ничего не потерять. Они не должны были здесь растрачивать драгоценное время так безалаберно. Но такие вылазки происходили крайне редко, поэтому втайне Ривер ими очень наслаждалась — их остротой, экстримом, смертельными опасностями. С этой версией Доктора так много они не бегали, но все чаще и чаще замечала, как он позволял ей брать всю ситуацию в руки. Иногда она замечала, как он молчаливо следовал за ней, скрывая за глазами свои истинные эмоции. Только сейчас она стала замечать, насколько болезненно Доктор все это переживал рядом с ней. Только сейчас она позволила себе поверить в искренность его чувств. Нужно было потратить слишком много времени, чтобы осознать, что они кружили вокруг друг друга, как парочка глупых старых и влюбленных идиотов. Доктор научил ее играть на гитаре даже, отмечая, что такие вечера ему приходились даже еще больше по душе. Они выглядели нормальными, обычными, словно их не объединяла вся эта сумасшедшая карусель, длившаяся годами. И стоило струнам мощно зазвучать, Доктор прикрывал глаза и продолжал играть, зная, что Ривер пристально за ним следила все это время и улыбалась, предпочитая не разглашаться почему. ТАРДИС издалека мягко гудела в ответ, одобряя действия со стороны, поддерживая и Доктора, и Ривер. Идиллия, которая стоила всех страданий, невысказанных слов и проблем, что вечно оставались между ними. — Так почему же ты остался один, без Клары? — спросила однажды вечером Ривер, выпивая кофе на миндальном молоке. И Доктор ей рассказывал все, что помнил. Ривер молча кивала, прекрасно понимая, что Клара намеренно стерла ему все воспоминания, чтобы ее смерть могла иметь хоть какое-то значение в этой странной картине. Доктор терял и никогда не мог смириться с тем, что у него отнимали, поэтому упертость становилась его коньком. — Пообещай, что когда все это закончится, ты не станешь забирать у меня воспоминания, чтобы нам не было больно обоим. — Я бы никогда не смог так с тобой поступить, Ривер, и ты это знаешь. Моя умница, — его губы мягко касались ее щек и лба, пока она зачарованно наблюдала за его действиями, не в силах пошевелиться. За эти месяцы Ривер научилась вязать, а также шить, она убралась тотально во всей ТАРДИС, разгружая бардак, который у Доктора копился годами, даже решилась дальше продолжить вести лекции, находясь в дистанционном режиме, чтобы не забрасывать свою научную деятельность. Тогда она появилась на пороге кабинета ректора, Доктор держал ее за талию, притягивая еще ближе к себе, когда Ривер выпросила у мистера Хайда работу, не сопряженную больше с жизнью на Луне. Многие любопытствовали, что же произошло в жизни доктор Сонг и почему она решилась отказаться от всего, но потом поползли разные слухи. Ривер никогда не распространялась о личной жизни, поэтому оставалась для многих энигмой. Некоторые считали, что она решила посвятить больше времени раскопкам, другие же поговаривали о том, что она ушла из Университета ради мужа. В общем, всякое судачили по углам. Кто-то лишь раз видел ее с Доктором, когда он продолжал ее держать за талию и вести к голубой будке, заводя ее внутрь. Никто и никогда не видел преподавателя настолько счастливой, что от нее в буквальном смысле искрилось лучами жизнелюбия и безграничной заботы. Она снова прикупила миндаль, положив его по всем тарелкам по всему дому. Если бы экран мог передавать запахи, наверное, и в аудитории студенты бы скоро пропахли насквозь в этом сладком аромате. Доктор уже смирился с этой странностью жены, поэтому в очередной вечер он стоял на балконе, издали слыша песню Башен и легкое дуновение ветра, скользящее по его закрытым векам. Он знал, что сделает все возможное, чтобы и он, и она не пожалели ни о чем за эти двадцать четыре года. Впервые за такое долгое время ему совершенно никуда не хотелось спешить и прятаться от всего мира, путешествуя от одной цивилизации Вселенной к другой. — Ты скучаешь? — прервала его мысли Ривер, подходя сзади и положив голову ему на плечо, поудобнее устроилась рядом. — Я знаю, что для тебя это пытка быть на одном месте так долго, поэтому подумала… — Ривер напряглась, мягко поглаживая Доктора по руке. — Нет, — он повернулся к ней лицом, заключая в объятия. — Ты важнее любой скуки. Возможно, если бы я был с кем-то другим, я бы давно отсюда улетел, но не сейчас. У меня есть подарок для тебя, знаешь ли, — Доктор видел, как загорелись ее глаза, как она обрадовалась, еще сильнее сжимая его за талию, словно она боялась, что подкосятся ноги и она не сможет сделать ни единой движения. — Я знаю, что мне не отговорить тебя от важной экспедиции, но по крайней мере, я сделал для тебя эти приборы — они точно помогут в затруднительный момент. Она смотрела на мощнейшие приборы, выполненные так аккуратно и прочно, что на секунду приоткрыла рот от удивления, потом снова открыла и закрыла, словно рыба, пытаясь заставить себя говорить, но безуспешно. Она молча кивнула, потом наклонилась к нему и поцеловала в щеку, замечая на его лице довольную улыбку. Да, это воплощение ей определенно нравилось. Он был более открытым, развязным, любил пожаловаться, но это ворчание сродни старого шотландца ей пришлось по душе. А сейчас она наблюдала его ухмылку, которую он даже не старался скрыть. — Я хочу отметить этот день где-то, но чур выбираю я, — торжественно ответила Ривер, беря его за руку, не принимая совершенно никаких возражений. — Кстати говоря, бластер я все же с собой прихватила. — Ривер! — возмутился было Доктор, но потом тихо засмеялся, понимая, что некоторые привычки в поведении его жены никогда не изменятся. — Я знаю, сладкий, что я неотразима, поэтому мне нужно всего лишь мгновение, чтобы преобразиться, — она пшикнула те самые духи, которые ей подарил Доктор, и предстала перед мужчиной в золотистом расклешенном платье, отчего ее локоны выглядели еще больше блестящими. — Пожалуйста, милый, только не испорть вечер. — В последний раз я, кажется, попросил этого недопокупателя принести нам винную карту, потому что у тебя, милая, полное отсутствие терпения, — он повязал шелковый галстук, следуя за Ривер. — Но мне это безумно нравится. Ты всегда любила играть в плохую девочку, когда тебе это так выгодно. — И мне нечего на этот счет скрывать, — она улыбнулась ему, когда они вышли на огромный балкон, с которого открывался божественный вид на водопады, а над их головами расстилалось чернильное небо со звездами. Проходили мурашки по коже, стоило осмотреть хорошенько все вокруг. Они болтали и обсуждали историю, вспоминали былые времена, первую встречу и их постоянные жертвы в самых непредсказуемых и диких ситуациях, а потом они ввязались в одно просто до безумия вторжение, после чего пришлось многих эвакуировать, а они влезли в огонь, наводнение и даже перестрелку. Запыхавшиеся они вернулись домой, и Ривер с наслаждением снимала с себя туфли после такого периода беготни, «красивой, но не комфортной обуви». Она устало упала на кровать, зажигая ароматические свечи с запахом миндаля, который не на шутку ее захватил с головой в последнее время. Доктор молча следил за ее действиями, потом помог освободиться ей из платья, тут же кутая в мягкий плед. Он сам аккуратно развязал галстук, потом снял пиджак и расстегнул слегка рубашку, доставая с угла спальни гитару, которую тут же настроил на нужный лад. Ему нравилась мрачная, меланхоличная музыка, нравилось видель, как Ривер жмурила от удовольствия глаза, а потом начинала напевать понемногу мелодии. Адреналин — вот, что ей так сильно не хватало. Ее состояние по жизни, ее умение испаряться быстро, иок никто не мог этого заметить. И Доктор с радостью поощрял ее, идя на большие уступки. Он мог сделать любой другой сюрприз, и Ривер гадала, почему он себя так вел, почему он выглядел таким щедрым, мягким, благодушным, ведь на все ее безумные планы он закатывал глаза и брал ее за руку, пытаясь отговорить от всякой выдумки, не приходящейся ему по душе. Музыка лилась по спальне, доносясь даже на улице, и так продолжалось некоторое время, пока Ривер не ухватила Доктора за рукав к кровати, снимая с него остатки одежды, позволяя ему вести и наслаждаться его вниманием и прикосновением подушечек грубых, мозолистых пальцев, которые мягко ласкали ее кожу, чувствительные места и ее вьющиеся локоны. Они неспешно наслаждались друг другом, подстраиваясь под общий ритм, так, что дыхание становилось единым, тихие стоны и хрипы разносились по комнате, пока Ривер с силой сжимала его плечи, притягивая к себе еще ближе ногами, охватившими плотно его бедра, не позволяя ни на мгновение остановиться или же отстраниться. Его руки по-прежнему крепко держали ее бедра, а он не сводил с ее лица взгляда, видя, что на лице по-прежнему играла легкая полуулыбка и, может быть, даже смесь разочарования с досадой из-за того, что мужчина не закончил начатое. Она чуть пододвинулась вверх в кровати, давая возможность ему устроиться поудобнее между ее ног, пока она неотрывно смотрела ему в глаза. В голове не осталось ни единой мысли, глаза были затуманены пеленой желания, однако она их не закрывала, продолжая держать зрительный контакт. Они двигались в унисон; она рвано дышала ему возле уха, понимая, что от этого он становится не менее диким и необузданным, чем она. Ладони потянулись к вискам, стараясь начать телепатическую связь, потому что так все ощущалось острее, ярче — так они доверяли друг другу, потому что последние щиты падали, оставляя их обнаженными, беззащитными, такими хрупкими, как лепестки роз, что мгновенно отрывались от тельца. На мгновение они смотрели друг другу в глаза, не стараясь оторваться друг от друга. Поцелуи выходили то дразнящими, то очень пылкими, чувственными, то грубыми и ярыми до такой степени, что можно было почувствовать вкус крови на губах друг друга. Было слишком жарко, нечем было дышать, от чего дыхание становилось рваным, но в то же время единым для них двоих. Спустя еще немного времени, когда оба были вымотаны, Ривер резко вырвала из его рук одеяло и укрылась им, отодвигаясь на край кровати, пока не почувствовала, как к ней прижалось крепкое теплое тело, притягивая ближе к себе, не позволяя ей отодвинуться никуда. Однако Доктор так и не смог заснуть, разглядывая спокойное выражение лица жены во время полудремы. Он чувствовал, как она хотела что-то ему сообщить, но молчала, очевидно, подбирая слова. А в комнате до сих пор отдавало запахом миндаля. Возможно, под окончание этого путешествия Доктор запишет миндаль в список ненавистных ему вещей, но сейчас ради Ривер он сдерживался из последних сил. — Эти духи — твой подарок, — начала Ривер, поудобнее уткнувшись носом ему в основание шеи, положив ладонь на оголенную грудь. — Сказал, чтобы я всегда их носила, когда Старушки под рукой не окажется. — Не помню, чтобы дарил этот флакон, — Доктор нахмурился, явно не помня такого эпизода. — Потому что эта была твоя регенерация, которой я стерла память. Мы провели очень долгое время вместе, и ты, милый, был великолепен тогда, — прошептала Ривер, чувствуя тепло его тела. — Тогда ты даже показал мне Галлифрей, и это самый ценный подарок, который когда-либо у меня был. — Нечестно, что я ничего из этого не помню. Спойлеры? — Возможно, но это и так было уже твое прошлое, а я не могу вернуть воспоминания просто так, ты же знаешь. — Тогда мы создадим новые. Все, что угодно. Иначе я сойду с ума от этого треклятого запаха миндаля, — Ривер лишь рассмеялась, целуя напоследок его в висок, прежде чем погрузиться в сон. Она знала, что еще никогда не была такой счастливой в своей жизни, и не хотела это чувство променять ни на что другое, даже если в воздухе витало напряжение от того, что двадцать четыре года стремительно летели к их расставанию.