The tale of the Dutchman

Дети любят сказки, а сказки — любят детей. Взрослые любят сказки, а сказки — уже их нет…

— Грей, Вы любите читать? — спросил Нацу у товарища за столом. Отвечавший невольно покосил глаза на Драгнила, у которого его рубашка слезала с медовых плеч. Медная кожа красиво отдавала бликом от вечернего солнца, казалось, что она вскоре растает и потечет. Удивительно, что голландец имел такой странно-красивый оттенок кожи, совсем не такой, как у его народа. Драгнил же все ещё смотрел на Грея, по-детски махая ногами и постукивая пальцем об поверхность стола. Негромкий стук всё же заставил Фуллбастера выйти из раздумий, чтобы мужчина с акцентом ответил: — Смотря что. Существуют же различные направления всего печатного и рукописного: романы, детективы, комедии, драмы, поэмы и новеллы. И кстати-с ещё и различные производители: Морис Метерлинк, Говард Филлипс, Агата Кристи и ещё есть Вы, мой юный друг, — последние слова Фуллбастер произнес с не скрытой нежностью, заставляя юношу слегка стиснуть плечи. — Да что там я, всего-то тройка произведений… Но к слову, — Драгнил спрыгнул со стола направляясь к окну, при этом щуря взор, — Читать Вы любите? Вот просто, всё что угодно. — Мне кажется, я ответил более чем понятно, Драгнил. Из не любимого я подчеркну местные статьи и библию. — А сказки? — Что «сказки»? — Читаете? Сказки Вы читаете? — Нацу повернулся на каблуках к собеседнику, слегка наклонив голову на бок.       Грей нахмурил тёмные брови, словно спрашивая «Издеваешься?» у ярковолосого, но тот также в ответ смотрел в глаза. Минута неловкой тишины, и мужчина не выдерживает. Он открывает тумбочку, откуда достает курительную трубку, берёт «погарщину американского розлива»: «Капитана Блэка» (табак для трубки), забивает и зажигает его, и, подойдя к тому же, где стоял Нацу, окну, медленно закурил. Они стояли близко у большого аркообразного стекла, из которого смутно виднелись улицы Великобритании. Начало осени ещё радовало жителей теплыми вечерами и красивыми закатами. Под солнечными лучами солнца виднелись пыль и пух, в комнате было душно, а еще горчичный табак заставил Драгнила сморщить аккуратный нос. Всё же это всё было прекрасно. — Сказки для детей. Ну, которые ещё, бывает со смешными картинками печатают там, переплёты красивые имеют… — Я знаю, что означают «сказки», не надо мне объясняться тут. — Грубый тон, Фуллбастер. — Я не читаю сказки. Уж все они чревато однообразны и глупы. Ничего толкового, — на этот ответ Дрангил лишь закусил губу, невинно-боязно оглядывая деревянный пол. Грей же не оставил эту реакцию без внимания, так что вздохнув чуть больше табака, спокойно продолжил, — Сказки бывают только в сказках. Правда куда непригляднее. Правда вообще всегда неприглядна, поэтому все и лгут. Сказки на то и сказки, чтобы развлекать ребятишек, у которых толком-то нет как социального опыта, так и должного восприятия действительности. — Н-не говорите так! — внезапно повысил голос Драгнил, на что брюнет повел бровью в вопросительном жесте. Нацу вновь зажался, — То бишь, я имел в виду… Вы читали может их в детстве или Вам? Не считаю я, что вы с младенчества читали «Вилла Рубейн». Уж больно горьковатое чтиво взрослое…       Мужчина всё вглядывался в улицу за окном. Казалось, что тот вообще его не слушает, заинтересовавшись больше красными лужами на дорогах и курением. Нацу опять начало напрягать всё это долгое молчание со стороны старшего. Посмотрев на карманные часы, которые уже показывали без пятнадцати восемь, писатель досадно выдохнул. Скоро с вечерней прогулки должна вернуться законная жена Фуллбастера, и если та увидит мужа с ненавистным «мальчишкой», то ни ему, ни Грею головы не носить. Джувия терпеть не могла Драгнила, так как всегда, когда розоволосый был рядом с её суженным, тот словно забывал о ней, забывал, что ему уже чуть больше тридцати. Вблизи с Нацу он словно молодел лет на пять, начинал нежно ему улыбаться, даже мог позволить поцеловать себе его руки и щёки. Но всего пару раз. А когда они расставались, в глазах прекрасно читалась искра радости и миловитой любви. Фуллбастер (в прошлом Локсар) даже часто думала, что брюнет полюбил больше голландца, нежели её — чистую и нежную итальянку.       А так и было. Действительно, Грей разлюбил свою супругу после появления Драгнила. За тридцать два года своей английской (, а в душе французской) жизни, он не мог найти девицу, которая бы была так же смешна и любознательна, как Нацу. Из всех барышень, которые были, к слову, одинаковы, Джувия была более настырной и открытой. Возможно, большинство девушек были такими, так как упадка Британской империи, связанного с внутренними экономическими проблемами, сильно сказалось на Великобритании. Но не Италии. Потому принять симпатичную красавицу с Венеции — было лучшим решением. И даже если не национальность, то манера речи, её семья и характер в целом был очень даже. А Грей её и вправду полюбил. Ну, а кто бы не был? Проблем только не было всего двенадцать лет. А потом появился Нацу Драгнил. В 1918 году бежал из Нидерландов (по его словам, из Бельгии беженцы составили для него катастрофические проблемы), смог втиснуться в полюбившуюся ещё с детства Великобританию, стал востребованным фотографом всего за два года. В июле 1922 года Джувия записала фотографа им на дом, чтобы составить портфолио их, как она считала, будущей семьи. Но тогда она даже не подозревала, что что-то пойдёт не так.       Уговорить мужа на пару фотографий было довольно сложно. Грей не любил фотографироваться (что было очень глупо), говорил, что на себя смотреть может только в зеркале, но точно не на фотоплёнке. Но уже спустя неделю продолжительных уговоров и ласк по вечерам, он всё же дал право. И уже тёплым летним утром Драгнил обговаривал с Фуллбастер все детали фотосъёмки. Та ловила каждое слово фотографа, но на любые предложения не раздумывая отвечала положительно.       И вот Нацу уже ждал, когда же возлюбленные соберутся, но не в двенадцать, не после трёх они не заявились. Тогда Драгнил самолично отправился вновь к дому Фуллбастеров, где его уже встретила не Джувия, а её муж…       Так и начались их отношения. Странные отношения. Фуллбастер стал для своей жены совсем другим. Если раньше они вместе ходили на вечерние прогулки, то теперь девушка выходит совсем одна, а Грей остаётся дома, якобы, для работы. Но итальянка знала, что сидит он там совсем не по работе. А с очень-очень нелюбимым Драгнилом. Этот негораздок походу даже не знал своего стыда! Потому что наверняка знал, что ещё недалеко ушедшая Джувия смотрела на них с улицы, пока тот расцеловывал уголки губ женатого мужчины. Девушка от обиды кусала свои губы, но гордо разворачивалась и уходила. В её голове творился полный кавардак, ей хотелось плакать от измены. Но по приходу, она ничего не говорила мужу. Просто закрывала глаза на то, что Грей был слегка в приподнятом настроении, чем обычно. Что на его рабочем столе трогательно-возлюбленные письма (которые чаще всего себя включали признания «Je bent het beste dat ik heb ontmoet.» или «Ik hou van je».) от писателя-фотографа. Что на его шее едва заметный засос…       Тем не менее, сегодняшний вечер был очень напряжённым. Оба мужчины были словно на штыках. Что первого, что второго что-то тревожило. Ещё более напряжённую обстановку делало полное «отсутствие» Грея в разговоре и странное поведение Нацу. И оба понимали, что окружение накаляется и пора уже с этим что-то сделать. Но понять — это одно, а вот сделать понятое пришлось розоволосому: — Грей, Вы же весьма умны и красноречивы. Вы даже самолично встречались с Георгом V. Ваше умение пользоваться словом не сравнимы со мной, но… Вы не любите сказки? — Вы не так всё поняли, молодой человек, — удивлённые глаза смотрели на мужчину, словно не зная, для чего он тушит трубку и расстегивает рубашку. — Во-первых, из-за экономического кризиса нам пришлось встретиться, а не по моей или королевской воле. Во-вторых, вы меня слишком обоготворили, да так, что теперь это не следует действительности. Ну и в-третьих, — Грей садиться на большую кровать, окончательно оголяя жилистую шею, — скажу так, чтобы даже Вам стало понятно: я не читаю сказки. Яснее? Драгнил сжался. Такое с ним часто бывает: когда перенервничает, то он начинает вести себя, как ребенок. Его губы начинают дрожать, ладони потеть, глаза слезиться, а лицо бледнеть, да так, что только на щеках остаётся румянец. Брюнет знает о такой натуре, потому сейчас и ждет, пока Нацу не сделает то, что нужно… — Я и тогда всё понял. Просто я хочу Вам сказать, что сказки — не только детям! Правильно! Это так! Ведь.! Не только я.! — Мой милый друг, — хриплый голос разбудил Драгнила от своего бреда от слёз, — подойди поближе, Нацу. Младший тут же бросился в руки возлюбленного, увлажняя мокрыми глазами и нос о дорогую рубашку. Грубые руки в перчатках придвинули парня так, чтобы тот оказался на коленях мужчины. Драгнил прикрыл глаза, всё ещё стесняясь того, что его поведение вызывает едва видную улыбку старшего. — Простите меня… Мне просто не чуждо это говорить! Я же писатель! Я знаю, чему научит сказка. Может, политический документ и расскажет об экономическом и социальном состояниях страны, но не расскажет, как быть человеком. В сказке же всё наоборот. Взрослые иногда нуждаются в сказке даже больше, чем дети! Но знаете, мне кажется, что какой бы страна не была, главное, чтобы в ней не потеряли человечность… Вы понимаете меня, Грей? — Да, я понимаю, о чём ты толкуешь. Но всё не так уж и просто, как тебе, любимый, кажется… — Фуллбастер положил голову Нацу на своё плечо. — Никто не смотрит на личности. Это никому не нужно. Чтобы сохранить землю, нужно за ней ухаживать. За её заботой должны быть действия. И не всегда эти действия требуют малых усилий. На процветание страны пойдет куча жертв, я знаю. И это мало чем похоже на сказку. Лучше жить реальностью, чем выдумкой. Вырастай, дорогой, вырастай.       Нацу снова заплакал. И уже не от того, что его снова упрекали, а от того, что это правда. Парень уже снова стал терять контроль, из-за чего стал ощутимо кусать шею брюнета, периодически извиняясь. — Кусай. Не бойся, просто кусай. И пей. Говорить дважды не нужно, ведь сразу же Нацу прокусил своими зубами светлую кожу англичанина. Тот даже не шелохнулся. Розоволосый немного подождал, пока не польётся кровь, и только после стал медленно втягивать кровь. И слёзы. Большие капли слез с алой кровью перемешивались и эта комбинация тут же выпивалась парнишкой.        А Грей молчал. Прикрывши глаза, он придерживал юношу. Шея неприятно пульсировала, но мужчина старался не обращать на это внимания. Не ему сейчас больно. А его милому другу, который сейчас давиться своими же слезами и его кровью. Этот человечек ещё зелёный. Он ещё ничего не знает. Пока он доверчиво жмётся, пока пьёт с шеи чужую кровь он ничего Грею не докажет. Как бы не пытался показаться взрослым в его глазах, у Фуллбастера будут очертания лишь беззащитного дитяти.       Словно хищник, Нацу сжимал челюсть всё сильнее и сильнее, будто хотел откусить. Краем мокрого глаза он видел, как кровь от укуса начала литься с большей силой, стекая уже и по подбородку. Невыносимо больно и ужасно. Вкус металлического чего-то, вкус солёной влаги безжалостно танцевали на языке и дёснах, заставляя втягивать всё больше и больше. Постепенно приличный засос превращался чуть ли в не кровоподтёк. Уже мужчина не мог терпеть, потому сквозь зубы уже шипел, стараясь контролировать себя. Но Драгнил сам же и отстранился. Фуллбастер тут же сжал будущую гематому, медленно поднимая глаза на парня напротив. Тот словно только проснулся от дурного сна: красные глаза от слёз и щёки от жара, частое сопение и в добавок кровавые губы и подбородок. Несколько капель крови (уже стекаемые с лица) попали на помятый воротник рубашки. Теперь уже брюнет смотрел с подозрением. Что это было сейчас? Конечно, Нацу и раньше оставлял подобные укусы на шее (ещё два виднелись), но обычно он просто нежно облизывал участок понравившейся кожи шеи. Неужели это так значимо для него? Эти сказки? — Ты никогда прежде не делал так. Невероятная глупость… — А Вы никогда не испытывали боль? Настолько ощутимую, настолько болезненную… Я просто хочу, чтобы Вы ощутили тоже, что и я. Вы обещали, что разделите со мной всю радость и горе. Останетесь со мной в богатстве иль в нищете… — Я и своей мадемуазели об этом клялся… Я не умею держать обещания. — Вы лично мне говорили чуть ли не обетом! — Нацу нахмурил брови, — Словно присягой! Я Вас люблю, Грей! Я тоже клялся! — Я тоже люблю. Слепо и глухо. Но как я тебе уже сказал: я не люблю сказки. Понимаешь, в чём моя проблема? И тут дошло. И точно ведь. Кто их поймёт? Запретной любви порог обычное общество. Всё то, что они любят, является ничем иным, как дикость. Никто их не поймёт, не послушает, не поддержит. А им это нужно. Очень. Их отношения держатся на одних беседах и укусах. И те редко, так как всё жизни у них разные. Один — писатель и фотограф-одиночка. Второй — премьер-министр и женатый мужчина. Они не могут быть вместе. Просто никак. — Скоро Джувия вернётся. Уходи скорее, — голландец молча кивнул, поправляя и разглаживая рубашку. Фуллбастер всё ещё держался за укус, прикрыв глаза, всё ещё что-то обдумывая.       Когда уже Нацу собрался выйти из комнаты, его запястье внезапно схватили. Англичанин мог ещё себя долго сдерживать, если бы не хотел сказать то, что было на уме. Потому в ту же секунду бледное лицо озарила редкая улыбка. — Мой милый друг… Я всё думал о нас с тобой. Всё же, нам не быть едиными. У тебя своя сказка, а у меня — своя. Мы по разные стороны баррикад. Но знаешь… Я теперь знаю суть моей любви к тебе. Я увидел себя в тебе. Точнее то, что могло бы быть со мной, ибо же суровая реальность и правота. Я просто хотел побыть таким, как ты. Но Джувия была права: моё время уже ушло. Некогда мне заниматься любимым и читать сказочки. Поздно мне уже… Но ты такой. Которого я люблю. Потому, когда нам придётся расстаться обещай мне, клянись, что останешься таким же. Так же будешь верить в сказки. Ведь человек, который верит в сказку, однажды в неё попадает, потому что у него есть сердце…