Объятия

      В какой момент она перестала быть для Луз нормальной подругой? В какой момент все полетело к черту и явно не собирается возвращаться?       Когда утонула в этих карих, с легкими, едва-едва заметными, отблесками чистейшего янтаря глазах? Когда начала ловить каждую улыбку, затронувшую уголки чужих губ? Когда заливистый смех, переливавшийся детской искренностью стал для нее подобно глотку воды в знойный летний день?       У Эмити нет ответов. И она не уверена, что хочет их знать. Она вообще уже ни в чем не уверена. Нормальная ли она вообще? Как ее так угораздило? Почему, почему это происходит именно с ней?       Убеждать себя в том, что все нормально с каждым разом выходит все хуже. Фальшь угадывается в каждой мысли, проскальзывающей в голове Блайт. Эмити уже почти готова признать, что нет, ни черта не нормально. Что она — полнейшая неудачница, у которой почти нет друзей и которая влюбилась в свою единственную настоящую подругу. «Заезжанный сюжет» — сморщив нос, бесцеремонно заявит какой-нибудь человеческий одноклассник Луз. «Полнейший кошмар» — едва ли сдержав рвущиеся наружу выражения, далекие от определения «цензурные», жалобно сообщит Эмити.       Поначалу было до смешного легко убеждать себя, что эта безграничная радость, беззастенчиво окутывавшая Эмити с головой, стоило увидеть ее в нескольких шагах от себя, была вызвана тем, что Луз стала ее первой (не считая, разумеется, Уиллоу) настоящей подругой. Было легко говорить самой себе, что эти касания (как их там Луз называла? Объятия, вроде?) ей приятны из-за того, что это что-то новое и еще неизведанное для нее. Хотя когда Эдрик и Эмира попытались скопировать этот странный человеческий ритуал на младшей сестре (разумеется, лишь смеха ради, а не потому, что так ее любили), Эмити лишь сердито зыркнула на них, без лишних слов дав понять, что если они посмеют хоть пальцем дотронуться до нее — на собственной шкуре почувствуют, что сестра ничуть не хуже преуспела в магии.       Все записи в дневнике как-то незаметно стали сводится исключительно к человеческой девчонке. И, притворно смеясь, Блайт каждый раз повторяла заученные слова — это ничего не значит. Абсолютно ничего. В конце концов, они же подруги. Но пульс лишь учащался от каждой мысли о Луз, и на это у Эмити уже не было оправданий.       На то, чтобы признать немыслимое ушло много времени. А вот принятие так и не пришло. Слишком стыдно. Слишком неловко. Липкое, неприятное ощущение, принявшее в крепкие, удушающие объятия, выбраться из которых не представлялось возможным, преследовало ее везде — даже в собственных мыслях. Никогда еще в своей жизни Эмити не чувствовала себя настолько грязной и ужасной. Луз безгранично доверяет ей, дорожит и любит (по-подружески, конечно же), а у Блайт сердце старательно вытанцовывает замысловатые па, стоит заприметить знакомую темную макушку.       И на «ты что, запала на меня, Блайт?» она ответит с фальшиво-насмешливой улыбкой простое «мечтай». И почему-то очень хочется получить в ответ что-то вроде «значит, мои мечты сбываются» и одновременно с тем очень не хочется.       Эмити ставит перед собой невыполнимую задачу — быть нормальной подругой, хотя что-то ей и подсказывает, что работает это все несколько по-другому. И что-то ей настойчиво нашептывает, что она определенно точно провалится.

* * *

      То ли сама Эмити была излишне предсказуема, то ли «что-то» обладало ярко выраженными способностями провидца, — разницы в принципе нет, ибо миссия была феерически провалена еще на старте. Не то чтобы она сильно рассчитывала на противоположный результат, но робкие, едва живые надежды на это были. -…а потом я ответила ей… — Эмити уже даже не пытается уловить смысл истории, знает же — бесполезная затея, честно, поэтому просто наслаждается пьянящими нотками возбуждения в голосе девушки. Голос Луз завораживает, вводит в гипнотический транс, вытесняет все другое, все постороннее и лишнее из мыслей, заставляя вновь и вновь живьем сгорать в нетерпеливом, непонятном ожидании, от которого даже дыхание становилось частым и тяжелым, будто бы она, Эмити, пробежала целый марафон или же тренировалась пять часов подряд к следующей игре в граджби. — Эмити? — Луз взволнованно нахмурила брови, только заметив, что подруга беззаботно витает где-то далеко в облаках. — Эмити!       Спустя несколько секунд она получила в ответ непонимающий взгляд драгоценного янтаря, покрытый туманной дымкой — явный признак того, что Блайт все еще находилась где-то в своих мыслях, там, где Луз чисто физически не сможет ее достать. Так, по крайней мере, считала последняя — Эмити же придерживалась иного мнения, но по понятным соображениям предпочитала не распространяться на эту тему. — Что-то случилось? Родители? Эд и Эм? Боша? — эта искренняя тревога не могла не прельстить Эмити, которая едва ли сдержала мягкую улыбку, тронувшую края губ. Почему-то от этой заботы сразу как-то становилось теплее и спокойнее на душе — как под одеялом, которое в детстве скрывало от всех-всех бед страшного внешнего мира, где можно было спрятаться, когда близнецы вновь пробовали новые виды издевок («Ну мы же любя, Миттенс»), когда новое суперсложное и мегаважное заклинание («которое Эдрик и Эмира освоили не в восемь, как ты, а в шесть, Эмити!») у нее вышло не с первого, а лишь с десятого раза («Позорище!»), когда родители в очередной раз приглашали в дом Бошу и Скару («Они перспективные ведьмы, дорогая, будь мягче с ними»). — Эмити, ты можешь рассказать мне все, — видимо, решив, что подруга молчит из-за неуверенности, может ли рассказать о произошедшем, Луз, сжав ладонь Эмити в своей, ободряюще улыбнулась ей. Та ответила ей легкой, почти незаметной улыбкой, надеясь, что хотя бы раз лихорадочный румянец на щеках не выдаст ее смущения. Надежды не оправдались — к лицу прилил невыносимый жар, а улыбка вышла какой-то нервной, натянутой. — Эй, мы же подруги, — уже чуть тише добавляет Луз, будто бы и не желая, чтобы хоть кто-то это услышал, и Эмити, внутренне содрогнувшись, понимает, что в голосе девушки скользит отчетливая, ничем не скрытая неуверенность. Воздуха в легких стало резко не хватать, а мир отчего-то начал медленно, но верно расплываться. Эмити не сразу понимает, что это из-за слез, застилавших глаза. Блайт и слезы — вещи несовместимые. Кому скажешь — не поверят. — Подруги? — почти по слогам произносит она, с неожиданной неприязнью взглянув на Луз, выглядевшую излишне виновато для той, которой их связь — то, что Эмити берегла как зеницу ока, то, что безумно боялась испортить своими глупыми, своими необъяснимым чувствами — ничего не значила. — Ты сама-то в это веришь?       Ответом послужила напряженная тишина, немая просьба во взгляде золотисто-карих глаз и осторожное, почти невесомое касание к щеке. — Эмити, я… — на долю секунды кажется, что она разучилась дышать. Луз смотрит со всей возможной для нее серьезностью, а говорит так тихо, что ведьма с трудом разбирает слова. Сердце уже готово пробить ребра, мысли разбежались кто куда, оставив после себя лишь пожирающую все и вся пустоту. Предчувствие отчаянно бьет тревогу — намечалось что-то крайне важное. — Что, «я»? — все же интересуется Эмити без особого энтузиазма. Почему-то совсем не хочется выслушивать оправдания. Хватит, наслушалась. То все было «ради ее блага», то «ты еще этого не понимаешь» и тысячи таких же лживых, целиком и полностью пропитанных липким лицемерием слов, из которых всегда почему-то следовало, что это не люди сволочи, а Эмити еще глупая. Она и правда глупая — верила ведь. Это сейчас чуточку поумнела — уже не ведется на красивые слова и дешевые манипуляции. Сама научилась говорить так, сама научилась манипулировать, спасибо, дорогая родня, за этот бесценный опыт.       У Луз глаза сейчас блестят как-то по-другому, по-особенному. В них почти неуловимая тревога перемешана с крупицами страха, но странный порыв решимости перекрывает все сомнения. Она вдыхает побольше воздуха, то ли пытаясь потянуть время, то ли успокоиться, а может, все вместе. — Даже если тебе не понравится то, что я скажу, — начинает медленно, осторожно, будто прощупывая почву. Не получив в ответ отрицательной реакции, с долей неуверенности и погасшей решимости продолжает: — Ты мне нравишься, Эмити Блайт, — Луз почти выдыхает эти пять слов, неловко отводя взгляд, наивно надеясь, что хоть так слова прозвучат не настолько смущенно. Голос жалобно дрожит, грозясь и вовсе затихнуть. — Всегда нравилась, — добавляет гораздо тише, все же найдя в себе невесть откуда взявшиеся силы взглянуть на Эмити, до которой только-только начал доходить смысл сказанных девушкой слов — это стало заметно по румянцу, неравномерно покрывшем ее щеки. — Я… Нравлюсь тебе? — растерянно бормочет Блайт, все еще не смея поверить своим ушам. Звучит как глупая шутка ее дражайших сиблингов. Кому может понравится такая, как она? Обычных людей ведьм и колдунов всегда отталкивала ее правильность и статус лучшей ученицы. Да и ее фамилия не могла вызвать симпатию у тех, кто не был «достойным» внимания Блайт. — Не заставляй меня повторять, это будет жестоко, — девушка скрывает предательскую дрожь в голосе нелепым смехом, звучащим откровенно наигранно. Если Эмити не ответит что-то вразумительное прямо сейчас — кажется, ни одна реанимация (ни человеческая, ни магическая, если она у них вообще есть) не сможет откачать Луз.       И Эмити ответила. Ответила то, что Луз, даже составив несколько вероятностей развития событий, никак не могла ожидать. — Тогда… Мы можем сделать… ту штуку? Ну, которую ты всегда делаешь, — Блайт тут же обхватила себя за плечи, выжидательно глядя на Луз, смотревшую на неё с удивленным замешательством, перемешанным с искренним непониманием. — Эээ… Ты имеешь в виду… Объятия? — с явным недоумением предположила Луз, и, получив в ответ одобрительный кивок, поняла, что мир, кажется, сошел с ума. Или это они обе сошли с ума, а с миром все как обычно? Луз всегда казалось, что Эмити не особо нравится, когда ее кто-то касается, хотя для неё она почему-то делала исключение. Неужели…       В объятиях Луз уютно — Эмити уже даже готова сказать это вслух, но портить эту безмятежную идиллию ей не хочется. А где-то на краю сознания мелькает заманчивая мысль позже расспросить ее девушку о других человеческих ритуалах, подобно этому. — Я так полагаю, это и был ответ? — в голосе Луз льется едва скрытый счастливый смех, заражающий Эмити робкой, но искренней улыбкой. — А ты как думаешь? — по-доброму усмехается та, утыкаясь Луз куда-то в плечо.