Если бы она была жива

      Я безжизненно вишу на стене, выглядя почти как при жизни. Запертая в этой раме инкрустированной драгоценными камнями и золотой филигранью, я ничего не могу делать, кроме как улыбаться пустой комнате передо мной. Я просто сижу здесь, моя безупречная красота прекрасно изображена в красках, художник, который запечатлел меня, выставил напоказ изысканность моих ярких глаз, полноту моих красных губ и загадочность тёмных волос, в то же время тонко намекая на чувственную фигуру под дорогим платьем и искру озорства в моих глазах цвета морской волны. Моя страсть и энергия сохранены для потомков, не имея ни капли той язвительности и остроты, которыми я обладала при жизни. Он думает, что так лучше. Когда бы он ни захотел, он может отодвинуть занавеску и увидеть меня. Таким образом, я принадлежу ему. Я знаю, что он до сих пор хорошо помнит те дни, когда в моих прекрасных глазах не было ничего, кроме презрения к нему, а на манящих губах не было ничего, кроме насмешки. Теперь всё по-другому. Теперь я не что иное, как синопсис его любви. Я улыбаюсь ему с радостью в глазах, потому что я заперта в этой жестокой краске и буду продолжать делать это ещё долго после того, как он уйдёт.       Иногда он даже приводит ко мне людей, в основном деловых партнёров, поскольку у него нет друзей. Он думает выставить меня напоказ, как трофейную жену, которой я почти стала, и я ничего не могу поделать, кроме как улыбаться, когда все они проходят мимо моей рамы, послы и эмиссары королей, лордов и герцогов. Некоторые, как Уэзерби Суонн, бывали здесь не раз и даже останавливались, чтобы задать пытливые вопросы о девушке на картине. Но никто никогда не узнает правды. Он слишком хорош для этого.       В своё время я встречала принцев и нищих, каперов и пиратов. Последний пират, которому меня показали, Эдуардо Вильянуэва, даже предложил купить меня. Предложение, конечно, было вежливо отклонено; я гораздо дороже своему хозяину, чем деньги. Он говорит, что любит меня, видите ли, он всегда говорил, что любит меня, но я ему не верила; я до сих пор ему не верю. Если бы он действительно любил меня, то не оставил бы меня одну на целые дни без ничего, кроме этой глупой айвы на столе рядом со мной и грустной маленькой собачки у моих ног в качестве компании. Я помню, что эта милая маленькая собачка умерла почти в то же время, что и я. Я часто думаю об этом, но, как я уже сказала, он слишком хорош для меня, чтобы когда-либо узнать правду.       Именно в такие моменты, когда я сижу в своей раме и хочу, чтобы он вернулся ко мне, я понимаю, что он победил. Никогда в жизни я не была сумасшедшей, но теперь я уже ни в чём не уверена. Раньше он хотел меня, а я презирала его, а теперь всё наоборот. Я знаю, что ирония — любимый слуга жестокой судьбы. Иногда я жалею, что не могу просто сделать что-то вместо улыбки. Мне хочется кричать и вопить, проклинать и плакать или, по крайней мере, быть такой, какой я была при жизни, красивым и капризным ребёнком, в котором больше гордости, чем здравого смысла, но это невозможно. Теперь я всего лишь картина. Я часто думаю, что было бы, если бы я не была такой в юности. Интересно, что было бы, если бы я любила Катлера Беккета, а не отвергала его постоянно? Тогда его отчаянная безответная любовь не дала бы ему повода сделать то ужасное, что он сделал. Но так будет лучше, я знаю, потому что он так сказал. Я просто надеюсь, что он скоро придёт посмотреть на меня снова. Мне одиноко просто висеть здесь.