drumming noise

«Ты меня хочешь?» Вопрос теряется за пьяными вскриками, за громкой музыкой и за, насколько Гого сама может судить по отражению в блестящей полированной барной стойке, её собственным равнодушным выражением лица. Но она всё равно знает: молодой человек, красный то ли от алкоголя, то ли от поставленного вопроса, услышал каждое слово. Он не похож на остальных. На предыдущих. У парня нет гадкого липкого взгляда, его руки не ложатся на её услужливо открытые юбкой колени, а на безымянном пальце не блестит обручальное кольцо. Гого с самого начала их общения лениво размышляет о том, что с ним было бы неплохо просто посидеть, и её правая рука, ранее выхватывающая сёто в первые пять минут, теперь мягко покоится на барной стойке. На всё ещё красном лице появляется слабая беззлобная улыбка, и воображение Гого стирает все черты, кроме ласково сложенных губ, и рисует новые — те, которые ей так хочется видеть сейчас. Ей нравится смотреть на то, как румяное лицо превращается в молочно-белое, веснушчатое, а прикрытые весёлые глаза меняются на ясные, глядящие прямо перед собой, в которых зрачок сливается с радужкой. Горячая ладонь — Гого она представляется мягкой и холодной — ложится ей на лоб, разлохмачивая густую чёлку. — Давай лучше позвоним твоим родителям или друзьям, чтоб тебя забрали, — слова звучат настолько спокойно, что вместо того, чтоб разрушить иллюзию, только сильнее поддерживают её, заставляя слышать женский голос. И Гого хочет громко запротестовать, увести за руку куда угодно — к выходу, в ближайший тёмный угол, в туалет — только бы не упустить момент, но через мгновение чужие пальцы ловко скачут по кнопкам её телефона. Ей не нравится Софи. Не нравится её высокомерное лицо, её елейный голос, совсем ненастоящий, искусственный, как у подлецов и трикстеров из кино. Но только Софи не из кино — она здесь, настоящая в своей отвратительности, цокающая уродливыми каблуками, с бордовым лаком на ногтях и в ципао с высоким разрезом. «Так редко сейчас удаётся встретить порядочных людей», — доносится изо рта Софи вместе с запахом вишнёвой жевательной резинки, пока она благодарит молодого человека за звонок. «Опять это испорченное отродье», — говорят карие глаза, едва Гого ловит на себе их взгляд. Она хочет спать и не думать о Софи, но та, видимо в наказание, решает прочитать лекцию о том, почему стоит держаться подальше от баров и от мужчин в них. Будто бы Гого не может за себя постоять. Если постараться, то можно выхватить руль из рук Софи и разрезать её ремень безопасности, избавив себя от выслушивания скучных размышлений, а потом влететь в какой-нибудь столб или другую машину, не сводя глаз с того, как мелкие осколки лобового стекла впиваются в чужое лицо, которое через долю секунды упадёт на руль. Но это так и остаётся в её утопленных в спирте мечтах. Софи — неприкасаема и ценна, Гого — пусть и с трудом, но заменима. Ей всегда снятся монохромные сны из-за избытка красок в реальной жизни, по крайней мере, так ей нравится думать. Ещё ей нравится думать, что когда во сне к ней приходит госпожа, они с О-Рен делят один сон на двоих. И именно поэтому она никогда не целует первой — ждёт, пока чужая ладонь окажется у неё на затылке и притянет навстречу приоткрытым губам. Слышится металлический звон — это эмалированная брошь со школьным гербом ударяется о пол вместо того, чтоб затеряться в плотной ткани скинутого пиджака. Руки Гого исследуют каждый сантиметр тела О-Рен, покрытого одеждой — тканью до того тонкой, что кончики пальцев чувствуют, как кожа становится всё горячее и горячее. Госпожа сделана из стали. Она кажется вечной, неуязвимой, твёрдой. Гого чувствует скорое пробуждение и в панике хватается за узкие плечи О-Рен, чтоб остаться здесь, во сне, но неприятная мелодия приближается с каждой секундой. Когда-нибудь Гого избавится от будильника, но для этого нужно перестать засиживаться в барах до полуночи. Скажи ей об этом О-Рен — и никаких ночных развлечений не было бы и в мыслях. О-Рен не говорила, а Гого не прекращала напиваться в сомнительных компаниях. Она старательно выглаживает блузку и расчёсывает спутанные волосы только ради того, чтоб О-Рен слегка улыбнулась ей при встрече, а не для того, чтоб сидеть на скучных собраниях, где она ничего не слушает — всё равно не поймёт. Гого идёт в Ни-чоме, зная, что Софи сюда не сунется, даже если ей позвонят и скажут точный адрес. Чем она и занимается, быстро строча смс с названием бара и издевательской подписью. Софи не появится в этом районе, не заглянет ни в один из баров и уж точно не зайдёт в туалет, где незнакомая девушка вжимает Гого в холодную стену. Язык проходится по подбородку, прежде чем скользнуть в приоткрытый рот. Она слишком трезвая, чтоб видеть в незнакомке О-Рен, но достаточно пьяна, чтоб думать, будто таким образом она мстит Софи за вчерашнее. Девушка что-то стонет ей в губы, и эти звуки сливаются с глухим стуком в дверь, отчего у Гого начинает кружиться голова и она цепляется за незнакомку, сминая ткань её футболки. Чужая рука быстро оказывается под юбкой и отодвигает насквозь промокшую ткань в сторону. Ритм настолько несогласованный, что Гого то насаживается на пальцы с такой силой, что грозит сломать девушке запястье, то подскакивает вверх, из-за чего толчки кажутся совсем слабыми. Она винит во всём беспрерывный стук, доносящийся отовсюду боевыми барабанами. Оторвать бы руки тем, кто тарабанит снаружи. Представить это не составляет труда, и Гого с силой притягивает тонкое тело к себе. Девушка буквально врезается своими губами в её, целуя так грубо, что Гого кусает в ответ, и, то ли металлический привкус на языке, то ли стихший стук всё же дают им найти нужный ритм. Теперь, когда из звуков остались только приглушённые разговоры, музыка и их собственные прерывистые вдохи, всё казалось чересчур тихим, и в этой тишине несложно было расслышать тонкий короткий скрип приоткрывшейся двери. Гого недостаточно пьяна, чтоб посчитать О-Рен видением. Но та не вмешивается — лишь хмурит тонкие брови, не отрывая глаз от Гого. «подойдиподойдиподойдиподойди» Она смотрит на О-Рен через плечо незнакомки, которая слишком занята, чтоб обернуться, и молится, чтоб та что-то сделала. Гого была бы благодарна даже если бы госпожа убила их двоих на месте, но та не шевелится, даже не открывает дверь шире. Она ничего не может с собой поделать — Гого не стальная, как госпожа, а мягкая и зависимая в чужих руках — и еле слышно стонет на выдохе, пристально глядя на О-Рен. Хватает ещё пары толчков, чтоб заставить её прогнуться в пояснице, сильнее упираясь лопатками в кафель на стене, и крепко зажмуриться, впервые разорвав зрительный контакт. Незнакомка отстраняется, и Гого еле стоит на ногах, пытаясь найти опору, но сильная рука хватает её за плечо и дёргает вверх, заставляя выпрямиться. Гого тихо скулит из-за такого рывка, но сжимает зубы и идёт за госпожой, которая тащит её за руку к выходу. Они идут под крики веселящихся прохожих и громкую музыку, но громче всего Гого слышит пульсацию в висках. Будто боевые барабаны до сих пор отражаются эхом внутри её тела. Она знает, кто за рулём подъезжающей к ним машины, и знает, что не будь здесь госпожи, Софи бы начала отчитывать её до того, как она бы успела сесть в авто. Но Софи молчит и даже не включает музыку. Окна плотно закрыты, отчего музыка и крики доходят до ушей слабыми отголосками. Госпожа, сидящая слева от Гого на заднем сидении не произносит ни слова. Вдох-выдох. Эхо, стучащее в висках, пропадает.