Земляника и летний ветер

Навстречу рассвету Единственное, о чём жалеет Лила,— что её некому сфотографировать. Она даже попробовала сделать это сама. Положила маленькую серебристую камеру в придорожную траву, включила таймер и прокатилась мимо на велосипеде, сделав нежное и загадочное выражение лица. Но она себя видит летней, с развевающимися волосами, в лёгком коротком сарафане, босоногой и прекрасной в лучах утреннего солнца. Камера видит её чуть иначе: сосредоточенной, сжимающей руль изо всех сил, сдувающей волосы, которые лезут в лицо. Потому что горячий ветер дует со всех сторон сразу. А ноги вообще не поместились в кадр. Это потому что они длинные, утешает себя Лила. После третьей попытки девушка сдаётся, листает снимки и смеётся сама над собой. Поправив рюкзак за сиденьем, седлает велосипед и мчится вперёд, стараясь обогнать ветер. Грудь наполняется воздухом, летом, счастьем, и девушка на безупречной скорости несётся под уклон, мимо жёлто-зелёных сдобных холмов, мимо берёз с белыми коленками, мимо испуганных ворон в электропроводах; волосы её парят над дорогой, а с губ не сходит улыбка. Утро обнимает нежной свежестью, восток в расплавленном золоте, остальная часть неба акварельная до слёз. Вокруг целый мир, нетронутый и просторный, и девушка думает, что она как будто одна на всей планете. Пока не видит придорожное кафе. На нём написано: «Библиотека». Лила тормозит, ждёт, пока пыль осядет, и прислоняет велосипед к огромному старому дубу, который выше кафе раза в три. После росы Условно говоря, летом Лила живёт у бабушки в деревне. Деревня у реки компактная, в шестнадцать домов, и Лила уже спустя неделю загорелая дочерна, с потемневшими пятками и выгоревшими волосами, и без того пшеничными. Бабушка непоседлива: оставив внучке две сковородки пирожков, кастрюлю с голубцами и буйный сад, отлучилась в магазин, а на следующий день к вечеру позвонила из соседней страны, щебетала счастливым голосом, что задержится, советовала не голодать, но мыслями была где-то в райском саду. Лила вздохнула, положила трубку и в одних трусах вышла в земной сад, заросший цветами, крыжовником, малиной и яблонями. Теперь стесняться было совсем некого. Сад был настолько запущенным, что исключал всякую возможность шпионажа. Девушка нарвала малины в эмалированную кружку, улеглась с телефоном в гамак и принялась болтать с однокурсником; под его мерный монотонный голос задремала и проспала до появления звёзд на небе — замёрзла и, сбежав на веранду, закуталась в покрывало и читала при свете масляной лампы. Книга была без обложки, до того увлекательная, что девушку сморило в сон уже на пятой странице, зато к рассвету она была полна сил и готова идти на край света — было бы зачем. Ледяной душ и мокрая от росы трава лишь прибавили решимости. Лила уложила в рюкзак пирожки и термос с чаем, подкачала камеры велосипеда, древнего, но надёжного, и поехала вдоль реки в сторону розовеющего неба. Поначалу любовалась окрестностями в нежных пастельных красках, потом увлеклась, нажимая босыми ногами на педали с резиновыми накладками, разогналась и лишь изредка проверяла рукой, не улетел ли на очередном повороте рюкзак с пирожками. В тени столетнего дуба Утренняя свежесть незаметно растворяется в воздухе, солнце начинает припекать, и ветер поднимает вокруг ног затейливые вихри из пыли. От огромного дуба, в четыре обхвата, пахнет натопленной и уже остывшей баней. Недалеко от входа стоит закатно-голубой седан, округлый и отчаянно калифорнийский. Как будто из фильмов про побережья, музыку и счастливых молодых людей с девушками. Это машина времени, решает Лила и делает пару кадров. Увесистые бока автомобиля довольно поблёскивают на солнце. Девушка босиком осторожно поднимается по рассохшимся деревянным ступенькам и толкает дверцу, которая закрывает дверной проём по пояс, как в американских салунах. Полы скрипучие и тёплые, отполированные до сияния. Лила сама не знает, зачем ей в кафе, но не зайти сложно. На столах книги, «Том Сойер» и неизбежный Хемингуэй. В дальнем углу завтракают папа с дочкой. Дочке уже четыре или даже пять, она поминутно сползает со стула и предпринимает попытки побега, но папа ловок и предусмотрителен. Мама сидит за тем же столом, но читает листы с каким-то сценарием и в воспитании не участвует. Хозяин, спрятанный за усами, кивает девушке, с грохотом готовит утренний кофе — в ручной кофемолке, ритуально вращая ручку над деревянной стойкой, и приносит его девушке, а потом угощает блинчиками со сметаной и ягодами. Лила сразу же понимает, насколько она голодна, и жалеет, что она не может расплатиться помятыми тряпочными долларами, потому что на стареньком проигрывателе играет океанский сёрф-рок шестидесятых. Поют что-то про Флориду и пляжи. Лила подумывает обратиться к хозяину на английском, по-южному растягивая гласные, но вместо этого шёпотом спрашивает: — А почему «Библиотека»? Уже на первом слове она понимает, что это, должно быть, самый популярный вопрос в заведении. Хозяин, впрочем, невозмутимо кивает на стеллажи, которые и в самом деле напоминают библиотечный каталог, с выдвижными ящиками, пожелтевшими бирками и с пыльными фикусами сверху. Четырёхлетняя девочка, украшенная разноцветными бантами, окончательно сбегает от папы, на ходу вытирает ладошкой губы после мучительного завтрака и исследует ящички, скрупулёзно вынимая один за другим. В них ничего не находится, но девочка полна решимости и упорства. Лила, блаженствуя после блинчиков, прихлёбывает кофе и с любопытством наблюдает за ней. В самом последнем ящике девочка находит блестящую монету и с победным криком бежит показывать клад папе. Она считает, что монета теперь по праву принадлежит ей. Папа закидывает довольно взвизгнувшую дочку на плечо и уносит в голубую машину, которая уже начала потрескивать на солнце. Мама торопливо следует за ними, не прекращая читать. Лила оставляет рядом с чашкой горсть монет и выходит на крыльцо, ощущая себя самым довольным человеком в галактике. Девочка в машине изображает поросёнка, прижавшись носом к стеклу изнутри. Лила подмигивает ей, и девочка, засмеявшись, прячется за голубой занавеской и машет оттуда растопыренной ладошкой. Девушка с удовольствием вдыхает дубовый аромат, садится на велосипед и выезжает на дорогу. Ветер крепчает. Земляничные поляны Дорога всё больше в гору, и Лила находит небольшой ручей, заходит в него по колено и остужает гудящие ноги. Потом возвращается к велосипеду, садится на склоне и прикрывает глаза. Солнце уже высоко, воздух горячий, ветер тоже горячий, за спиной шумит листва, и от ароматов трав улыбка на губах. Не глядя, девушка запускает ладони в траву, пропускает стебли между пальцев, а потом удивлённо смотрит на розовый пахучий след на руке. — Земляника! Лила находит не меньше десятка кустиков, сначала ест аккуратно, по ягодке, потом набирает горстями, от восхищения вздыхает — забрасывает в рот сразу несколько ягод, прижимает их языком к нёбу, отчего во рту сладкая свежесть; улыбается, глядя на свои ладони, перемазанные в земляничном соке, и, наевшись и набрав ягод с собой, снова бежит к ручью, умываться. Спустя полчаса девушка неторопливо идёт вдоль дороги и ведёт велосипед за руль. Время от времени она вынимает из волос запутавшиеся травинки — сложно было отказать себе в удовольствии и не поваляться в густой траве, вдыхая медовые запахи и дотягиваясь губами до ягод земляники. Дорога растворяется в лесных тропинках, и Лила следует велению сердца, выбирая широкую протоптанную дорожку. На ней она умещается вместе с велосипедом. Слежавшаяся трава и старые мягкие опавшие иголки пружинят под ногами. Дорожка приводит её на залитую солнцем поляну, где пахнет хвоей и грибами. В тени широкой кружевной ели Лила не сразу замечает девушку, тоненькую, в круглых очках и очень серьёзную. — Здравствуйте,— говорит вежливая девушка в очках. Лила подпрыгивает от неожиданности, но тут же делает вид, что это особенности её походки. Оправа у круглых очков тоже тонкая, почти невидимая. На девушке красная клетчатая рубашка с короткими рукавами и широкая юбка-колокольчик синего цвета. Волосы шоколадного цвета забраны в изобретательный хвост, короткий и смешной. Тонким пальцем девушка поправляет очки на носу, а другой рукой держит книгу в клетчатой обложке. За пеленой дождя мир замер — Привет,— откликается Лила. Серьёзная девушка тоже босиком. Голубые носочки и кожаные сандалии лежат рядом, а по другую сторону — просторная сумочка. Пространство поляны организовано аккуратно и вдумчиво. Лила садится рядом и угощает девушку сладким пирожком из своих бесконечных запасов. — Ой, спасибо! — радуется тоненькая девушка.— Я сегодня не успела позавтракать. Она очень аккуратно кладёт книгу на свои сандалии, достаёт из сумочки салфетку и раскладывает её на коленях. После чего приступает к трапезе. От чая и земляники она тоже не отказывается. Потом снова поправляет сползающие очки пальцем и серьёзно говорит: — Скоро будет дождь. Через двадцать минут. Мы тут не сумеем укрыться. Лила отхлёбывает слишком много чая и замирает, чтобы он не полился наружу через нос. Потом укоризненно говорит: — Почему ты раньше не сказала? Идём искать укрытие. Девушка безмятежно улыбается и сообщает: — Пирожок пробудил умственную активность. Ветер шумит сильнее, и небо начинает хмуриться. Девушка в очках прячет книгу, натягивает носочки и неторопливо застёгивает сандалии. Лила от нетерпения ездит вокруг неё на велосипеде, а потом спрыгивает с него и помогает девушке застегнуть ремешок на второй сандалии. Вдвоём они находят развилку огромного дуба, надёжно укрытого плотной листвой. Лила прячет велосипед глубоко в зарослях и забрасывает ветками. Ветер даже между деревьев такой сильный, что приходится поминутно прижимать подол короткого сарафана к ногам. Где-то с треском ломаются ветки, и девушка в очках вздрагивает. — Где твоя обувь? — громким шёпотом спрашивает она. Лила пожимает плечами: — Дома. Тебе тоже советую разуться. Нам предстоит забраться на нижние ветки, и без обуви это делать проще. Девушка так же неторопливо расстёгивает сандалии, кладёт их в специальное отделение в сумочке, снимает носочки и тщательно упаковывает их в отдельный кармашек. Лила глубоко дышит, чтобы не начать поторапливать девушку. — Меня Лила зовут,— говорит она, чтобы чем-то занять время. — Лила? Какое необычное имя. Как будто сказочное. Очень приятно! А меня Алиса. — И ты говоришь, что у меня имя необычное. Я всегда хотела, чтобы меня звали Алисой. Своё имя никогда не нравилось. Алиса удивлённо забывает застёгивать кармашки, и Лила умоляюще кивает ей на сумку. — А почему не нравилось? — Потому что то Лилия, то Лейла, то как угодно, только не Лила. — Знакомо,— вздыхает девушка в очках.— Я то Олеся, то Алина… Лила улыбается и показывает ей на ветки: — Сначала наступай сюда, потом… Она поражённо замолкает, потому что Алиса, подхватив сумочку, проворно взбегает по тонким веткам, даже не держась руками, и пару мгновений спустя уже ждёт Лилу глубоко в развилке, съёжившись, чтобы занимать меньше места, и греет ладонями босые ноги. Лила, чувствуя себя ужасно неловко за нравоучительный тон, помогает себе руками и пробирается к Алисе, стараясь ступать по широким ветвям как можно более легко и уверенно. Дождь начинается именно в это мгновение. Только что шумел ветер, и уже дождь сплошной стеной грохочет, заливая траву и пенясь у корней, и ничего не видно на пять метров. Алиса подаёт руку, и Лила усаживается рядом с ней. — Ровно двадцать минут прошло,— довольно говорит Алиса, показывая на большие часы на тонком запястье. — Ты специально тянула время? — улыбается Лила. — Ну не то чтобы… В это мгновение грохочет гром, молния разрезает небо пополам, и девушка хватается обеими руками за локоть Лилы и прижимается к ней. Вспышка слишком длинная для обычной молнии, и грохот перемежается треском падающих деревьев. Девушки сидят, вжавшись в толстые ветки с густой сырой листвой, и едва дыша, вглядываются в сплошную пелену дождя. — Вот странно,— говорит Лила.— Здесь не льёт, почему сарафан весь мокрый? Алиса хмуро смотрит на неё. Стёклышки очков покрыты мелкими каплями, и лоб покрыт бисеринками пота. — Мне скорее интересно, что это там упало. — Упало? — На гром это не было похоже. Ещё несколько деревьев, судя по звуку, падают где-то недалеко, и девушки ещё больше съёживаются, как будто это может помочь. — Вот угораздило меня…— вполголоса говорит Алиса и поясняет, смущаясь от вопросительного взгляда: — На даче столько родственников, не почитаешь спокойно, и вообще. Вот я и сбежала с утра пораньше. Только блинов напекла, да и то ни одного не съела. — Как так? — Запахом наелась. — Я сегодня с утра блинчиками завтракала,— с наслаждением вспоминает Лила.— В кафе. — Со сметаной и ягодами? — Да,— удивляется Лила. — Это я и готовила. У папы придорожное кафе. Я там иногда за повара. Мокрый мир В один момент дождь прекращается. С веток ещё льётся струями вода, трава утонула в ручьях, но солнце уже выглядывает из-за облаков осторожно, заливает лучами просеку перед деревом и начинает ремонтные работы. — Надеюсь, мой велосипед не уплыл,— озабоченно говорит Лила. Алиса успокаивающе сжимает её руку. Она поглощена телефоном. Она объяснила, что ей снова написал молодой человек, с которым они никак не могут встретиться. Сегодня вечером планировали, но он снова уезжает по делам. — В который раз уже так? — В сорок шестой,— вздыхает Алиса и кончиком пальца поправляет чуть затуманившиеся очки. — Вот это у тебя терпение… Ты точно уверена, что он существует? Но Алиса лишь бросает на неё сердитый взгляд. — Конечно, уверена. — Ты с ним вообще не виделась? — Пока ни разу… — А по телефону не разговаривала? — Ещё нет. — Позвони сейчас ему,— советует Лила.— Скажи, что ты в бедственном положении, на дереве, вокруг по колено воды, и вообще светопреставление. И ещё рядом непонятные личности, насильно кормящие пирожками. Алиса слабо улыбается, снимает очки и пытается протереть стёкла краешком влажной юбки. — Я как-то звонила. Не дозвонилась, написала… Меня заперли на седьмом этаже торгового центра, я до утра ждала, пока меня вызволит охранник. Я просила его приехать, но он сказал, что у него срочная работа, вопрос жизни и смерти. Лила хмыкает: — А ты, значит, не вопрос жизни и смерти. — И ещё я один раз заблудилась. Он мне посоветовал не гулять больше поздно вечером, и я так и не смогла дозвониться. Только сообщения от него перечитывала, подсвечивала себе дорогу и вышла из леса в шестнадцати километрах от того места, где зашла… Лила смотрит на неё ошарашенно: — Прости, что вмешиваюсь, но тебе всё это не кажется странным? — Вообще кажется, конечно. Алиса обнимает себя за плечи. Из-за дождя душно, но она мёрзнет. Лила видит, как ноги девушки покрываются мурашками, а губы дрожат. Она растирает Алисе плечи, кисти и ступни, надевает ей носки, заставляет съесть пирожок с картошкой и наливает горячего чаю. В развилке дерева обедать не очень удобно, и Лила постоянно возится, чтобы усесться поудобнее, но пока вариантов немного: в траве воды ещё по щиколотку. Телефон сигнализирует о новых сообщениях, но Алиса, мельком взглянув на Лилу, отключает звук и прячет его в сумочку. Её пока ещё бьёт дрожь, и Лила крепко прижимает девушку к себе. Почему-то она чувствует в себе небывалые запасы энергии, тепла и электричества. Алиса постепенно успокаивается, и даже её губы больше не дрожат. — Поделишься ещё пирожком? Лила торопливо достаёт из рюкзака ещё запасы, и девушка наконец расслабляется. Солнце светит вовсю, птицы радостно кричат изо всех сил, и мокрая трава красиво блестит. — А что за книгу ты читала? — спрашивает Лила, чтобы отвлечь девушку от грустных мыслей. Алиса заливается румянцем, достаёт из сумочки тяжёлую книгу с глянцевыми страницами — «Любовные утешения народов мира». Лила сдерживает улыбку. — Ты основательно готовилась к встрече. — Ещё бы,— вздыхает Алиса.— Идём посмотрим, что там грохотало? — Конечно. Лила осторожно поднимается на шаткой ветке и с улыбкой смотрит, как Алиса уже стащила носки, засунула их в кармашек на сумке, упаковала книжку и спрыгнула прямо в мокрую траву, подняв фонтан брызг. — Так чавкает под ногами,— делится Алиса и подаёт руку; Лила прыгает следом и обдаёт девушку водой. — Теперь обе в болоте. — По уши. Предлагаю откопать велосипед, а то мало ли какой дорогой будем возвращаться. Лила думает секунду и кивает. Под грудой веток велосипед жив и невредим. Девушки направляются в ту сторону, откуда раздавался грохот. При свете солнца ничего не страшно. На верхних ветках заливаются птицы, ветви шумят на тёплом ветру и время от времени обдают холодным душем; от этого лишь шагается быстрее. На узких тропинках Алиса уверенно идёт вперёд, и Лила, придерживая мокрые ветки, пробирается за ней. В какой-то момент Алиса сама превращается в тонкую веточку, прикрытую молодыми листьями; Лила трясёт головой, чтобы отогнать наваждение, и снова видит синюю юбку, клетчатую рубашку в бордовых тонах, шоколадные всплески волос и узкие щиколотки, едва тронутые загаром. Под солнцем Поляна напоминает последствия ремонта на даче, и девушки смеются. Деревья сложены вповалку, оставшиеся удивлённо возвышаются на опушке; Лила кладёт велосипед и падает в густую траву — она неожиданно сухая и тёплая, и ещё Алиса аккуратно садится рядом, находит кустики земляники, угощается сама и кормит с рук Лилу. У неё тёплые ладони. — Вдвоём справимся? — Лила кивает на завалы из огромных стволов.— Как раз поймём, что там шумело. — Конечно,— серьёзно кивает Алиса и деловито поправляет очки двумя пальцами; обе смеются. — Вы правда поможете? Девушки замирают от неожиданности и тут же вскакивают на ноги. В метре над землёй, в ветвях, покачивая ногами в кроссовках, сидит существо; Лила тут же решает, что это мальчик-подросток, но Алиса в сомнении качает головой. Смуглые коленки существа исцарапаны, и маленькие руки в ссадинах, загорелые и обветренные. Тёмно-джинсовые шорты, растрёпанные по краям, сбитые косточки на ногах. Футболка с капюшоном, рукава закатаны до локтей. И лицо чумазое и печальное. Существо смущается и прячется в капюшон, стягивая его обеими руками. — А что случилось? — первой опомнилась Лила. — Я неудачно затормозила,— печально говорит существо.— Вы же не будете ругаться? Алиса тихонько толкает подругу в бок: видишь, всё-таки девочка. Четырнадцать или пятнадцать лет? Нет, думает Лила, постарше, просто худенькая и невысокая. — У меня тут катер. Я его одна вытащить не могу. Вы правда поможете? Девочка неловко спрыгивает на землю, и Алиса бросается подхватить её. — Вот. Девочка счищает кору, ветки и обрывки какого-то брезента, и на солнце матово вибрирует бок машины. — Мой катер. Я не рассчитала. — Катер? — удивляется Алиса.— Тут река километрах в четырёх, как тебя угораздило? — Это не плавающий катер…— Девочка окончательно смущается и затягивает шнурки на капюшоне так, что наружу торчит только нос. Тоже загорелый и исцарапанный.— Это летающий. Она показывает рукой на небо, и девушки поднимают головы. В небе ни облака, и снова горячий ветер, и солнце в самом зените. — Очень смешно,— говорит Алиса сердито.— А серьёзно? Девочка — если бы не смущалась так, то ей можно было бы дать и семнадцать, думает Лила,— нерешительно проводит пальцем по обветренным губам. — Я всё покажу. Просто я стволы не могу сама отодвинуть. Лила с сомнением смотрит на завалы. Конечно, если попробовать втроём… — Я вообще не думала, что мы серьёзно будем разбирать бурелом. — Бурелом! — восхищённо говорит Алиса.— Я такое слово последний раз в детстве слышала. Они, подсаживая друг друга, забираются на борт катера, и девочка, сбросив капюшон, тут же оказывается рядом. — Вот это он горячий! — Лила, обжигая ступни о борт, тут же перепрыгивает на влажный ствол дерева. Алиса, присев на корточки, рассматривает что-то сквозь ветки. — Знаешь,— тихо произносит она.— У меня какие-то сомнения. — Я хотела ненадолго. У папы катер без разрешения взяла,— торопливо объясняет девочка.— Думала, наконец-то на суше побываю. — На суше? — уточняет Лила. — Да, у нас там только море. Я ни разу не видела столько травы и деревьев. У нас пять островков, и всё. Никогда не была на суше, а одноклассники постоянно фотографии показывают. — Ты так странно говоришь,— ласково обращается к ней Алиса, поднимаясь на ноги и вытирая щёку девочки от какой-то сажи. Лила смотрит на её босые ноги и поражается, как она может стоять на раскалённом металле.— Как взрослая. Тебе сколько лет? — Почти семнадцать. Ну, это если по-вашему. У нас год немного длиннее, я знаю. Мы вас в школе проходим. — Кого — нас? — Лила совсем сбита с толку. Девочка растерянно переводит взгляд с одной девушки на другую. — Простите. Я же не сказала. Она усаживается на краешек торчащего елового ствола, словно не чувствуя острых иголок. Лила непроизвольно ёжится и поправляет ткань сарафана сзади. Воспоминание о твёрдой коре на развилке дерева ещё свежо. — Я оттуда.— Девочка прищуривается на солнце, думает и показывает вверх и влево.— Как это… Вега, если по-вашему. У меня сейчас каникулы, я хотела на денёк слетать сюда. У нас все сюда летают, потому что у вас очень красиво. У меня почти все одноклассники уже побывали тут, а меня папа не пускал. Я очень хотела на Землю, решила тайком ненадолго прилететь. Она снова садится на борт катера. Один шнурок развязался, девочка ставит ногу на ребристую поверхность и завязывает его. Видно, что это очень непривычно для неё. — Я взяла у подружки одежду, чтобы не сильно выделяться. Долго учила ваши языки, шесть дней. Хорошо, что сюда попала, я всего тринадцать языков успела выучить, на остальные терпения не хватило. Алиса садится рядом с ней и тоже спускает ноги. Лила, пощупав ладонью горячий бок катера, садится с другой стороны от девочки и внимательно слушает. — Погоди,— говорит она.— Вот это всё,— она обводит рукой поваленные стволы,— это ты устроила? Девочка смущается до того, что чуть не плачет, и окончательно прячется в капюшоне. Алиса укоризненно хлопает Лилу по плечу: разве ты не видишь, что она и так расстроена? Лила улыбается и извлекает девочку из капюшона, который та пытается натянуть на коленки. — Я просто спросила,— объясняет девушка.— Конечно, мы тебе поможем. Было бы проще, если бы кто-то ещё помог. Но у меня только бабушка тут недалеко. Была. Сейчас она с очередным кавалером плещется в море. А я ни разу не была на море. — Правда? — девочка изумлена.— Если получится расчистить это, я куда угодно вас отвезу! Тут же рядом всё. И к себе тоже! Хотите ко мне в гости?! Там сплошное море… — Конечно,— дипломатично говорит Лила и поднимается на ноги.— Ну что? Попробуем? Алиса снимает очки и кладёт их в кармашек рубашки. Лила понимает, что намечается что-то серьёзное. И правда, её подруга ведёт себя как настоящий прораб. Командует вовсю, и девушки втроём строят странную неустойчивую конструкцию, подкладывая тонкие ветки под толстые, небольшие обломки деревьев втискивая под большие поваленные стволы. Теперь чумазые и исцарапанные все, не только девочка. — Почти готово,— сообщает Алиса.— Тянем за эту ветку. И очень, очень, очень быстро бежим в разные стороны! Девушки втроём вытягивают огромную ветку в самом низу. — В стороны! Спрятавшись за уцелевшими деревьями, Лила, Алиса и заинтригованная девочка смотрят, как каркас из веток начинает расползаться, проседать, крениться набок; самый огромный ствол сползает вбок, ломает ветви и стволы поменьше, обломки деревьев летят в разные стороны, и девушки отбегают ещё дальше; через минуту всё затихает. Из осторожности выждав ещё минуту-другую, Алиса подходит и снимает мелкие ветки с катера. Катер оказывается огромным, круглым и плоским, как тарелка, накрытая крышкой от кастрюли. Или как сковородка с пирожками, думает Лила, внезапно осознавая, как она проголодалась. — Не прошло и часа,— замечает Алиса.— За пятьдесят минут управились. — За пятьдесят? — ахает Лила.— Вроде так быстро всё сделали. Девочка, не веря своим глазам, подбегает к катеру, который медленно соскальзывает из огромных ветвей на землю. Она забирается на него, хлопает ладошкой по поверхности и тут же исчезает внутри, и катер легко взлетает и исчезает в небе. Свежий ветер — Как ты думаешь, слово «спасибо» она просто не успела выучить? — интересуется Лила. Алиса, всё так же глядя в чистое небо, неопределённо кивает. — Надо подкрепиться,— уныло говорит она. — Ага. Девушки садятся в траву в том месте, где стояли. Рюкзак и сумка на расстоянии вытянутой руки, но Лила медлит. Потом произносит, хмурясь: — Знаешь, всегда представляла, что встреча с пришельцами… Договорить она не успевает. Из-за поваленных стволов, лежащих теперь по всей поляне, вылетает девочка в капюшоне, ещё более чумазая, и с радостным воплем опрокидывает девушек в траву и обнимает. — Спасибо вам огромное, спасибо, спасибо, спасибо! Теперь я успею вернуть катер, и меня не будут ругать! Спасибо! Я не знала, куда идти, я заблудилась, я даже не поняла, в какую страну я попала, а вы меня так спасли… Я проверила, он снова летает! Спасибо, спасибо! — Предлагаю в честь этого немного подкрепиться,— смеясь, говорит Лила, поднимается и вытряхивает из волос ромашку, шалфей и просто траву. — Всё, что угодно,— радостно обещает девочка.— Давайте слетаем за едой, можно слетать в какую-нибудь Грецию, там всем нашим булочки со шпинатом и сыром нравятся! — Против Греции я не возражаю,— соглашается Лила,— но у меня ещё половина рюкзака пирожков.— Сама того не замечая, она говорит медленно и чётко, чтобы было понятно человеку, потратившему на изучение русского языка всего полдня. Девочка расширившимися глазами смотрит на неё и нерешительно улыбается: — Мы не так учим языки. Нам дают сразу систему. Мы её разглядываем, и получается, что столько сразу знаешь! Но систему берут у кого-то другого. Ну вот например, ты хорошо знаешь русский язык,— обращается она к Алисе. — Да, неплохо,— скромно кивает Алиса. Девочка замечает иронию и смеётся: — Ну вот. Ваше знание читается, и оно как готовая картинка, которую можно рассматривать. И из-за этого в памяти много такого, что другие люди уже знали. Очень удобно. — Ты что, получается, немного мысли умеешь читать? — обиженно интересуется Алиса. — Да, конечно. И вы тоже. Немножко. Вы что, не заметили? Лила вопросительно смотрит на подругу. И падает в траву от смеха: — Божечки, ты сейчас такая озабоченная, только бы чего лишнего не подумать, что ты там читала в книжке про любовные похождения! — Про любовные утешения,— краснеет Алиса и стремительно меняет тему.— Кстати, как тебя зовут? Меня Алиса, её Лила. Девочка порывается было схватиться за шнурки от капюшона, но что-то решает и говорит: — Смешное слово, если по-русски. Поэтому пускай Полина. — Пришелец Полина,— говорит Алиса,— очень мило. И всё-таки как? — Свежий ветер. Ну, в переводе — «свежий ветер», так и зовут. А как на нашем языке, вы всё равно не выговорите, оно булькающее на ваш слух.— Она тщательно выговаривает, но Алиса едва не захлёбывается воздухом, стараясь произнести, а Лила даже не пытается, а просто подливает всем чай. Но чай всё никак не заканчивается, и пирожки тоже, хотя, кажется, они все съели по дюжине; девочка, вытирая сажу с лица и обветренных рук, хитро улыбается, а Алиса растягивается на траве, жалуясь, что сил её больше нет, и все тут обжоры. — Земляника божественная,— признаётся девочка.— Наберу с собой. — Фотографии,— вспоминает Лила.— Ты же снимала, когда летела? — Конечно! — девочка хлопает в ладоши, и край летающего катера показывается из-за бурелома. Девочка бежит к катеру, и Лила замечает, что она уже где-то потеряла свои кроссовки. — Просто трава очень мягкая,— объясняет Алиса, не открывая глаз. Свежий ветер приносит чёрный агрегат с двумя ручками. — Это читалка,— застенчиво объясняет она.— Сейчас, только фото нужно скинуть. Она часто моргает, уставившись на агрегат, и Алиса спрашивает: — Ты что, глазами фотографируешь? — Да, а как ещё? — Действительно… За фотографиями девушки не замечают, как начинает вечереть. Девочку заваливают вопросами, рассматривают огромные глади воды, необычной даже на вид, смотрят маленькие фильмы — школы на стремительных и приземистых кораблях, дома под водой, сады на глубине моря и крошечные острова с маяками; очертания знакомой планеты, огненный вихрь при спуске, дождь, залитый водой лес. — Простите, что так жарко было,— вдруг вспоминает девочка.— Я просто нервничала, мне всегда жарко, когда я волнуюсь. — Метеоцентр ходячий,— ворчит Лила.— А дождь — это ты расплакалась от отчаяния? Девочка тут же натягивает капюшон на самый нос, и девушки хохочут над ней. — Что, правда? — спрашивает Алиса, вытирая слёзы от смеха. — Правда, мне правда неловко, извините, пожалуйста! — Сквозь ткань это звучит очень невнятно,— мягко говорит ей Лила.— Ну мы просто будем знать, кто устраивает дожди в середине лета, только и всего. На закате Облака — как снежные завалы, как сахарная вата, как огромная перина. Упасть и растянуться во весь рост. Закат где-то внизу, а здесь половина облаков нежно-розовая, а половина тонет в чёрной мгле. — Никогда не думала, что буду есть голубцы на космическом корабле,— Алиса задумчиво улыбается.— Хорошо, что мы к тебе залетели. — Да,— соглашается Лила.— Хорошо. Было бы глупо тащить велосипед на другую планету. Свежий ветер серьёзна до невозможности. Она в тысячный раз проверяет маршрут. — Ну что? Летим? — Летим,— Алиса кивает.— Только мне главное, к ужину обратно вернуться, а то будут беспокоиться. — Я же объясняла,— терпеливо говорит девочка.— Мы будем лететь так быстро, что время немножко вернётся назад. И я привезу вас обратно на Землю где-то в обед, в то время, когда вы увидели меня на поляне. Только я буду тормозить аккуратнее, и не будет этого… Бурелома. — Тогда ладно,— улыбается Алиса. — Летим.— Лила сидит, удобно свернувшись в широком кресле — всё так же босиком и в летнем сарафане. Свежий ветер сказала, что скафандров у неё никогда не было, да и зачем они вообще. Девочка прикрывает глаза, сжимает штурвал обеими руками, и катер исчезает в вечернем небе. Редкие прохожие ёжатся от внезапно налетевшего ветра, и по земле разливается свежесть. Небо надёжно укрыто облаками. Усатый хозяин придорожного кафе пьёт вечерний чай с поздними путниками. Небесно-голубой седан мчится по шоссе, и девочка на заднем сиденье, утомившись, спит на коленях у мамы. Мама дочитала сценарий: завтра ей нужно дать ответ режиссёру. Бабушка в шезлонге, слушая набегающие волны, думает, хватит ли внучке пирожков, но решает лишний раз не тревожить её. Наступает ночь, ветер уносит облака, и звёзды перемигиваются в бесконечной тишине.