Август, 2020 год.
С каждым днем республику настигает все новая волна протестов, Александр Лукашенко едва ли выдерживает такое давление на свой политический строй, припоминая, как когда-то сам собирал страну и народ по крупицам. Митинги становятся все масштабнее, а моральные силы и здоровье Президента неустанно идут на убыль. Николаю больно и плохо за всем этим наблюдать. Он и прежде был достаточно закрытым мальчиком, общался лишь с ребятами из хоккейной команды и с парой-тройкой одноклассников, придерживающихся нейтралитета по части политической жизни Беларуси. В нынешние же времена ситуация с замкнутостью и интровертностью парня слишком усугубилась. Николай, конечно, понимает, что существующая система прогнила и требует масштабных изменений, реформ, новых партийных руководителей и свежих мыслей. В голове подростка даже иногда проскакивают неплохие, на его взгляд, идеи по стабилизации ситуации в Беларуси, которыми он поспешно делится с отцом. Бывают случаи, когда отец и сын до поздней ночи обсуждают протестные настроения людей их родной страны. Тогда они пьют крепкий кофе, громко спорят. Николай благоразумно успокаивает Александра Григорьевича, когда тот перебарщивает с крепким словцом для оппозиции и в который раз заговаривается: «Што было б с Беларусью, кали б не я?»****
Теплое летнее утро для Николая Лукашенко оборачивается очередным стрессом и переживаниями. Все потому, что сегодня Александр Григорьевич собирает митинг в поддержку своей политики. И Коля, конечно же, отправится вместе с ним. Люди в интернете пишут: «Зачем Батька вечно таскает с собой пятнадцатилетнего подростка?», «По выражению лица Коли понятно, что его заставляют присутствовать на мероприятиях», «Лукашенко пиарится за счет своего красавчика-сына». Но они не знают, как он переживает, как перед очередным совместным выходом с отцом у юноши предательски подрагивают колени и дрожат руки. Иногда невербальные сигналы тела подводят сына Президента в прямых эфирах государственных каналов. Николаю очень стыдно за эти желваки на юном лице, за эти его слабости, но он не может это контролировать. Александр Григорьевич, растерянный, в полнейшем душевном смятении стоит на сцене. Его обращение бесконечно прерывают обрывки оскорбительных лозунгов, доносящихся откуда-то из толпы. Кое-как закончив свою речь, он объявляет: — Я сказал всё! Теперь можете кричать «Уходи»! И люди, провожая его, продолжают скандировать знакомые слова громче обычного. Николай стоит где-то в стороне. Он надел солнцезащитные очки и окружил себя охранниками, чтобы не привлекать излишнего внимания к своей персоне. Когда отец выходит в толпу, чтобы ответить на вопросы людей и обозначить свою позицию, младший Лукашенко также следует за ним. Заметив это, некоторые граждане принимаются задавать ему неудобные вопросы о политике Александра Григорьевича. Они не подбирают выражений, стреляют резко, прямо в цель, в самую больную для сына Президента тему. В один момент Николай не выдерживает: резко срывается с места и отходит подальше от разъяренной толпы, жаждущей справедливости. От боли и обиды он со всей силы бьет кулаком о кирпичную стену. По лицу проходят желваки, с каждым ударом парню становится все сложнее контролировать себя, от злости он начинает тяжело дышать и жадно заглатывать воздух. К сыну Президента подбегают обеспокоенные охранники. Они начинают наперебой спрашивать: — Николай Александрович, что происходит? — Вы в порядке? — на что Николай лишь отрешенно кивает и трет покрасневший кулак ладонью. — Отведите меня к отцу. Он, наверное, уже закончил, — блондин старается проговаривать слова четко, пытаясь скрыть свою обеспокоенность и вновь нарастающую раздражительность. Охранники отводят Николая к главному входу в здание. Они сообщают, что Президент будет здесь с минуты на минуты. Юноша кивает им и просит оставить его наедине с собой на пару минут. — Николай Александрович, Вы же понимаете, что это может быть очень опасно. — Я понимаю все риски, — Николай вздыхает, — здесь прошел митинг и неподалеку еще остались люди… Я прошу вас отойти немного в сторону, охранять меня пару минут на расстоянии. Телохранители недоверчиво смотрят в глаза сыну Александра Лукашенко и неуверенно переглядываются. — Пару минут, пожалуйста, — парень повторяет свою просьбу, устало поправив светлые волосы, — не сводите с меня глаз и будьте по периметру. Охранники презрительно смотрели на Николая, но делать было нечего. Несколько высоких крепких мужчин в строгих черных костюмах отдалились от юноши. Лукашенко повернулся лицом к зданию, ожидая выхода отца, и задумался о том, чем займется по приезде домой. Он соскучился по хоккею, и из-за сильных переживаний о судьбе отца пропустил уже три тренировки. Коля злился на себя, критиковал свою безответственность, он не любил разочаровывать кого-то, но больше всего боялся не оправдать собственные ожидания. Николай был настолько погружен в собственные мысли и самокопание, что не заметил, как в паре метров от него показалась высокая темпераментная брюнетка и направилась прямо к его персоне. В этот момент охранники сына Президента осматривали территорию вокруг здания и не придали никакого значения проходящей мимо худенькой девушке. Их скорее интересовали подозрительные молодые люди, сидевшие на остановке через дорогу и внимательно наблюдавшие за местом, где находился президентский кортеж. — Николай, а Вы ведь совсем не такой, каким Вас выставляют СМИ, — она подошла к нему со спины, прожигая светлый затылок оценивающим взглядом, — не буду умалчивать очевидное, Вы ведь даже не такой, каким пытаетесь сами себя показать… — Девушка, прекратите бросаться отрывками из дешевых мелодрам, — проронил он, не оборачиваясь, — если Вы собираетесь спросить о моем отношении к политике отца, то попусту теряете здесь время. — Я ничего не понимаю в политике, — Николай в ответ на эту фразу насторожился и скрестил руки на груди, на что незнакомка загадочно улыбнулась, — зато неплохо разбираюсь в психологии. — Что Вы хотите этим сказать? — он все еще оставался отвернутым от девушки. — Ну, Вы сначала повернитесь, я не хочу разговаривать с Вашим затылком, — брюнетка выжидающе повернула голову. «Кто она такая, чтобы так со мной разговаривать», — мимолетно пронеслось в мыслях высокого блондина. Но воспитание взяло верх и Лукашенко все же неохотно повернулся. Он увидел перед собой голубоглазую девушку лет девятнадцати, не меньше. Она была одета в черное развивающееся на ветру платье и белые кроссовки. Они смотрели глаз в глаза, испепеляя друг друга взглядом. У Николая не было ни желания, ни возможности рассмотреть незнакомку, а вот брюнетка, напротив, без стеснения разглядывала парня. Она отметила строгий черный костюм, модную укладку, солнцезащитные очки на макушке — впрочем, все это она уже видела на нем несколькими часами ранее. «Так больше не может продолжаться», — подумал он и задал вопрос, не отрываясь от ее светло-голубых глаз: — Так кто Вы такая? В этот момент из здания вышел Александр Григорьевич, которого сопровождали двое крупных телохранителей. Девушка быстро отреагировала на появление отца Лукашенко сзади, в последний раз посмотрела Николаю в глаза сосредоточенным, изучающим взглядом и проронила короткое: — Тая. После этого незнакомка спешно скрылась за зданием. Она только сейчас в полной мере смогла осознать происходящее. Тая никогда не была из робкого десятка и привыкла сразу получать ответы на все интересующие вопросы, но здесь она удивила даже саму себя. Вот так беспардонно подходить к сыну Президента не входило в ее планы, более того, она случайно оказалась в этом месте в такое время. Но Тая не была бы Таей, если бы не задала острый психологический вопрос этому самоуверенному блондину. Вернее, его самоуверенность была напускной и не правдивой, что еще больше задевало девушку, разбирающуюся в психологии и невербальном поведении людей. Она никогда не лезла в политику, но была вынуждена интересоваться ею из-за сложившихся семейных обстоятельств. Тая не любила осуждать людей, скорее, всегда пыталась разобраться в причинах их того или иного поведения. — Коля, ты почему без телохранителей, — ошарашенный Лукашенко дотронулся до плеча сына и нахмурился, — и что это за молодая особа с тобой размавляла*? Николай был удивлен не меньше отца. — Не знаю, какая-то странная девушка, — он недоуменно пожал плечами, — наверное, журналистка какая-нибудь. Подловила меня, пока охрана занималась людьми за периметром. Александр Григорьевич нахмурился сильнее обычного. Он всегда очень трепетно относился к безопасности своей семьи, а в сложившейся ситуации переживал вдвойне. По пути в резиденцию Николаю еле удалось уговорить отца не увольнять телохранителей. Парень привык отвечать за свои поступки и несмотря на престиж семьи, в которой он родился, знал цену своему слову.***
Тем временем на другом конце Минска. — Папа, прекрати таскать меня с собой на митинги. Это невыносимо! — девушка резала помидоры на деревянной разделочной доске и раздраженно смотрела на крепкого светлого мужчину, сидящего на диване напротив. Он оторвался от ноутбука и взглянул на дочь. — Тая, ты же знаешь, что долг каждого гражданина Беларуси — активно выражать свою политическую позицию! — он не кричал на брюнетку, но в его голосе явно прослушивались нотки недовольства. Девушка закатила глаза, заметив это, ее отец начал закипать: — Что будет с Беларусью, если ей продолжит править старый умалишенный маразматик?! Вы, молодежь, тоже должны принимать участие в свержении этого клоуна! Тебе уже пятнадцать, взрослый человек уже, как этого можно не понимать? — отец медленно, но верно переходил на крик.