Блудница

Ночь уже давно опустилась своим синим звёздным полотном на земли рохиррим. Возле Хельмовой Пади прохладный ветер пригибал траву к земле, что своей зеленью старалась укрыть множество высушенных кровавых луж, что, впитавшись в землю, окрасили её в аловатый цвет. Победа, казавшаяся тогда невозможной, сейчас пьянила хуже любого даже самого крепкого и выстоянного вина. Шумное пиршество было в самом разгаре. Жители Рохана пили до дна за падших воинов и прославляли выживших, достойно отстоявших честь родной земли. Отовсюду звучали тосты и хвалебные песни. Хоббиты плясали на столе. Гулкий мужской смех сотрясал весь трактир. Красные от хмеля лица осушали бочки эля. Без закуси. Закуска распознавалась как слабость. Она вошла тихо, словно тень скользнула по деревянным стенам, поиграв с пламенем свечей. Она улыбнулась. Она осталась незамечена, но её заметили все. Светло-рыжие кудри свободно спадали по плечам и струились до талии. Тёмно-синее бархатное платье, оголявшее белую пышную грудь и круглые плечи, опускалось до щиколоток, открывая скромные атласные туфельки. Мужчины старательно не смотрели в её сторону, прячась за откровенно бессмысленные и глупые разговоры. Только повзрослевшие юноши с похотливым восхищением осматривали острые ключицы, получая подзатыльники от женщин, что бросали на неё злые, презрительные взгляды, готовые вот-вот плеснуть в неё ядом. Все знали, кто она. Одна такая на всё изрядно поредевшее королевство Рохан. Та, к которой можно прийти тёмной глухой ночью — окна её дома всегда светятся тёплым согревающим светом — и получить все радости плотских утех, утолив свою жажду до юного девичьего тела за условную оплату. Элинг обычно приходила под конец пиршества, уводя с собой особо пьяных и сговорчивых на любые суммы. А сейчас пришла в середине, изрядно удивив всех собравшихся. Девушка тихо прошла в уголок, внимательно осматривая празднующих, которые стали петь и пить только громче и больше. Элинг была сиротой. Отец ушёл к другой женщине, а мать утопилась с горя. Давно это было. И сколько её знают — столько её двери открыты для всех. Она выслушает, чаем напоит, успокоит. Она подарит сладкую ночь. Много денег за свою работу Элинг никогда не брала, а брала ровно столько, сколько ей надо на нужды жизненные. Особенно она нужна была в эти смутные времена. Воины приходили к ней с горем, с кровью, с потерями. И упивались молодым телом, дышали светло-рыжими волосами. Кто-то даже замуж звал и не раз. Отказывала. Зачем ей такую свободную жизнь менять на цепи брака? Тем более, что ребёночка ей не разу небеса не давали. Видимо, чтоб дурнота от дурноты не произошла. Никто не помнил, кто был у неё первый. Да она и сама не помнила. Зато помнила каждого. Каждого мужчину, что приходил к ней за утешением и получал его. Элинг привычно взмахнула чёрными ресницами, в которых притаился сладостный взгляд, гипнотизирующий, притягательный, влекущий за собой в самые пучины похоти. Жёлтый свет кабака ложился на рыжеватые локоны и иргал на белоснежной тонкой коже. Девушка, склонив голову в бок и сложив руки на груди, наблюдала за всеми с какой-то непонятной нежностью и усмешкой. Вон тот, с русыми, как у большинства роханцев, волнистыми волосами и мелкой щетиной пришёл после ссоры с женой. Накинулся на неё чуть ли не с порога, но она заставила рассказать в чём дело. С женой он вскоре помирился. А вон тот, уже взрослый юноша, который сейчас глушит третью кружку без перерыва, пришёл несколько лет назад с просьбой побыть с ней в первый раз, а то соседские мальчишки дразнят. А тот, что сейчас рассказывает, как орков рубил направо и налево, стабильно ходит к ней. Снимает будничное напряжение. Элинг знает все секреты и хранит их бережно, даже во злости и слезах не расскажет ничего лишнего. За это её и ненавидит женская половина населения. Когда-то давно на её дверь кто-то, желая оскорбить, повесил бордовую ленточку. Она до сих пор не сняла её. Кроме того, Элинг начала привносить в интерьер дома бордовые вещи. Ну, чтоб сочеталось. Она с доброй усмешкой смотрела на Эовин. Белая леди почти всегда ходила в белом. Элинг сожгла своё единственное белое платье. Эовин ловит десятки чистых восхищённых взглядов, словно на ангела смотрят. На таких женятся, с такими семью заводят, а с ней лишь проводят ночи. Но была ли белая леди счастлива? Элинг с уверенностью могла сказать, что нет. Да как может быть счастлива та, что ни разу не испытала пьяной страсти? Хотя нет, какую-никакую страсть Эовин видела. В глазах Гриммы. При воспоминании о грязных руках и гнилых зубах Элинг невольно сморщилась. Гнилоуст был самым частым её посетителем. На пике Гримма выкрикивал имя белой леди. Хорошо, что его турнули из королевства. Наконец-то она не увидит его ухмылку на пороге дома. Спасибо королям. Кстати, о королях. Придя сюда, Элинг таила в душе слабенькую, похожую на искорку в полнейшей темноте, надежду, что подцепит не только пьяное мужичьё, но и кого-то голубых кровей. Вон как раз за столиком возле бочки с элем сидят гном и эльф. Элинг никогда не видела ни того, ни того народа. С тихим смехом наблюдая за тем, как охмелевший вусмерть гном свалился со стула, она уверенным, но тихим шагом направилась к этому столу. Элинг подсела к белокурому эльфу, который окинул её презрительным взглядом. Девушка, улыбнувшись, взяла и за пару глотков осушила кружку с элем. Коричневая капля напитка скатилась по пухлым розовым губам. Леголас, нахмурившись, повернулся и пошёл куда-то по направлению к Арагорну, непровозглашённому, но уже всеобщепринятому королю Гондора. — Ты куда? — она вздёрнула головой, казалось, обиженная таким поведением эльфа. — Не могу находится рядом с той, которая даже не пыталась честно жить, — отозвался холодный и, что на удивление, трезвый голос. Репутация её опережает. — Честным путём никогда ничего не сделаешь, — мило улыбнувшись, Элинг привычно развела ноги, готовая принять любого за небольшую плату, а эльфийского принца так вообще забесплатно.