Логово вендиго

Вперёд! Гейдж счастливо засмеялся. Казалось, что его веселье подхватил весь мир вокруг — и бабочка взвилась ввысь с тихого цветка, махая яркими крыльями-парусами, и птичка в небе как будто задорно чирикала: «Быстрее! Побежали!». Папа не догонит, не догонит! Гейдж совсем взрослый и может бежать, куда хочет! Сзади папа что-то прокричал, но из-за сильного ветра совсем ничего не слышно, только злое «у-у-у» ударило по ушам. Спины коснулись тёплые папины пальцы...

***

...и Гейдж упал. Больно-больно упал, как тогда на качелях, когда он пролетел несколько метров, прежде чем грохнуться. Раз он не удержался на ногах, значит, проиграл в их с папой игре? Слёзы обиды и боли во всём теле потекли по щекам. Теперь ещё и ранки на лице защипало солёной влаги, что ещё больше расстроило. А почему родители всё ещё не обняли его? Не успокаивают? Гейдж уныло вытер мокрый нос кулаком, как делают взрослые, и оглянулся. Родителей рядом не было. Не было и большого интересного поля, где они бегали, и дома, вообще ничего не было, что должно было находиться за ним. Даже солнышко, и то не светило. Гейдж тихо пискнул и попятился. Ай! Спина врезалась в какой-то крестик из дерева. Выглядит знакомым. Удивлённый мальчик обошёл вокруг себя и узнал это место: высокие деревья, крестики, тропинка-змейка, как говорит иногда мама — это всё Клад-би-ще... что-то там. Только сейчас тут ночная темнота и внизу туман плавает, как в страшном фильме, который смотрела подруга Элли. — Папа? — нерешительно позвал Гейдж. Папа всегда приходит, помогает справиться с любыми бедами, от больной царапины на коленке до невкусной каши болотного цвета. Но папа не пришёл. Гейджу нельзя находиться одному, наругают. — Элли-и-и, — протянул он, потирая покрасневшую коленку. Пусть сестрёнка заберёт его отсюда. Гейдж совсем один. А вдруг за крестиком прячется паук? Или злая пчела? Невольно дотронулся до шеи, куда его когда-то укусило шестиногое чудовище и всхлипнул. — Эл-ли. Ой! Гейдж упал на попу, когда совсем рядом кто-то произнёс её имя высоким голосом. — Птичка-птичка-птичка, — завёлся чириканьем незнакомец. Присмотревшись, мальчик разглядел сидящую на консервной банке фигуру. — Привет, пу-гай, — выдохнул он, не сумев произнести длинное слово «попугай». Пу-гай тыкал клювом в зелёные крылья. С ним что-то не так. Гейдж заметил, что если смотреть не прямо на него, а немного в сторону, пу-гай становился каким-то прозрачным, как Каспер в телевизоре. А если уставиться прямо на него, то чётко видно каждое пёрышко. Вокруг всегда много странного и непонятного. Например, почему мишка говорит «Я люблю тебя», если ткнуть в животик игрушки? Почему ворона, которая живёт во дворе, летает, а Гейдж нет? Поэтому, сталкиваясь с чем-то необъяснимым, он ждал, пока мама ему всё расскажет, ласково приглаживая по голове, поэтому прозрачный-непрозрачный силуэт вскоре перестал пугать. Мальчик немного улыбнулся, балуясь и смотря боковым зрением на ветку, которая виднелась сквозь тело птички. Оказалось, что так можно увидеть много чего: дядю в костюме солдатика, большую корову, как с упаковки молока. И, вроде, даже Чёрч мелькнул среди деревьев. «Обходит территорию, засранец» — говорил папа, когда вечерами наблюдал за гуляющим котом. — Мама! Где мама? — ладошка Гейджа вопросительно коснулась зелёной ткани дяди и прошла насквозь, как если бы мальчик сувал руку в холодную воду ручья. Дядя не ответил. Он поднял большую коричневую штуку («Ружьё» — вспомнилось название) и встал в позу игрушечного солдатика, который продавался в большом магазине игрушек. Гейдж устало зевнул. Ему пора спать, вообще-то. Пусть папа скорее придёт. Едва он прилёг прямо на редкую траву, как ощутил, что его прижимают к земле. Ой! Задыхаясь, представил в панике, что его сейчас сделают совсем плоским, как кота Тома после упавшей наковальни. — А-а-ай! — слёзы боли вернулись с новой силой. Казалось, на него наступил слон. — Уйди! Мелькнуло рогатое, как у барана, лицо, и неведомый зверь наконец отпустил. Рыдающий мальчик отвернулся, обнял себя и зажался среди травы. Жутко громкий лай пса с бельевой верёвкой-поводком, которого тоже коснулось чудовище, напугал ещё больше. Лишь бы он ушёл, лишь бы не вернулся. Тишина. Гейдж заметил, что когда мистер Рогатый не приходит, все на Клад-би-ще молчат. Чёрч гуляет где-то вдалеке, корова лежит там, где меньше крестиков. Скучно тут. Ни семьи, ни игрушек. Есть только одно развлечение: окошко. Оно нашлось над пирамидкой из камушков. Мальчик тогда попробовал разобрать их, чтобы поиграть в строителя, но камушки крепко лежали друг на друге, как склеенные папиным суперклеем. С пирамидкой ничего не вышло, зато он увидел прямо над ней чёрный кружок. — Ух ты! — восхитился Гейдж, когда получилось залезть повыше. Это калейдоскоп, решил он, с интересом разглядывая сероватое пятно, похожее на брезент. Правда, не знал точно, что такое «калейдоскоп». Элли как-то раз принесла из садика такую трубку с окошком и сказала, что в ней видны чудеса. Разве шум папиной машины и даже солнышко, которое появилось в кружке на следующий день, не являются чудесами? Гейдж так и заснул у волшебной пирамидки. А проснувшись и сонно протерев глаза, залез обратно. Вдруг родители увидят его оттуда? И точно: в окошке мелькнула папина сумка, которую он запрещает трогать, и сам папа, спящий почему-то в одежде. — Папа! Па-а-апа! Никто его не услышал. Малыш протянул руку к картинке, но пальцы вновь прошли насквозь. А затем окошко стало злым. Дядя Джад. Когда мамино платье слиплось от крови, Гейдж закричал. Нет, это плохой мультик, это неправда! Пусть картинка уйдёт! Закрыл лицо руками, пытаясь спрятаться от всего-всего. Мама в порядке, это просто сон. Так ведь? Немного приоткрыл глаза. Окошко стало каким-то другим, словно настоящим окном, со стеклом, рамой и, главное, ручкой. Его можно открыть! Там папа, точно настоящий папа, мокрый от пота, бледный, уставший. Немного пугало лицо, настолько яростное и решительное, словно его сын в пылу игры так нашалил, что сжёг весь дом. Папа смотрел прямо на него. Гейдж надавил изо всех сил. — Папа! — вскрикнул он.