Бездна

      Ацуши не помнит, когда это началось. Когда он спас ее? Когда она стала улыбаться при мысли о нем? Или же еще тогда, когда он назвал свое имя?       Ацуши не знает, когда в ее сердце появились ростки любви.       Ей нравилось быть в его компании, нравилась его улыбка, нравился смех. От его планов болела голова, но было так приятно понимать, что она играет в них не последнюю роль. Он рассчитывает на нее, доверяет ей.       На першение в горле Ацуши внимания не обратила. На легкую боль в груди — тоже. Когда начался кашель, она начала пить лекарство. Симптомы не проходили. Ситуация прояснилась, когда из горла при кашле вылетел первый лепесток.       Тогда Ацуши в отчаянии завыла, заглушая голос подушкой. Ханахаки — болезнь неразделенной любви. Кошмар современной медицины. Когда от сильной безответной любви в сердце прорастают самые настоящие цветы, обвивая легкие.       Ацуши помнила острый взгляд Дазая, помнила, что он был членом Портовой Мафии в прошлом. Знала, каким страшным он может быть. И понимала, что совершенно не хочет, чтобы он знал о ее чувствах. О ханахаки — тем более.       Поэтому Ацуши продолжала улыбаться и работать, пряча свои приступы от других. Она сильная и непоколебимая, она справится и сохранит свою болезнь в тайне. Другой вопрос — а что дальше? Есть только два лекарства от ханахаки — ответная любовь или операция. Иначе смерть.       В груди тянуло, цветы забивали грудную клетку и горло. Раздирая нежное горло, они с кашлем и каплями крови вылетали. Ацуши задыхалась, ей не хватало воздуха. Она уже не знала, что делать с огромным количеством анютиных глазок, вылетающих из груди. На работе она сдерживалась, а дома падала и пыталась хоть немного освободить легкие. При каждой мысли о Дазае цветов становилось все больше. Каждое утро Ацуши выносила из дома по большому мусорному мешку, набитому цветами.       Ацуши начинает ненавидеть анютины глазки.       Мучимая тяжелыми мыслями, Ацуши ищет в интернете решение своей проблемы. Рассказывать о своих чувствах она не собирается, умирать не хочется. Значит, придется делать операцию?       Она записывается на прием к врачу.       Врач — красивая женщина среднего возраста. Она с пониманием и яростью смотрит на оставшиеся на ладони после кашля цветы. — Накаджима-сан, — обращается она к ней, — расскажите мне все. Я постараюсь Вам помочь.       И Ацуши рассказывает. Как начались приступы кашля, как давит в груди, как она скрывает все от друзей и коллег. Рассказывает, что не хочет беспокоить любимого человека, перевешивая на него свои проблемы.       В глазах врача горит ненависть, яркая и всепожирающая. — Чертова болезнь, — шипит она яростно, с силой дергая себя за каштановый хвост. — Накаджима-сан, если есть хотя бы малейший шанс, что этот человек ответит Вам, лучше расскажите. Я сама лично видела оба «плохих» варианта. Они, действительно, ужасны. Ханахаки убила моего брата и уничтожила жизнь моей подруги. — Она тоже умерла? — сочувственно спрашивает Ацуши, грустно смотря на врача. Ей жаль эту женщину. — Хуже. Мой брат умер, задохнувшись цветами от неразделенной любви к девушке. Моя подруга решилась на операцию. — Но ей же должно было стать лучше, нет? — Ацуши волнуется. Неужели, спасения нет совсем? Эта операция настолько ужасна? — Лучше стало, — врач грустно усмехается, — да вот только эмоции и чувства пропали совсем. Все. Моя подруга была талантливой художницей, ее рисунки были пропитаны чувствами и жизнью. Я любила смотреть на них, они вызывали улыбку. А после операции для моей подруги самый красивый закат больше не отличался от обычной бетонной стены. Никаких эмоций, никаких чувств. Она даже грустить и злиться не может. Ничего не чувствуя, не видя красоту, невозможно творить. Моя подруга стала бездушным роботом. Не может смеяться, не может грустить, даже бояться не может. А ведь страх — важная часть одного из основных инстинктов! — Все так плохо? — Ацуши прикусывает губу. Лишиться всех чувств, может быть, не такая уж и плохая перспектива, но с ее работой лишиться инстинкта самосохранения ужасная идея. — Именно, — врач кивнула. — Я уже долго работаю с ханахаки. И всем своим пациентам я советую сначала поделиться своими чувствами на тот случай, если они взаимны. Не запускать, оставляя на последний момент, а сразу, пока отказ еще не может ухудшить состояние до критического в несколько секунд. И если альтернативы не остается, тогда я соглашаюсь делать операцию. Накаджима-сан, — врач блестящими глазами посмотрела на нее, — попробуйте решить все словами. Если же нет… Тогда я удалю цветы из Вашей груди. Но Вы должны понимать, что если Вы пойдете на это, как раньше ничего не будет. Это необратимый процесс. — Спасибо, — Ацуши кивнула и пошла на выход, попрощавшись.       На работе все как обычно. Дазай лежит на диване в больших наушниках и с книгой в руках, игнорируя крики Куникиды. Он снова не хочет работать. — Ацуши, разберешься с делом, раз этот безответственный лентяй отказывается подниматься с дивана? — устало спрашивает ее Куникида и машет перед ее лицом папкой с делом. — Ко… кха, — она прерывается на полуслове, закрывая рот рукой, стараясь подавить кашель и поток цветов, — конечно, — выходит хрипло. — Ты как? — спрашивает с дивана Дазай.       Ацуши не обольщается. Он спрашивает просто так, ответ ему не интересен. Ацуши любит Дазая, но знает, что его не волнуют такие мелочи, как поперхнувшаяся девушка рядом. — Съела что-то не то, — отмахивается она, уходя.       Чем быстрее начнет разбираться с делом, тем меньше шанс, что кто-то знакомый увидит ее приступ.       Мусорная корзина под ее столом и без того уже полна анютиных глазок. С милой улыбкой Ацуши отшучивается, что один навязчивый поклонник никак не сдастся, продолжает присылать букеты. Как же хорошо, что Рампо нет до этого дела — он бы сразу все понял. Дазаю тоже не интересно.       Ацуши не знает, смеяться ей или плакать.       Задание, какая неожиданность, оказывается ловушкой. Снова. И снова от Акутагавы. Ацуши устало смотрит на бывшего ученика Дазая и вздыхает, тут же поперхнувшись цветком. Как же ей уже надоели эти стычки, которые Акутагава устраивает, чтобы доказать, кто лучший. — В этот раз, кха-кха, ты проиграешь, кха, тигрица! — кашляет Акутагава. — Не дож-, кха-кха-кха, дождешься, Аку-кха-тагава, — хрипит Ацуши, сдерживая поток цветов, с трудом проглатывая их.       Их кашель разный. Ацуши не знает, чем болеет Акутагава, но кашель у него давно, а помирать он не спешит, да и цветов никто никогда от этого кашля не видел. Но ей даже немного смешно — они оба ученики Дазая, оба кашляют, у обоих боль разрывает грудь.       Очередная драка. Все как обычно. Почти. Врезавшись в стену от удара Акутагавы и свалившись на землю, Ацуши остервенело кашляет, выплевывая цветы вместе с кровью. Отвратительно. От ощущения цветов в горло начинает тошнить. Теми же самыми цветами. — Несчастная любовь, тигрица? — насмешливо спрашивает Акутагава, но не нападает. — Очень смешно, — огрызается Ацуши, вытирая кровавую слюну с губ. — Бьешь или нет, Бешеный Пес?       Возвращается Ацуши слегка побитая и с запачканной кровью рубашкой. Возвращается в заполненную анютиными глазками квартиру. Возвращается, чтобы запереться на несколько часов в ванной, освобождая организм от цветов.       Будто бы это возможно.       Поднявшись, Ацуши видит свое отражение в зеркале. Измученная, бледная, с мешками под глазами, губы в крови, к нижней прилип лепесток цветка.       Отвратительно.       Ацуши падает в своей комнате и просто пытается заснуть. Наутро она вся окружена анютиными глазками. Убирать их уже не хочется. Цветы и так по всей квартире.       Сдавая отчет о ложном задании, Ацуши думает, что потерять все эмоции не так уж и плохо. Не чувствовать моральной усталости, раздражения, одиночества. Не чувствовать этих цветов.       Позади слышится кашель. Ацуши оборачивается и видит Дазая, который судорожно кашляет. На его ладонь вылетает цветок ромашки.       У нее темнеет в глазах. Дазай тоже болен. У нее подкашиваются ноги, но она опирается на стол и стоит, смотря на любимого человека. — Ты что, ханахаки заразился? — недовольно спрашивает Куникида. — Не, цветы ел, подавился, — солнечно улыбается Дазай, показывая на коробочку с цветами ромашки.       Ацуши не хочет думать, на кой Дазай ест эти цветы. Она просто чувствует облегчение и опустошение. Она рада, что Дазай не болеет ханахаки, но она так устала.       Он не чувствует ту разрывающую боль, которая стискивает ее легкие. Его легкие и горло не забиты чертовыми цветами, они не царапают его горло. — Пойду помогу кому-нибудь, — бормочет Ацуши, прикрывая рот.       Ее тошнит от цветов. Желудок уже болит от этого ощущения. Может быть, операция, все-таки, стоит того?       Встретившись вновь с Акутагавой, она удивляется — он не спешит на нее нападать. — Ты все равно скоро задохнешься, так какой в этом смысл? — усмехается парень, держа руки в карманах и не двигаясь с места.       Это унизительно.       Отвратительно. — И почему это Ацуши должна задыхаться? — дружелюбно спрашивает Дазай, возникая у нее за спиной.       У Ацуши округляются глаза. Нет, молчи, чертов Акутагава, не смей говорить. Только не ему. — От несчастной любви, — хмыкает Акутагава, с насмешкой смотря на нее. — Не к тебе ли?       Дазай лишь смеется, отмахиваясь. Она не может его любить. Его любимая ученица воспринимает его только как наставника. Не говори глупости, Акутагава.       Все горло Ацуши забито цветами. Она не может дышать. Закрывает рот руками, судорожно пытаясь сдержать порыв избавить от цветов внутри себя. Не получается.       Она падает на колени, ее просто рвет цветами. Огромное количество анютиных глазок. Как только это все помещается внутри нее? Горло рвет от кашля и цветов, желудок скручивает. Ацуши сотрясается и не может остановиться. Ей плохо. Очень плохо.       А от знания, что Дазай сейчас смотрит на нее, еще хуже.       Это еще унизительнее, чем слова Акутагавы.       Нежные прикосновения рук — Ацуши чувствует, как ее поддерживают, пытаются помочь. Сильные руки с узкими запястьями и длинными пальцами, перемотанные бинтами. От Дазая пахнет спиртом. Его мягкий голос что-то говорит ей, но Ацуши не может разобрать.       Она устала, так устала. Ей больно и плохо.       Смотря в обеспокоенные глаза Дазая, Ацуши принимает решение. — Ты уверена? — спрашивает врач, хмурясь.       Ацуши кивает. Она лежит на столе, а женщина-врач, которая потеряла двух дорогих людей из-за ханахаки, готовится вытащить из ее сердца анютины глазки.       Ацуши знает, что Дазай ее не любит. Она для него просто ученица. Так что лучше просто избавиться от этих цветов. Умирать она не хочет.       Открыв глаза следующим утром, Ацуши не чувствует ничего. Ей не хорошо, но и не плохо. Ей вообще никак.       С этим «никак» она идет на работу. То, что раньше заставляло улыбаться и смеяться, больше не трогает. Не хочется сердиться на устроившего бардак на ее рабочем месте Рампо. Страшная Акико не вызывает больше страха. А к клиентам Ацуши не чувствует никакой жалости и сочувствия. Ацуши больше ничего не чувствует.       В груди, где раньше был ворох цветов, теперь холодная пустота.       И глаза у Ацуши тоже — пустые.       Месяц она пытается жить, как раньше. Она ест, спит, ходит на работу и смотрит сериалы по телевизору. Но ей… никак. И от этого никак Ацуши, почему-то кажется, что ей плохо. Ей не нравится это «никак», но и неприязни нет. Это «никак» раздражало бы, но не может.       Ацуши просто «никак» и она ничего от этого не чувствует. И это хуже всего.       Снова стычка с Портовой Мафией. На этот раз на крыше многоэтажного здания. Дазай тоже где-то здесь, но Ацуши уже все равно. Она по привычке провожает его взглядом, следит, чтобы он не убился, но не понимает, зачем продолжает это делать.       Ацуши уже все равно.       И когда Акутагава сталкивает ее, Ацуши ничего не чувствует. Раньше она бы что-нибудь придумала. Она могла бы даже просто превратиться в тигрицу — это позволило бы ей остаться в живых.       Но Ацуши просто прикрывает глаза, раскидывая руки в стороны. Волосы бьют по щекам, воздух бьет в спину. А у нее в глазах лишь Дазай. На его лице испуг, волнение, неверие.       В ее глазах пустота.       Ацуши знает, что это конец. И ей все равно. Но она знает, что та Ацуши, которая была полна анютиных глазок, в такой ситуации все-таки хотела бы кое-что сделать. — Я люблю тебя, Дазай, — говорит она, четко двигая губами.       У Дазая нечеловеческое зрение, он все видит. И он понимает, что сказала девушка. Его глаза в шоке распахиваются. Рука инстинктивно тянется за ней, он хочет прыгнуть к ней, но его удерживает Куникида.       А Ацуши уже все равно.       Она закрывает глаза и летит в темноту. Ей кажется, что она устала от этого «все равно». А видя взгляд Дазая ей кажется, что, возможно, все-таки стоило послушать ту женщину и признаться.       Но уже слишком поздно.       Ацуши летит в бездну, провожаемая отчаянным взглядом Дазая.