Что-то

Они останавливаются у низкого склона из горячего песка и жёлтой сухой травы. Мертвые корни её коротких кустиков, цепляясь колючками, медленно ползут по земле. Пустым воем заходится острый порыв ветра, и клочок травы перекатывается под низину склона. Ян опускает плечи и голову, сжимается, тускнеет и, кажется, слишком тихо, чтобы это заметить, ноет в ворот своей рубашки. Это короткие и частые вздохи, заканчивающиеся высоким всхлипом, начинающиеся в самих лёгких. Под пустынным оранжевым солнцем они стоят только вдвоем. – Теперь здесь ничего нет. – Тут ничего и не было. – Нет, здесь было... Что-то. "Что-то" глухо отбивается двумя слогами о грудь вместо ударов сердца. И тишина после комком застывает у горла. Хочется руками обнять живот, лечь, закрыться и спрятаться под упавшей тенью редкого облака. Хотя бы на минуту. Просто исчезнуть. Что здесь было? Что-то, чего Ян больше никогда не вспомнит. – Пойдем. Азра думает о Яне больше, чем тот сам о себе. Азра думает о его потерянной памяти так часто, что сам теряет все остальные свои воспоминания. Вечером, над чашкой чая, сбросив на колени шарф, Альназар закрывает глаза и долго мечтает. Садистично подставив глотку под лезвие времени, он видит одни и те же сцены прошлого. Они размыто, сплошным цветом мелькают под веками, и Азра каждый раз пытается ухватиться за ещё одну болезненную мелочь. Ян стоит перед ним: с красным, злым, опухшим от слез лицом и кричит, срываясь рыданиями. Он сейчас упадет на колени и заставит Альзанара упасть вместе с ним: он заставит его пожалеть, он заставит его расцеловать чужие руки, он заставит его. Азра не-на-ви-дит Яна. Он так сильно любит его, что готов разрушить эту по-детски хорошую и наиглупейшую идею мира во всем мире, добра в каждом человеке, – великую и самую невозможную мечту. Потому что так не бывает. Ты веришь и тебя обманывают. Отвернувшегося тебя бьют ножом в спину. Ты не можешь быть наивным, доверчивым и милым ребенком в этом огромном и чужом мире, Ян. Подай мне руку и я приму её. – Я ухожу, а ты делай, как тебе вздумается, – говорит вместо этого Азра. Только загляни мне в глаза и мы поймём друг друга. Я увижу то, что должен был услышать. – Уходи. Отворачивается Ян, но бьют ножом Азру. – Как долго ты знаком с Надей? – Как долго ты... Я знаком... Азра опускает поднятые к небу глаза, переводит взгляд к Яну и видит его широкую улыбку. Она будто во все лицо, большим полукругом ляпнута чуть ниже носа: светящаяся и открытая, двумя рядами белых зубов. Когда Ян хохочет, то звучит будто заведённая детская игрушка с блошиного рынка, – Азра видел такую один раз и она ему очень понравилась. Этот хохот ещё долго сидит в ушах, иногда как перезвон колоколов, иногда как грелка, плюющаяся водой, а иногда как задыхающаяся утка. Бывает очень по-разному. Сейчас Ян добродушно хихикает. – Ты смеёшься? – Забавно просто. – А что ты спрашивал? А, Надя... Азра замолкает и задумывается. Что сказать? Надя ему нравится. По крайней мере, правит она намного лучше Люцио. Как долго Азра с ней знаком? Долго... Он не знает. Как-то оно само. – А почему ты спрашиваешь? – Ну, я... Мне интересно. Ты с ней так хорошо общаешься. Почему-то мне кажется, что и я как-то был связан с ней. Первые две фразы Азра пропускает мимо ушей и ловит только последнюю, удивлённо кидая взгляд на Яна. – Что именно тебе кажется? Ян открывает рот и глотает первое слово. Он не знает, как описать то, что чувствует. Слишком много слов. Азра хочет точности, но вместо этого у Яна в голове бардак, а на языке только междометия. Ему кажется, во дворце происходило что-то очень важное. И он связан с этим "что-то". Может быть, он стал ему причиной. – Я не могу тебе ничего рассказать. Ты должен найти сам то, что тебе нужно, – Азра склоняет голову и заглядывает в глаза напротив. – Это сложно, но ты сможешь. Ты... – Я понял. Иногда между ними слишком много слов. Так случается редко и всегда ощущается очень странно. Непривычно. Азра очень хочет, чтобы Ян все вспомнил. Азра очень этого боится. Потому что даже в первую встречу с Надей, Ян из прошлого вытворил одну из своих штучек. Кто-то выпрыгнул из толпы, протянул кинжал к груди графини – щелчок, грохот, стоящий у Нади и упавшего тела Кто-то. Минуту все молчали, – Азра не помнит, что происходило, – а потом стража. Это было... Азра не понимает. Он до сих пор не может поверить, что эта высокая, неровная, худая фигура, обмотанная пыльными бинтами, жёлтой от земли тканью, на самом деле была человеком. Это был и не прошлый Ян, и не настоящий. Азра никогда больше не видел его... таким. Как искра. Никого и никогда не видел. – Пришли, кажется. Кажется. Считаю. Азра раздражён. Наверное. Возможно. Хватит сомневаться. – Может, переночуем? "Может" я должен оставить тебя? Отпустить тебя. Уйти ещё раз, уйти снова. Перестать быть рядом с тобой каждую секунду и перестать вслушиваться в каждое твое слово, пытаясь выловить свое имя. Только скажи "Азра" ещё хоть один раз. Азра и Ян заходят в невысокий плоскокрыший дом, округло выложенный кирпичами на песочном пригорке. Совсем крохотная снаружи, ещё меньше внутри, комнатка обставлена только несколькими кухонными тумбами и старой односпальной кроватью. "Наверное, раньше это не было проблемой," – думает Ян. Ему очень и очень тяжело. Каждый взгляд на Азру к чему-то обязывает. Если между ними что-то было в прошлом, что должно быть сейчас? Если ничего не было, то почему... У Азры перехватывает дыхание, когда Ян случайно задевает его плечо ладонью. – Останемся здесь, я тут часто... ночую, – Альзанар опускает дорожную сумку на пол и смущённо трёт затылок приподнятой рукой. Ян успокаивающе улыбается и кивает. – И у них была только одна кровать на двоих... – Что? – замирает Азра. – Заваришь чай? Я приготовлю все ко сну. Горячая чашка опускается на колени Яна и тот благодарно принимает её двумя ладонями. Рядом садится Азра. Он подносит чашку к лицу и почему-то медленно, как бы нехотя, делает первый глоток. Они молчат. Тишина не свойственна хорошей беседе, – знает Ян. Он почему-то много знает об этикете, о дипломатии, о политике и о странной манере угождать важным или интересным ему людям. Беседу интеллектуальную можно украсить цитированием стихов. На каком языке предпочитает наш гость? Дружеский настрой разговору придаст простая и необидная, оттого и несмешная шутка. Если кто-то теснится к тебе ближе, прими этот незначительный намек и действуй. Будь строен и прям, но расслаблен и будто открыт. Но не слишком. Напускная искренность должна остаться секретом. Пусть люди примут твою ласку, которую ты им на самом деле никогда не дарил. Уйди без обязательств, но с крепким поводком: "Может, встретимся на днях? Вы меня словно очаровали". Ночь сегодня беззвездная, бесшумная и черная от самого кончика носа и дальше. Вот бы затрещали цикады и оборвали эту каждую секунду натягивающуюся нить напряжения. Ещё немного и она цепью притянет Яна к лицу Азры. Просто очень хочется быть как можно ближе. Зачем-то вдохнуть один и тот воздух: до самого дна лёгких, полностью, до полюбовной сладкой рвоты. Наполниться одним и тем же. Это уже происходило? Азра тревожно дышит, как будто очень хочет что-то сказать. Говори, говори, говори, говори, говори, говори. Я не хочу искать ответы к твоим загадкам. Я не хочу решать то, что можешь сделать за меня ты. Мне нравится быть тебе грузом, препятствием и камнем распутья, и знать, что ты вернёшься ко мне, куда бы не ушёл. Ты не захочешь меня оставить, даже если я скажу это всё тебе в лицо. Говори. Это же я! Как я могу тебя обидеть? Я твой лучший друг! Мы всегда вместе, всегда за одно. Только добро, злого не существует. Мы же против него, верно? Так ты скажешь? Азра оставляет чашку на полу и кивает Яну: "Спать?" "Да," – молча отвечает он. Во сне Ян прижимается лбом к спине Азры.