С открытыми сердцами

Что вам нужно знать о нефилимах — они обожают церемонии. Небо черно-бархатное, сбрызнутое кристаллами звезд. Блеск их призрачного света отражается в глазах Джейса, когда Алек смотрит на него, улыбаясь. Ночь обнимает их тьмой, и Алек пытается незаметно вдохнуть ее так глубоко, чтобы она заполнила его без остатка. Они сразу решили провести церемонию по древнему обычаю первых нефилимов — в месте захоронения костей примитивных. Хорошо, что одно такое ровно на заднем дворе Института — смог присутствовать Ходж. Тела созданий Ангела без остатка поглощает Небесный Огонь, человеческим же суждено оставаться в земном мире напоминанием, и земля поглощает эту память, наполняясь ее силой. Дань уважения Первым, начавшим их род, до Великого Преображения бывшим примитивными людьми. Поклон углям человечности, что тлеют в каждом нефилиме. Которых лишены отмеченные Нижним миром. Поздняя осень бьется в затихающей агонии. Опадает шершавыми листьями и все медленнее дышит под мягким саваном тумана. Земля под босыми ступнями сыра и холодна. Столетние плиты, покрытые полустертыми надписями и мхом, невозмутимы, а у Алека влажные ладони. Он осторожно трет их о штаны, занимая свое место напротив Джейса. Тот горделиво держит осанку, как всегда, великолепный и немного забавный в своей показной уверенности. Его улыбка теплее живого огня, мягче прикосновения. Вся — для Алека. Стать парабатай предложил Джейс. Они жили и учились вместе, были назваными братьями, только Алеку даже в голову не приходило, что они могут соединиться узами. Джейс Неподражаемый-Великолепный, добивающийся лучших результатов во всем, за что бы ни взялся, и он. До сих пор еще упрямо прячущий под матрасом контрабандные цветные карандаши и пару баночек засохшей краски, запрещенные родителями. Обитая в одном мире и доме, они казались ветвями дерева, которым не суждено переплестись. В первые недели в Институте, когда враз осиротевшего Джейса взяли на воспитание Лайтвуды, было по-другому. Он избегал всех, скрываясь с глаз при каждой возможности. Молчал, лишь настороженно кивая на вопросы взрослых, и смотрел волком. Существование Алека он вообще не замечал. Первой Джейс подпустил к себе малышку Иззи. Наверное, она показалась ему самым безопасным из окружающих нефилимов. К счастью, ей хватило такта поддерживать эту иллюзию. Она щебетала, как птичка, и двигалась с плавностью кошки, присаживаясь рядом, и не просила ответов. Когда Мариз спрашивала, о чем они говорят, Изабель лишь хлопала ресницами. Алек не спрашивал, понимая: их тишина, пушистая, как первый снег, — на двоих. Можно разговаривать без слов. Спустя неделю он оставил под дверью комнаты Джейса книги. На следующую ночь они исчезли. У них не было графиков и правил: Алек приносил то, что чувствовал правильным принести в этот день. Бывало, книги оседали у двери вместе с пылью, иногда исчезала только часть, и все чаще оставался — взгляд Джейса. Поверх чашек за обедом, из-за стоек с клинками, ощущающийся между лопаток. Неслучайный, внимательный. У их тишины был запах грозовых облаков. — Мне больше с картинками нравятся. Когда одна писанина — это ску… никакой наглядности. Есть еще как эта, с демонами? Джейс несся к цели с неизбежностью судьбы и не разменивался на формальности. Однажды он широким шагом подошел к сидящему в кресле Алеку, как щит выставив перед собой книгу. Одну из первых, что тот ему оставил. Алек медленно поднял на него взгляд. — В библиотеке есть еще. Третий стеллаж от входа направо. — Я не… Покажи! — Джейс встал еще прямее, хотя, казалось бы, это невозможно. — «Пожалуйста, Алек», — поддразнил тот. Во взгляде Джейса явно читалось: «Тебе что, восемьдесят?», но сам-то он вел себя на шесть и, кажется, понимал это. — Пожалуйста. Алек, — тщательно выговорил он. Алек поднялся так быстро, что они едва не столкнулись. Вблизи было видно, что у Джейса залегли непроходящие тени под глазами, но во взгляде искрило что-то теплое. Алек неуверенно улыбнулся этому теплу и, хотя они стояли почти вплотную, протянул руку раскрытой ладонью. Хватка у Джейса оказалась крепкая, уверенная. Более настоящая, чем какое-либо другое прикосновение, испытанное им за недолгую жизнь. Алек посмотрел на их сцепленные ладони и спросил: — Хочешь дружить? Ответ Джейса был в тихом выдохе, расширившихся зрачках, несмелой еще улыбке, он энергично кивнул и ответил: «Да». Возможно, — крамольно подумал тогда Алек, — в нашей судьбе есть нечто большее предначертанного Ангелом. Почему-то новую книгу они так и не выбрали. С того дня Джейс занял свое место рядом с Алеком и остался там. Ворчал за спиной и нагонял. Забегал вперед и возвращался. Они мутузили друг друга на тренировках, клевали носом на лекциях Ходжа, влипали в приключения, делились нехитрыми мечтами и секретами. Другом, братом, поверенным — Джейс стал для Алека первым и единственным. Он его обожал и не помышлял о большем. Поэтому, когда Джейс, подойдя после тренировки, сказал, что предлагает стать парабатай, Алек завис, как недорубленная конечность. Мало того, что Джейс напустил на себя самый важный и высокомерный вид, который ему давался, так еще предложение сделал тоном, поясняющим — нужно быть идиотом, чтобы отказаться. — Я подумаю, — церемонно ответил Алек. Он не был идиотом, и идти на поводу у заносчивого выпендрежника, подменившего его брата, — не собирался. Правда в том: если бы Джейс в порыве шалящего самомнения сунулся в Пустошь охотиться на демонов, Алек без раздумий пошел бы за ним. Хоть в Эдом. Прикрывать и возвращать обратно. Лицо напротив застыло погребальной маской. Только во взгляде плескалась растерянность, а еще — готовность в любую секунду то ли оскалиться, то ли дать деру. Так Джейс не смотрел давно. Он испугался — с удивлением понял Алек, смешавшись, — но чего? Додумать не успел. Джейс одеревенело дернулся, и Алек — ему навстречу. Обреченно выдохнул и накрыл его ладонь своей. — Подумал. Я с гордостью стану твоим парабатай. Взгляд Джейса опасно заострился, а в следующий миг он резко дернул Алека на себя, вжимая, обнимая коротко, но так крепко, что заныли ребра. Словно и впрямь мог быть другой ответ. И вот они здесь. «Мы действительно делаем это», — суматошно бьется в мыслях. Уши горят, остается надеяться, что только они, что никто не заметит, что вслед не перехватит горло... Алек беспомощно оглядывается по сторонам. Родители стоят рядом друг с другом, словно вчера из-за дверей кабинета в который раз не звучали повышенные голоса. Они смотрят с одинаковым одобрением оправданных ожиданий. У матери давно не было такого мягкого взгляда. Отец надел галстук с золотым шитьем. Они пришли, хотя никто бы не удивился, если бы нет. Между ними крутится Иззи, едва не подпрыгивая от любопытства. За прошлую неделю она прочитала все истории о парабатай, до которых смогла дотянуться, задергала окружающих вопросами и пыталась заручиться обещанием брата рассказать, будет ли он чувствовать, если она аккуратно проткнет Джейса тренировочным клинком. Обеспокоенный судьбой своей новенькой кожанки Джейс, услышав это, сдал ее Ходжу. Шуму было! Ходж держится чуть в стороне, но, встретив взгляд Алека, ободряюще кивает. В последнее время он все реже ужинает с ними, пропадая в оранжерее. Хорошо бы… Похожая на голема фигура, закутанная в рясу, отделяется от густой тьмы. Ростом выше любого человека, с огромными, словно высеченными из камня, руками и лицом, от которого хочется скорее отвести взгляд. Хранитель Знания. Безмолвный Брат обратил к ним зашитые грубыми стежками веки, и время, споткнувшись, остановилось. — Назовитесь. Сообщите вашу цель. Сообщите вашу волю. Стянутые черной нитью губы не шевелятся, но низкий, как далекий гул, голос слышат все — в своих головах. Джейс, конечно, начинает первым. Сразу, не задумываясь. — Я, Джейс Вэйланд, пришел, чтобы дать клятву парабатай Алеку Лайтвуду и принять его. За моим словом и делом стою только я, — произносит он уверенно. Все давно решено, но от этой безусловности у Алека под ребрами кипящим маслом растекается нежность. Он словно со стороны слышит свой голос: — Я, Алек Лайтвуд, пришел, чтобы дать клятву парабатай Джейсу Вэйланду и принять его. За моим словом и делом стою только я. Продолжая смотреть друг другу в глаза, они синхронно вынимают мечи из набедренных ножен, становятся плечом к плечу и, сделав три шага вперед, касаются остриями земли. — Связь парабатай — это связь душ, — гудит голос Безмолвного Брата. Джейс с Алеком вскрывают землю остриями мечей: расходятся и встречаются вновь, заключая себя в широкий круг. — Данная не Небесами, но силой истинной преданности, родства не кровного, но добровольного, любви — никогда телесной, но чистой и безусловной. Шаг назад и новый круг. Дальше — Алеку кажется, он чувствует это физически, — от семьи и близких, ближе — к Джейсу. — Это разделенная жизнь: победы и поражения, счастье и боль. Бок о бок, до конца. На мгновение Алеку кажется: бесстрастный голос Безмолвного Брата словно споткнулся на последней фразе, дал трещину. Мысль не успевает оформиться, опадает и сгнивает на лету. Третий шаг и третий круг: узкий, отрезающий, соединяющий за пределами всего. — Если ваша воля неизменна, принесите друг другу клятвы, как было заповедано. Тяжелый посох в страшных, нечеловеческих руках глухо бьет о землю, и круги, один за другим, наполняются огнем. Пламя, вспыхнув, становится переливчатой, неприступной стеной. Внутри тихо, как в склепе. Нет времени, нет мира за пределами — и предела нет. Алек берет руки Джейса в свои, они ледяные. Алек осторожно растирает холодную кожу, не думая вообще ни о чем, пока Джейс не кивает: готов. Их голоса сливаются в один, произнося слова, те же, что тысячу лет назад произносили первые нефилимы. Один путь, одна жизнь. Единое целое. «...Пока смерть не разлучит нас». И ничего не остается. Мысли развеиваются прахом. Вселенная сворачивается им под ноги, от первой звезды до последнего вздоха, а развернувшись, всей своей бесконечностью накрывает с головой. И что-то начинается. На семь ударов сердца Алек становится Джейсом: смотрит его глазами, чувствует его ощущениями, дышит его легкими, разворачивается внутри него всей своей сущностью. В фокусе всего — только он, ошеломленно смотрящий в ответ. И на мысли, сомнения, страх — времени нет. Кто-то сжимает свои, его, их руки. Кто-то гладит его, свою, их ладонь. И сердце, важно ли, чье, бьется чуть быстрее. Откат волной выбрасывает обратно, и все, что хочется на краю, — дышать, держась за того, кто рядом. Алек заставляет себя отступить, наконец, отпуская, и достает стило. «Куда?» — спрашивает он одними губами. Джейс, едва не путаясь, стягивает футболку и показывает на место под ребрами. В Алеке так много всего, что не остается места для страха. Он чертит руну твердо, уверенно, быстро рассекая кожу, которая стягивается вслед, оставляя угольные линии, а когда заканчивает — Джейс делает для него то же. Это ликование на грани потрясения, доверие и теплота. Гордость — за них. С белых лезвий стило капает алым. Они делятся с землей, в которой никогда не упокоятся, своей памятью. Пламя гаснет — связь заключена. Парабатаи выходят из потухшего круга.

***

Когда Алек возвращается в свою комнату, близится время утренних звезд. На его кровати неподвижно сидит похожая на нахохлившегося вороненка Иззи. Черные волосы укрывают ее дождем, и она пристально смотрит сквозь их завесу. — Если ты прячешь в подоле нож, чтобы поставить на мне очередной эксперимент, то не сегодня-я, — тянет он, отчаянно зевая, — я уста-ал. Еще и отец оставил кучу работы перед отъездо-ом. Скинув ботинки, он падает на одеяло и тянется к тонкому запястью сестры, не укрытому сорочкой. Иззи в ответ оплетает пальцами его запястье, соединяя их замком. — Я тут подумала, — говорит она наконец. — На всю жизнь — это очень долго, Алек. Годы предопределенности. Даже Первые разорвали свою клятву. — Зачем ты говоришь мне это в такой день? — хмурится Алек, но не злится — знает, что Иззи не мыслит дурного. Старшинство и ответственность не дают отмахнуться, и он объясняет терпеливо: — То были темные времена, Джонатан и Дэвид решились на разрыв ради обретения Знания и защиты людей. Это была бы не Иззи, удовлетворись она первым ответом. — Клятву, если помнишь, хотел разорвать только Дэвид. — Иззи задумчиво крутит прядь волос, и та вьется меж ее пальцев, как живая. — Я столько прочитала о связи и все думаю: он сделал это, найдя нечто большее в служении Знанию, или не нашел чего-то в том, что имел? Или, — она подняла на брата призрачно блестящие даже в темноте глаза, — было нечто, что он не хотел больше чувствовать? — Иззи, — предупреждает Алек, понизив голос, — остановись. Ты уже приняла Первую руну и знаешь, что некоторые мысли — путь к отрицанию Основ, а оно преследуется как ересь, ведущая к беззаконию. Это не шутки. Связь парабатай создана Первыми и благословлена Ангелом! Алек — воин, а не учитель. Его словам не хватает силы и простора, а знаниям — глубины. Такие вещи — сомнения должны разъяснять наставники или родители. Он делает себе пометку поговорить завтра с Ходжем. Иззи не пристыжена и не смущена. Она — еще ребенок, не знающая жизни, но пытающаяся разобрать ее до нервов. Откуда в ней подобное? Слишком непосредственная и невежественная, но Ходж все твердит: «Пытливый ум». Пока ей возраст это извиняет, зато Алека пытают здесь и сейчас, помоги Разиэль. — А наши сердца? Можно вырезать руну с кожи, а с сердцем-то что делать? — спрашивает Иззи, словно в пустоту, и отвечает эхом: — Наверное, ты храбрее меня, Алек. — Она прикрывает глаза и качает головой, словно отгоняя видение. — У моей удачи есть предел, не хочу его испытывать больше нужного. Тишина наполняет комнату, пока Иззи, смотрящая вглубь себя, не приходит к какому-то выводу, и губы ее складываются в очаровательную улыбку. Она подползает ближе, под руку к брату, устраиваясь на его груди. Алек с облегчением выдыхает, обнимая ее. — Ты всегда будешь моей единственной сестренкой, ты ведь знаешь это? — спрашивает он, перебирая ее волосы. — Знаю, — эхом отзывается Иззи, — по крайней мере, это хорошее неизменное. Они лежат еще какое-то время, и Алек уже едва держит веки открытыми, когда Иззи, на мгновение прижавшись к нему лбом напоследок, сливается с тенями и исчезает беззвучно. Там, где нанесена руна, кожа все еще немного горячая. Алек накрывает ее и думает о том, что история Первых — не про них. Джейс — часть его, и ему нечего скрывать, не от своего парабатая. Они пойдут по пути сумеречных охотников бок о бок, доверяя друг другу как себе. Всегда вместе. Всегда — с открытыми сердцами.