My lovely CEO

Баам никогда не любил задергивать шторы. Точнее, он ничего не имел против этого, но предпочитал не гасить пыльный полумрак своей холостяцкой комнаты тяжелыми бордовыми портьерами — пребывать в забытье в кромешной тьме, считая, что все происходящее является лишь неприятным следствием неправильно проявленной фотопленки, конечно, было перспективно и вполне удовлетворительно для желания однажды проснуться от удручающего сна, подозрительно не переходящего в полноценный кошмар, но все же …. …. точно не до такой степени, чтобы лишать себя возможности просыпаться от лоскутков ленивого утреннего солнца. Если бы кто-нибудь однажды, лет так тринадцать назад, сказал бы ему, что когда-нибудь в своей жизни он будет просыпаться под пение птиц, хоть и искусственное, он бы, наверное, улыбнулся как дурак и сказал бы что-то запредельно наивное, мол «это так прелестно, я буду счастлив» — в лучших традициях диснеевской Золушки. Однако сейчас он, естественно, не мыслил подобным образом. Стоило отметить, он давно перестал обращать внимание на подобные мелочи. Все, что ему нужно для утра — холодный душ, будильник и кофе. Ох! Ну и солнце, безусловно (как элемент, ненавязчиво дающий понять, что жизнь – это не сплошной деготь, а кое-что куда сложнее, с теплой пенкой на кромке каждого прожитого дня). Довольно скучно, однообразно и даже немного грустно, и сам Баам тоже это осознавал, настолько сильно, что в календаре красная рамочка не сдвигалась с отметки «седьмое февраля» уже очень долго (учитывая то, что на дворе месяц как изящная осень) — не хотелось лишний раз напоминать себе, что дни проходят зазря, без толики интереса, почти бессмысленно глупо. Баам любил жизнь, но даже он не мог не признавать тот факт, что равнодушием и тертым одиночеством стало попахивать намного чаще, чем следовало бы. Кровать для одного него была слишком огромной, и в первое время душа просила кого-то рядом, кого-то согревающего и любимого. К сожалению, за все тринадцать лет с того самого инцидента, когда как раз-таки все в жизни маленького Баама перевернулось вверх дном, юноша не смог найти свою вторую половинку. Что уж там говорить — вся его мировоззренческая установка о взаимоотношениях пошла прахом в тот же момент тринадцать лет назад. Повезло еще, что его усыновил Джин-Сунг. Если бы не его сострадание, то сценарий бы обрел слишком удручающие тона, которые невозможно было бы стереть обычным ластиком. Зато постель была уютной и мягкой, и мужчина вдоволь повалялся в ней, прежде чем наконец направиться в ванную, чтобы принять душ. Пение птиц прекратилось сразу же, как была нажата кнопка «остановить», и, если честно, Баам уже не помнил того, как сделал это — настолько это мимолетное движение было доведено до автоматизма, что даже уже перестало занимать свою самостоятельную ячейку в памяти. В ванной пахло освежителем воздуха, приятным немного, наверно, вариант с названием «шелк, роскошь и лепестки роз» подошел бы идеально — удивительно, но Баам так же не помнил того, когда успел его здесь установить. Скорее всего, постарался Джин-Сунг, ибо именно он вчера заходил к гости. Насколько же вчера Баам устал, что даже не заметил очевидную разницу в атмосфере ванной комнаты? В последнее время работы было чересчур много, и горький любимый кофе почти совсем не спасал — глаза закрывались сами по себе, будто следуя неведомому зову. Некоторые отчеты все еще можно было отдать на проработку Хва Рьюн, однако, было очевидно, что Баам совершенно не справляется со своими обязанностями. Кстати, это являлось еще одной причиной того, почему сегодняшним утром мужчина задержался в кровати — экстренное совещание по реорганизации структуры руководства не казалось приятным времяпрепровождением. Велика была вероятность того, что его понизят в должности. В принципе, Баам был бы, наоборот, счастлив такому раскладу — наконец он закончит свою роль «няньки» для остальных директоров их медиа-холдинга. Тем не менее, хотелось растянуть это утро подольше — все-таки последнее утро «генерального директора» FUG — по-своему это являлось драгоценным воспоминанием или прощанием с тем, чем занимался на протяжении многих лет, стоило отдать должное. Выйдя из ванной, мужчина проследовал на кухню, собираясь приготовить простенький завтрак. Кухня была просторной и была выполнена в неоклассическом стиле, но что самое главное — на этой кухне хотелось готовить. Сам по себе Баам любил иногда создавать кулинарные шедевры, но было некому их показывать, так что как опытный СЕО он в свое время выбрал наиболее оптимальный вариант решения проблемы — отказаться от чрезмерной готовки, тем самым перестав переводить продукты и попусту набивать свой живот. К счастью, в холодильнике нашлись свежие яйца и бекон, несмотря на такую жесткую политику в отношении готовки, так что вскоре яичница и жареное сало свинины аккуратно жарились на одной сковородке, абсолютно не мешая друг другу. В голове невольно появилась мысль: «Было бы хорошо, если бы Карака так же довольствовался своим местом как этот хрустящий бекон», но Баам быстро отмел это свое творение утренних размышлений, так как оно показалось ему глупым — сама возможность урегулирования амбиций старшего коллеги лежала за пределами реальности. Вместо раздумий о коллективе, следовало бы лучше приготовить себе кофе, чем благоразумно он и занялся после того, как снял сковородку с огня. Темная, ароматно пахнущая жидкость просачивалась сквозь промокательную бумагу, окрашивая ее в более глубокий оттенок коричневого, и эта тонкая грань в палитре фильтровальной бумажки не могла не напомнить Бааму о собственном будущем — сегодня решится его судьба, и кто знает …. … станет ли его последующая жизнь еще мрачнее или все-таки это предел? Можно было тешить себя мыслями о том, что все события — очередная деталь интерьера, носящего довольно странное название — «Джу Виоле Грейс»; интерьера, выполненного в темных тонах, с агрессивными мазками ярко-красного, крупинками потухших звезд и окурками чужих сигарет; интерьера, не способного расположить к себе кого-то любящего и уютного. Конечно, такая возможность существовала всегда, и она же всегда давала шанс держать себя в руках, не крича об испытываемой боли, не захлебываясь слезами от одиночества и внутреннего разрушения — концепция интерьера позволяла раствориться в атмосфере, стать невидимым для самого себя, и Бааму это приносило какое-никакое, но спокойствие. Однако сейчас почему-то хотелось чего-то другого. Быть может, после того как FUG окончательно его отпустят, он сможет жить жизнью, о которой мечтал когда-то? Сама эта перспектива привносила сладкую дрожь, очерчивала линии окружающего пространства как-то непривычно четче, и, если честно, от этого на лице Баама просила появиться слабая, мимолетная улыбка. Все могло быть … Главное — у него появился выбор.

***

Черная машина припарковалась аккурат рядом с парадным входом в огромное зеркальное здание корпорации, гладко прибыв на место назначения. — Спасибо, Рифлезо, - поблагодарил Баам своего шофера, выходя из салона дорогого автомобиля. — Не стоит, господин. Я лишь выполняю свою работу, - отчеканил мужчина, после чего легонько кивнул в знак уважения и поспешил вернуться на свое место водителя. Рифлезо всегда был ответственным и исполнительным сотрудником. Однако он не отличался особой разговорчивостью, что иногда заставляло Баама чувствовать себя неловко, когда на свои попытки завязать простую душевную беседу, он получал однообразные и скучные ответы по типу «да, господин» или «нет, господин» или, что еще хуже, — «мм». Хотя, в принципе, он не жаловался — что уж тут поделать? Жесткая субординация в FUG и не такое с людьми делала — некоторые так вообще на кукол походили, нежели на простых смертных, которым свойственно радоваться мелочам. Вот и остальные сотрудники, при виде него, автоматически склонили свои головы, дабы поприветствовать исполнительного директора, когда тот вошел в холл. На это выражение преданности Виоле ограничился лишь слабой улыбкой и ответным движением головы. Каждый раз ему было неловко получать поклоны в свой адрес, но Джин-Сунг настаивал на том, что череда таких приветственных традиций является символом того, что тебя уважают (а, может, боятся), поэтому не стоит обращать внимание на подобное. Не то чтобы Баам был не согласен, просто … все же это смущало, и с этим фактом никто ничего все равно сделать не мог — ощущение неправильности отношения подчиненных все еще оставалось. Тем не менее, кое в чем Джин-Сунг все же был прав — иерархия являлась незаменимым элементом структуры FUG, и, скорее всего, благоразумнее было бы применять к данному факту ту же концепцию интерьера, которая позволяла ему ненадолго абстрагироваться от внешних и внутренних тягот. А, быть может, такая тактика и вовсе бы, наоборот, отрицательно повлияла бы на общую атмосферу в коллективе. В любом случае, ему следовало бы лучше поторопиться, а не тратить время на анализ закоренелых взаимоотношений — акционеры не склонны ждать директора, чья карьера и так висит на волоске. Поэтому мужчина широким твердым шагом направился к лифту, надеясь подняться на нужный этаж в мгновенье ока, так и не успев закончить цепочку размышлений. На пути к лифту Баам услышал знакомый женский голос. Признаться честно, он не ожидал того, что услышит его у лифтовых дверей, но его ноги сами остановились в преддверии увидеть знакомый силуэт. Стук каблуков прекратился сразу же, как только прекратил движение Виоле, и когда он обернулся, его взору предстала стройная красивая женщина с кипой маркированных бумаг и разноцветных папочек. — Господин Виоле, ваш ждут на двадцать пятом этаже, - уведомила она, заходя с ним в стеклянную кабину подъемника. — Понял, - ответил Баам, после чего продолжил, — Хва Рьюн, тебе известна повестка сегодняшнего собрания? — Не уверена, но верхушка желает заключить контракт с Захардом … — С Империей Захард?! – изумленно переспросил Баам, не веря ни в логику действий старейшин FUG, ни в мотивы данного предложения. — Н-но почему? — Узнаете на двадцать пятом этаже, - таинственно ответила Рьюн, выйдя первой.

***

— Добрый день! Я, один из учредителей корейского филиала FUG, Ха Джин-Сунг, открываю совещание акционеров и, прежде всего, предлагаю рассмотреть довольно наболевший вопрос о характере связи с Империей Захард, поступивший к нам весточкой сверху. На данный момент анализируется возможность подписания постоянного контракта на основе заявленных другой стороной условий — их вы можете увидеть на экране, прошу ознакомиться с ними … Голос Джин-Сунга плыл где-то на окраине сознания, заставляя внутреннюю сторону глаз запотевать от скуки. Бааму, конечно, было интересно узнать детали предстоящего договора, более того — это была его обязанность, но мозг отказывался работать. Стало ли это следствием нескольких бессонных ночей, или Виоле наконец решил на все забить — было ясно одно: на этом собрании он не присутствует. По крайней мере, ментально. Все, что он хотел — вернуться обратно в кровать и проваляться там весь остаток дня. Ко всему прочему, Джин-Сунг слишком затягивал с выступлением, то затрагивая щекотливые отношения Мирцеа Ласлека с Захардом, то вдаваясь в никому не нужные цифры. Атмосфера стояла удушающая, и, скорее всего, никто бы не возразил против возможности перенести рассуждения на другой день. И, аллилуйя, вскоре это свершилось. Джин-Сунг достал пачку сигарет, но, вспомнив, что в помещении нельзя курить, быстро заменил потрепанную пачку новейшей электронной сигаретой, незаметно вынутой из кармана пиджака. Он затянулся несколько раз, но дыма не последовало. Удовлетворительно хмыкнув, Ха невольно прошептал: «А эти Куны знают толк в технике …». Увы, эту редкую похвалу смог услышать лишь один Баам, сидевший аккурат перед своим учителем. Но даже он не понял посыла его слов. Для учителя любое упоминание фамилии Десяти Великих Семей стабильно входило в круг собственных табу, имеющих принципиальное значение. Поэтому Виоле поведение «отца» показалось максимально странным. И, как позже оказалось, не зря. Если бы не Уайтовское «не тяни кота за яйца, старикан», они бы все сидели в душном помещении еще очень долгое время, дожидаясь конца спектакля под названием «курильщик на фоне акций». Все понимали, что за этими повседневными движениями учредителя скрывается нечто очень любопытное. И, конечно, «любопытное» существует для того, чтобы его пытались узнать, не правда ли? Вздохнув, Джин-Сунг немного прокашлялся и уже потом перешел к кульминационному делу: — Сегодня я обозначил наиважнейшую задачу для нашего головного офиса. Мы обязаны заключить контракт с Захардом. Запомните! Это наша первостепенная задача! Но дело в том, что по статистике наши продажи упали в рекордные сроки, и вина за это (извини, малыш) лежит на генеральном директоре Джу Виоле Грейсе, - при этих словах Баам неосознанно потупил взгляд, позволяя длинной челке закрыть часть лица — он осознавал свою вину и уж точно не хотел смотреть учителю в глаза, ведь он его разочаровал и, считай, подставил под удар. На душе скребли кошки, и, вместо ожидаемого облегчения, Баам получил свою дозу испорченного настроения. Тем временем Джин-Сунг продолжил: — Но не следует забывать, что, помимо Виоле, в нашей компании, черт возьми, существуют и другие директора, которые занимаются хрен пойми чем! Я не стану сейчас разбираться в ошибках вашей богадельни, но в связи с печальными статистическими данными, верхушка приняла решение, - здесь он затянулся еще раз и выдержал вполне себе драматическую паузу для человека, не увлекающегося театром и кино, — Быть может, оно вам не понравится, но нынешнее положение дел срочно нужно исправлять. В общем, было принято решение воспользоваться услугами корейской политики помощи отечественному бизнесу. А это означает, что должность генерального директора на время займет наемный сотрудник, имеющий все профессиональные навыки СЕО, и он то, в свою очередь, поучит вас уму-разуму. Трудовой договор с ним заключен до момента заключения захардовского контракта, и это не обсуждается! – отчеканил он, одним взглядом дав понять, что даже обращение в профсоюз не поможет никому. — Виоле – обратился к ошарашенному мужчине Джин-Сунг, — Юридически ты остаешься на своей должности директора, но мы ждем результатов вашего с А.А. сотрудничества, надеюсь, ты не подведешь. Сам Баам был чрезмерно удивлен неожиданному повороту событий. Подобного рода мер он не ожидал даже во сне. С одной стороны, радовал своим существованием подаренный ему «второй шанс», но с другой стороны … … было немного захватывающе страшно? Естественно, чувство головокружительного волнения невозможно безапелляционно причислить к перечню противных и неприятных ощущений. Сам Баам не сказал бы, что в момент объявления грядущего трека развития компании, почувствовал себя паршиво. Скорее, он ощутил себя человеком, изо всех сил цепляющимся за спасительную соломинку скучного серого прошлого, чтобы не упасть в бездну доселе неизведанного. Ему было страшно окунуться в это неизвестное; даже сама перспектива посмотреть краем глаза туда, где лишь темнота, но неизвестно — красочная она или монохромная? — казалась ему глупой и несколько абсурдной вещью. Однако же именно его поставили в такие неуемные рамки, и в такой ситуации, хочешь-не хочешь, а приспособиться бы стоило. В любом случае, сам Баам не желал иметь дело с мало знакомой деталью своего интерьера, и, если честно, мужчина и не собирался вскоре принимать эту деталь как нечто счастливое и не черно-красное — его удовлетворял свой образ жизни (с натяжкой, но удовлетворял). Он не хотел отдавать себя бездонной пучине. Однако все изменилось, когда в помещение вошел ОН. — Добрый день, дорогие коллеги. С этого дня, я – новый генеральный директор FUG. Меня зовут Кун Агеро Агнис, и я очень надеюсь, что мы с вами сработаемся. Спасительная соломинка сломалась к собачьим чертям Бэйлорда Ямы, и Баам … … все же рухнул. В эту чертовски привлекательную бездну.