Жёлтый лист на реке

На мостках никого не было: вечер четверга, да и прохладой от воды ощутимо тянуло, август уже перевалил за середину. Валентин неторопливо разделся, аккуратно сложил вещи в траве, подпихнул под них пакет, чтобы не улетел, и вышел на доски. Постоял, чувствуя, как от прикосновений ветерка волоски на теле встают дыбом, кожа покрывается мурашками. Солнце ещё не начало спускаться за лес, но зависло в той крайней точке, за которой — закат, похолодание, сырость. Золотистые искорки вспыхивали, вновь гасли в коричневатой воде, казалось, что их несёт по течению прямо к мосткам. Кое-где ветви клонились совсем низко, касались воды. Когда он приезжал сюда с маленькой Юлей, он запрещал ей подплывать к веткам близко, но её манили кувшинки у лесного берега и она раз за разом норовила к ним подобраться. Валентин покачал головой, вспоминая холодок в груди при виде Юли, карабкающейся вверх по ступенькам — по лодыжке стекала кровь, зато в руке победно зажат бело-жёлтый букетик. Ничего — промыли, забинтовали, обошлось. Потом как-то Юле хотелось прыгать с этих ступенек, и поди-ка объясни двенадцатилетней бунтарке, что глубина здесь слишком маленькая. «Паап, ну Витька же прыгает, а он вон какой лось!» Повернувшись спиной к воде, Валентин ухватился за перила, принялся спускаться по скользким, обросшим ряской ступенькам. Ступни, щиколотки ожёг холодок, подобрался к коленям. Соскользнув по пояс, Валентин разжал ладони, боком откидываясь на воду, и поплыл, мощно, широко загребая. Первое дело — взять энергичный темп, приноровиться, и холод будет обтекать тебя, а не забираться под кожу, толкать тебя вперёд, а не сковывать твои движения. Валентин с наслаждением выдохнул сквозь зубы, чувствуя, как послушно работают руки и ноги, как что-то выправляется в спине. Наконец-то. В бассейн он не заглядывал с того дня, как еле живым вынырнул под потолком в министерстве, но даже раньше, когда сочетание воды и замкнутого пространства не связывало всё внутри в тугой болезненный узел, он не так любил бассейн, как реку. Вода в бассейне пахнет в лучшем случае ничем, в худшем запах хлорки так и забивается в ноздри. Здесь пахло лесом, и влажной травой, и немного — прелыми листьями, желтеющими, облетающими. Последние деньки, когда ещё можно плавать, а дальше — холод, угасающий день. На реку Валентина звали ещё в выходные, но на сей раз не хотелось ни жирного обжаренного мяса, ни алкоголя, ни смеха и шума. Лучше вот так, когда слышен только плеск, тихая перекличка лягушек да собственное дыхание. Валентин перевернулся на спину, разбрасывая руки в стороны, морщась оттого, как в уши заливается холодная вода. Небо было чистым, синим-синим, только вдалеке над лесом разматывалась белая ниточка самолётного следа. Можно просто лежать, и думать о всяких пустяках, и знать, что никто не сдёрнет тебя разбираться с очередным ЧП. Последнее совещание было на прошлой неделе, говорили — в очередной раз — про то, как восстанавливается город, и чего теперь ждать, и Валентин зачитывал по пунктам свой доклад. Пришельцы, судя по всему, не планировали возвращаться, а это значило, что генерал-лейтенант Лебедев может сдать дела и повесить форму на гвоздь. Кое-кто намекал, что давно пора, зато другие пытались отсоветовать. Валентин усмехнулся, вспоминая недовольное лицо Олега, старого друга и вице-премьера. «Валя, — он хмурился, поджимал губы, — и как ты это себе представляешь? С кем мне работать, если новый звездец случится?» Что ж, постарайтесь, чтобы не случился. Теперь он мог вырваться вот так, посреди недели, никому не докладываясь, ни перед кем ни отчитываясь. Ни за кого не отвечая. Юля… Юля была где-то там, за тихой голубизной, и помимо тянущей тоски и беспокойства Валентин всё явственнее ощущал нечто новое. Лёгкость. Ответственность за Юлю теперь принадлежала только Юле — и в какой-то мере её серьёзному ясноглазому Харитону, проводнику в новые миры. А он, Валентин, отпустил. Если когда-нибудь — в любое время дня и ночи, одно слово, один сигнал о том, что Юле требуется его помощь, что он может что-то сделать для Юли — он рванётся, он будет защищать, будет драться за неё, и плевать на миры, времена и расстояния. А пока — тишина, и можно плыть. Поворачиваясь набок, стряхивая брызги с мокрых волос, Валентин усмехнулся: даже лежать на воде он долго не мог, энергия требовала выхода, требовала действий. Вряд ли ему удастся долго отдыхать — снова потянет чем-то управлять, что-то организовывать. Та самая ответственность, от которой он рад избавиться, разве не прочнейшая из привычек? Жизнь покажет. Валентин плыл быстро, против течения, к отлогому выступу, чтобы вылезти на берег там. Поясница уже начинала ныть, под коленом, там, где лиловел шрам, мелко впивались иголочки. Ну да что ж. Пускай впереди холода, пусть это последние дни лета — он собирался провести их в удовольствие.