Кремация

Я помню, мне пять лет и мне всегда жарко. Только холодные мамины руки могут успокоить на время этот постоянный жар, идущий изнутри. Она легко касается лба, трогает плечи, проводит по рукам – и давящая жара отступает. Если бы было можно, я никогда бы ее не отпускал. Я помню, его руки – злые, горячие, нетерпеливые. Тогда еще его жар был сильнее моего, поэтому он обжигает. Я хочу плакать, но слезы испаряются, и глазам невероятно больно. В тот момент, когда я прищуриваюсь, он снова бьет своим огненным кулаком. Я помню, что всегда хотел кричать на него, за то, что он обижает маму. Она ведь не сделала ничего плохого – просто немного снимает этот жар. Но отец говорит, что так мое тело никогда не привыкнет, и она делает только хуже. Я не хочу их слушать, и убегаю в другую комнату. Но от Старателя нельзя убежать. *** В тот день я сидел с Нацуо и Фуюми в саду. Было пасмурно и мы гадали, будет гроза или нет. Мы все любили дождь, потому что он давал приятное чувство прохлады нашим измученным телам. Вдалеке послышались раскаты грома, и в тот же момент распахнулись ворота. Эндебар как всегда стремительно возвращался домой с очередного геройского дня. - Тойя, пошли, - громогласно проорал он, удаляясь в тренировочную комнату, и окатывая нас волной раскаленного воздуха. Фуюми робко приобнимает меня, а Нацуо сердито хмурится. Это выглядит смешно на его круглом пятилетнем лице. Я злюсь, и от моей кожи начинает идти пар. Но сегодня мамы не было дома, и некому остудить этот закипающий жар. Мне приходится идти вслед за Старателем. *** Запах паленой плоти забивал все вокруг. Где-то гремела гроза, в ее шуме и метавшихся по стенам тенях почти не заметна была на полу обгоревшая фигурка. - Вставай. Я не мог вздохнуть, не хватало воздуха, легкие словно склеились от жара. Я не понимал, что это уже я сам горю изнутри, а больно вовсе не от ударов Эндебара. - Я…. - Давай, Тойя, ты сможешь! – в его громовом голосе ни капли сострадания. Только непробиваемая уверенность. Почему я кому-то что-то должен? Почему я должен что-то… тебе? - Я… - ВСТАВАЙ И СДЕЛАЙ ЕЩЕ РАЗ ЭТУ ТЕХНИКУ, ТОЙЯ! – ревел Старатель. Мама…мама, мне так жаль, но… - Я НЕ ХОЧУ БЫТЬ ГЕРОЕМ! – собрав все силы, я впервые так сильно кричу на него. Горло дерет, словно я вздохнул огня. На секунду мне показалось, что он заколебался. Непробиваемый щит воли перечеркнула трещина сомнения. Сверкнувшая молния осветила его лицо. Наваждение прошло. - Не говори глупостей. ТЫ СТАНЕШЬ ГЕРОЕМ №1! Все. Внутри что-то треснуло, все преграды, что создавала своим холодом мама, лопнули под волной накатившего пламени. Синего пламени. - ТОЙЯ! – теперь его неуверенность уже настоящая. Я захохотал. Хрипя и воя от нестерпимой боли плавящейся кожи на руках, с наслаждением выпускал из себя весь накопившийся огонь. - Тойи больше нет. Ты убил его! – я смеялся и пламя смеялось со мной. Наша тренировочная комната, созданная удерживать всю мощь Старателя, не выдержала. Крыша хрустнула и просто рассыпалась в пепел, а вверх в дождливое небо рвалось синее пламя, вихрями сметая оставшиеся стены. Дождь не в силах был потушить этот огонь. - НЕЕЕТ! – я не слышал, кто это кричал. Потоки пламени смешивались с дождем, вокруг сверкало и рокотало, но внутри меня была тишина. В этот день умер Тойя. В этот день умер я.