Агрх!..

      Кажется, очнулась.       Она непонимающе водит головой, видимо пытаясь понять, почему ничего не видно. Но все же осознает, что на глазах повязка.       Замирает.       Я все это время подпирала стенку, в ожидании того, как моя дорогая проснется. А пока она спала, надежно пристегнула ее руки к кровати.       Я делаю шаг.       — Кто здесь? — Нерешительно спрашивает она.       Молчу. Мне нельзя себя выдавать. Узнает. Конечно, узнает. Постоянно «Солнышком» называет, смотрит на меня, и никакого действия совершить не может. Она не может, я могу.       Запрыгиваю ногами на кровать. Вздрагивает.       Подгибая свои, аккуратно сажусь на ее ноги, чтобы равномерно распределить вес. Расстегиваю верхнюю пуговицу на ее рубашке.       — Пожалуйста, прекратите. — Испуганно просит меня. Забавно так, я всегда к ней на «вы» обращаюсь, а тут она ко мне.       Провожу рукой по ее шее, дыхание моментально учащается. Она начинает дергаться, но ничего не выходит, руки привязаны, ноги скованы под моим весом. Пару раз получается оторвать от кровати лопатки, но смысл? Она опускается в прежнее положение и застывает. А вот это страшно, я же не хочу, чтобы с ней что-нибудь произошло.       — Умоляю…       — Шшшш. — Мне очень неловко, когда она молит остановится, поэтому данным звуком прошу ее замолчать.       Расстегиваю вторую и третью пуговицу.       — Нет! Господи! Не трогайте меня! — Получается у нее весьма громко, поэтому я кладу два пальца поверх ее губ, чтобы соседи не услышали.       Опрометчиво, конечно, оставлять с незанятым ртом, но мне бы хотелось слышать ее стоны, а кляп всегда вставить успею.       Четвертая пуговица. Мне открывается вид на бюстгальтер и еле вздымающуюся грудь. Тыльной стороной пальцев чуть касаюсь ее груди.       — Пожалуйста! Отпустите! — Опять я ставлю два пальца на ее губы. Но в этот раз не помогает. — Не трогайте! — Тоже выходит достаточно громко. Приходится идти на опасные меры. Накрываю ее губы своими.       Замирает. Может, мне хотелось бы углубить поцелуй, но сейчас не время, укусит еще.       Она затихает, и я расстегиваю оставшиеся пуговицы.       Ее губы такие мягкие и приятные на ощупь. Мне бы хотелось, чтобы она целовала меня. В губы, шею, ключицы.       Но она этого не может сделать. Конечно, я же ее привязала. Но это, правда, была крайняя мера.       Целую ее и в без того плоский живот, а она его еще втягивает, рефлекторно, конечно…       У меня всегда длинные-длинные ногти, но ради того, чтобы не быть идентифицированной, мне пришлось их срезать. Да и мозоли на руках от подтягиваний вряд ли выдадут во мне девушку.       Хочу снять с нее бюстгальтер. Я поднимаюсь, стоя на коленях, провожу ладнонями по нежному изгибу талии, останавливаю руки в области грудной клетки и пытаюсь поднять, чтобы расстегнуть мешающий мне элемент одежды.       Она сначала поддается, но потом, осознав, прилагает усилие и вжимается в кровать.       Я дотягиваюсь до ножниц и шумно шелкаю подальше от нее, чтобы не дай Бог, не поранить. Кладу их обратно на стол. Надеюсь, теперь она будет податливее, поэтому второй раз пытаюсь ее приподнять.       Нет же, опять упирается. Ну, ладно, попробуем еще один способ.       Вновь беру ножницы. Провожу холодным железом по ее горячему телу, безусловно, следя за тем, чтобы она ни в коем случае не напоролась. Довожу до ткани бюстгальтера и аккуратно упираю острие в нежную кожу.       Она боязливо морщится. Но я откладываю ножницы подальше, вынимаю лямки из петелек и тяну вниз.       Закусываю нижнюю губу, по привычке, как делала каждый раз, когда она совершала что-нибудь эротичное, и кое-как сдерживаю писк. Сделав выдох, продолжаю.       Спускаю бюстгальтер до того момента, когда ткань начинает свободно перемещаться вокруг ребер, переворачиваю и расцепляю крючки.       Так и хочется сказать: «Выкусила? Ну, и стоило ли сопротивляться?»       Наконец-то избавляюсь от этого несчастного бюстгальтера и припадаю к ее груди. Целую по кругу, облизываю и жадно вбираю ее сосок.       Она начинает читать молитву. Как некстати проснулась ее вера.       Я стою на коленях и предплечии, свободной рукой провожу по горячей коже на ребрах, задевая грудь.       С трудом отрываюсь и припадаю к ее прекрасной шее. Она напрягается еще больше. Кажется, я делаю все верно. Провожу языком от ключицы до скулы по грудинно-ключичной. Сжимает кулаки. Кусаю за ключицу. Оставляю влажную дорожку на шее и спускаюсь поцелуями вниз.       Как же колотится сердце… Судя по всему, не у меня одной.       Оставляю пару поцелуев на груди, вырисовываю причудливые узоры губами на ребрах и спускаюсь к животу. Сначала все хорошо, но чем ниже находятся мои губы, тем больше она напрягается. Все же так хорошо начиналось.       Скет ногами, пытается вырваться.       Тут предательски начинает звенеть телефон. Какая же я идиотка, идя на такое дело, забыла отключить звук. И самое забавное, что звонок от МТС…       Может быть, с секунду-две звучит вступление «Mother Russia» и я моментально его обрываю.       Дикость проскальзывает в моих глазах. И невольный писк злости чуть не вырывается из меня. Вдох. Выдох. Самоконтроль. Одна из моих лучших черт, за которую она меня и ценит.       Смотрю на ее неровно вздымающуюся грудь и длинные ноги стиснутые донельзя, и обнаженные мною до того, как она пришла в сознание. Это возвращает мне нужный настрой и я начинаю свой путь заново.       Мягкие губы, острые ключицы, упругая грудь, все вновь изрисовываю причудливыми узорами. Как-то странно, но уже нет той панической реакции, кажется, она смирилась. Какой же мразью я себя ощущаю, я так люблю эту женщину, и сейчас подвергаю ее подобному. Но есть ли ее вина в совершении мною такого действия? Это вопрос философский, жертва никогда не виновата. Но мною овладевает безумие, когда вижу ее, когда она оказывает мне знаки внимания.       И сейчас я жадно целую внутреннюю часть ее бедер, удобно расположившись меж ног.       Начинаю стягивать кружево, и, кажется, будто она нарочно помогает, поэтому ткань трусиков с легкостью оказывается где-то в далеке.       Я столько раз представляла себе этот момент, что он перестал казаться мне безумным. Почему перестал казаться безумным? Он стал явью.       И вот, спустя столько прошений об этом моменте, я наконец-то могу ее попробовать.       Прохожу языком по клитору и спускаюсь чуть ниже, к дырочке. Стараюсь проникнуть в нее как можно глубже и впитать часть ее соков.       Тут с ее губ срывается краткое мычание, трактовать которое можно только положительно. Тем не менее, я возвращаюсь к клитору, в поисках самой чувствительной точки. Пару раз нежно прохожу вдоль него и нахожу этот комочек нервов. Обхватываю ртом полностью этот аккуратный кусочек плоти и начинаю стимулировать.       Она негромко постанывает и закусывает нижнюю губу.       Размеренно продолжаю то надавливать, то просто проводить языком по чувствительной точке.       Ее дыхание учащается, и у меня невероятно сводит низ живота. Стоны становятся чуть громче, и тут после непродолжительного крика у нее на полувыдохе-стоне вырывается:       — Солнышко, добавь уже пальцы!       Стоп. Она обратилась ко мне «Солнышко», или она всех так называет? К сожалению, так и не удалось это выяснить за время совместной работы. Я раскрыта или нет?..       В любом случае, я не могу отказать просьбе женщины. Облизываю средний и безымянный пальцы и быстро погружаю в нее, сначала один, затем другой.       В ней влажно, горячо и достаточно узко. Играю с темпом, и она выгибается на встречу мне, старается глубже насадиться на пальцы. Учащенно дышит.       — Да, девочка моя. Еще, еще!       И я слушаюсь, и продолжаю.       Целую. Наконец-то с языком. Она жадно отвечает.       Внизу рукой наращиваю темп до предела так, что она начинает стонать мне в губы. А я смотрю на нее и не понимаю, как же так вышло…       Достаю пальцы, давая ей отдышаться. Снимаю с глаз повязку. Резкий свет ударяет в глаза, и она не успевает привыкнуть, как я вновь бесцеремонно и очень грубо вхожу в нее. Пара точных насаживаний, и она звонко вскрикивает, закатывая глаза.       Она кончила, ее тело совершенно расслабилось, ее чуть помутневший взгляд упал на меня и сполз на потолок.       — Да, Солнышко… Не ожидала я от тебя такого. А я снова превращаюсь в ту тихую и скромную мышку, с которой она привыкла работать. И лишь мило улыбаюсь.       — Отстегни меня, руки затекли уже.       Конечно, моментально подрываюсь, чтобы освободить мою ненаглядную.       Садится на согнутые колени напротив меня. Кидает хищный взгляд. Целует. В губы. В шею. В ключицы. Снова в губы. Мозг застилает туманом.       В следующее мгновение я осознаю, что теми же самыми приспособлениями за спиной скованы мои руки.       Дает мне время прийти в себя… И отвешивает звонкую пощечину.       — Идиотка! Ты даже представить не можешь, что я испытала! Могла бы по человечески на ужин пригласить!       Я даже пикнуть не смела. И тут она роняет меня на кровать.       Очень жестко стягивает с меня джинсы вместе с трусиками. Какая-то металлическая часть больно проскальзывает по ноге, оставляя пульсирующий след, щека все еще пылает.       Слезы непроизвольно наворачиваются на глазах.       Но она опускается и начинает лизать меня там… Такое странное и невозможно приятное ощущение. Позволяю себе стонать.       Тут она переключается и поднимается выше.       — Ох, Солнышко…       Я так возбуждена, что любое прикосновение к моей груди посылает сильные сигналы в мозг. Горошины сосков напряжены до предела, и она явно пользуется этим.       Немного закручивает один, чем причиняет боль, хочется кричать. Зато второй ласкает языком и опять замутняет рассудок. Как-то мастерски меняет темп, силу, режим, очередность.       Я стону то от болезненных ощущений, то от какого-то неземного блаженства.       Боже, что она со мной вытворяет?..       Снова целует. Так сладко, так нежно. Мне нужны эти поцелуи как воздух.       Коварно улыбается. Мне уже страшно.       Ее рука аккуратно ложится на мой живот. От этой позы он и так впал, но она еще дожимает. Ее тонкие и длинные холодные пальцы входят в меня. Она точно знает, что делает. Пара ее ловких движений, и я чувствую невероятное напряжение. Непроизвольно начинаю дергаться, но она властно усмиряет эти порывы и делает еще пару движений.       Я кончаю. Стоило бы вскрикнуть как она или просто застонать, но…       — Я люблю Вас! — Вырывается из меня в этот момент.       Она целует меня, а затем шепчет:       — Я знаю, Солнышко.