Ни к чему?

      Вместо пролога и эпиграфа       Безумный праздник, блистательный дворцовый балет увлек Анжелику. Она поняла, что не сможет прожить всю жизнь, безучастно наблюдая за этим сумасшедшим танцем, стоя одна в своих прекрасных платьях и дорогих украшениях. Нужно присоединиться к остальным, стать похожей на них, окунуться в бурный поток интриг, сделок с совестью и супружеских измен. Из этого потока можно напиться отравленного, но такого восхитительного напитка, и чтобы не погибнуть, пить надо залпом.       – Как же ты еще молода! Почему так переполошилась из-за банальной истории?       – Из-за банальной истории? Мари-Аньес, я только что рассказала тебе, что изменила своему мужу. Ведь это грех, как мне кажется!       – Нет ничего банальнее, чем грех. Вот добродетель – это редкость. Такая редкость, что в наши дни считается чудачеством.       – Я вообще не понимаю, как все это произошло. Я не хотела, но…       – Послушай, – сказала Мари-Аньес, и в ее голосе зазвенел металл, свойственный всей семье, – мы или хотим этого, или нет. И если нет, то не нужно появляться при дворе.       «Война в кружевах»       В спальне монарха собралась высшая знать королевства, и даже единственный брат короля, гостивший в это время в Версале, принимал участие в утренней церемонии.       Настроение Его Величества контрастировало с весенней солнечной погодой за распахнутыми окнами. Он расспрашивал присутствующих о последних новостях, но скорее по привычке, чем из любопытства.       За остроумием придворных таились смущение и растерянность. Его Величество не желали ничего слышать о маркизе дю Плесси де Белльер, недавно освобожденной из монастыря кармелиток, а между тем именно о ней который раз за последнее время шли назойливые слухи, достойные внимания государя.       Менее остальных боялся не угодить монарху Пегилен де Лозен, все еще обиженный за сорванную свадьбу с Великой Мадемуазель. По правде говоря, втайне он даже желал уязвить короля, и сообщил то, что было на устах у всех.       – Ее Высочество герцогиня Орлеанская хочет взять мадам де Белльер в компаньонки во время поездки в Англию, сир. Вчера упомянула, что намерена обсудить этот вопрос с Вашим Величеством.       Луи молча позволил камердинеру прикрепить великолепное брабантское кружево к манжетам батистовой рубашки.       – И что же, мадам де Белльер рада этому предложению?       – Сир, о радостях и думах нашей прелестной безделицы ничего не известно, – огорчился Пегилен. – Последним ее видел месье де Солиньяк, когда передал распоряжение об освобождении. Когда благочестивейший Гермес Вашего Величества принес ей благую весть, мадам отказалась покинуть монастырь, и вот уже две недели только новые слухи дают надежду, что в зеленых глазах маркизы все еще отражается зелень и солнце весны.       – Начало весьма жизнеутверждающее, сударь. Полагаете, юмор подобного толка уместен при сложившихся обстоятельствах? – ироничный тон не обманул придворных: глаза монарха жадно заблестели.       – Увы, сир, – Пегилен развел руками. – Близкие друзья нашей маркизы почти уверены, что кающаяся грешница удалилась в монастырь и готовится к постригу, – он с интересом наблюдал, как лицо короля бледнеет, сливаясь с кружевным жабо. – Но все же есть повод предположить, что мадам собирается вновь попытать семейного счастья, так что двор Вашего Христианнейшего Величества украсится еще несколькими очаровательными анжеликидами.       – И кто же ее избранник?       – Никто не знает, сир. Спросить саму маркизу невозможно, а ее друзья умеют хранить тайны. Впрочем, выбор невелик, равных ей холостых мужчин совсем немного. А учитывая, что мадам имеет обыкновение любить своих мужей… Наверное, чтобы не искать утешения в объятьях поклонников, – размышлял Лозен. – Так вот, холостых мужчин, способных очаровать столь взыскательную и сладострастную женщину всего ничего, но они загадочно молчат!       Кровь вернулась к лицу короля, но помрачнел он еще больше. А Пегилену все было как с гуся вода:       – Но даже это не все, сир. Днями в приемной Кольбера встретились граф Ломени де Бриенн, маркиз де Марильяк и граф дю Плесси де Прален, ходатайствующий о своем племяннике. Все они желали купить должность консула, продажу которой маркиза доверила министру, поскольку она решила удалиться в провинцию. И вот, наконец, ее прочат в спутницы Великой Мадам, правда, непонятно в каком качестве – то ли Афины, то ли Далилы, – Пегилен недоумевал.       – Послужной список внушительный, особенно для двух недель по освобождении, – король отшутился и демонстративно обратился ко всем:       – И все же королю не сообщили столь занимательные новости по мере их поступления.       Дворяне потупили глаза.       – Ваше Величество не желали слышать о маркизе, сир, и придворные остерегались вызвать недовольство короля, – не выдержал тяжелого монаршего взгляда маркиз де Лавальер. Сегодня он имел нахальство и несчастливое счастье оказаться к королю ближе остальных придворных.       – Да уж, с нашей стороны было неосмотрительным забыть о столь неугомонной подданной. За ней нужен глаз да глаз. Зато как она очаровательна в своей живости и непосредственности! Месье де Лозен, разыщите маркизу и сообщите ей, что мы завтра желаем ее видеть.       Тонкие усы не скрыли саркастичную усмешку Пегилена, когда он склонился в почтительном поклоне.       * * *       В кабинет Его Величества Анжелика вошла в волнении, но исполненная достоинства и решимости.       – Сударыня, – высокомерно начал монарх, – надеемся, вы поразмыслили о своем недостойном поведении.       – Сир, обитель святой Женевьевы способствует размышлениям и восстановлению мирного духа, – голосом монашки ответила Анжелика.       Глаза короля метнули молнию, но не достигли цели – Анжелика смиренно опустила очи долу. Повисла угнетающая тишина.       – Зачем вы это сделали, Анжелика? – сбросил он маску официальности. – Такая недостойная вас измена!..       – Сир, отверженный искал у меня пристанища, – просто ответила женщина. – Я не могла поступить иначе.       – Да разве в том дело, что вы дали ему кров и кусок хлеба? Как вы могли стать любовницей этого варвара? Вы, проявившая столько достоинства и такта в общении с персом, так легко пали с дикарем с Карпатских гор!       – Так значит, арестовали меня все-таки из-за любовной связи? – осторожно уточнила Анжелика.       – Полагаете, я должен был отреагировать как-нибудь иначе? Может, простить нанесенное оскорбление? Я доверял вам, я вас так высоко ценил, я видел в вас верного друга, мечтал обрести ласковую и пылкую любовницу!..       Анжелика сжималась под тяжестью страстных обвинений и неоправданных надежд.       – …А вы оказались такой же неверной и бесчестной изменницей, слепо следующей низменным капризам своего тела, как и все остальные женщины!       Последние слова вырвали ее из оцепенения и повергли в бешенство.       – Изменница, сир?! – Смоляные зрачки сузились, делая ее похожей на дикую кошку, с которой лучше не связываться даже королю. Вытянутая спина и высоко вздернутый подбородок дополняли воинственный образ. – Кому же я, вдова, изменила? Если мое единственное или главное преступление в том, что я нашла любовника, то пускай первым в меня бросит камень тот, кто не имел любовников или любовниц! И пускай остальные разделят мое наказание соразмерно вине!       – Замолчите! – схватил ее за плечи король. – Замолчите! – он осекся и продолжил уже спокойнее:       – Умерьте ненависть, мадам. Не оскорбляйте меня еще раз. Оскорбление я не могу простить даже вам. Это измена, Анжелика. Вы дарили мне улыбки и поцелуи. В них таилось обещание, и я был терпелив, я годы ждал вас, ждал, что ваше сердце обратится ко мне. И что же? Я думал, что вас удерживает добродетель… Как же вы ко мне относитесь, если другому отдались так легко?! – король распалялся все больше, но опять взял себя в руки:       – Что стоит между нами, Анжелика? Что отвращает вас от меня?       – Я боюсь власти Вашего Величества, сир.       – Вам нечего бояться. Разве смогу я причинить вам вред? Вам, части самого себя, своему сердцу. Прошедшие недели стали для меня сущим адом. Наказывая вас, я наказывал себя. Как я хотел призвать вас к себе! Влюбленное сердце так мечтательно! Анжелика!..       Мужчина нежно держал ее за руки, не смея обнять, чтобы не оказаться вновь отверженным.       Анжелика не двигалась, собираясь с мыслями. Почувствовав ее отстраненность, король подвел даму к креслу и приступил к расспросу. Он бравировал перед придворными, не поверив в беспочвенность сплетен. Он уже не знал, чего ожидать от своей «султан-баши».       – Мадам, нам сообщили, что вы намереваетесь сопровождать герцогиню Орлеанскую в ее дипломатической миссии. Так ли это?       – Сир, подобная идея возникла, но сразу же была отброшена, – тон Анжелики был мягким, но деловым.       – Что же так? – в голос просочилась легкая усмешка.       – Ваше Величество желает поручить мне сопровождать Ее Высочество? – удивилась маркиза, желая уйти от прямого ответа.       – Непосредственно сейчас, – короля охватило раздражение, которое он попытался скрыть шуткой, – я желаю знать, почему от этой затеи отказались.       Глаза Анжелики сверкнули ответным раздражением.       – Потому что подле Ее Высочества я с большой вероятностью привлекла бы внимание короля Карла, сир, – ее щеки запылали от стыда. – А поскольку становиться куртизанкой я не согласна даже ради интересов Франции, то разумным будет не создавать ситуацию, которая обострила бы ход переговоров.       – Рад это слышать. Я не хотел бы видеть вас рядом с моим кузеном.       Женщина перевела дыхание.       – Однако за эти недели ваше поведение вызвало еще несколько пересудов, о которых я узнал лишь недавно. Правда ли, что вы собираетесь удалиться в монастырь?       Настороженность сменилась недоумением, и глаза заискрились весельем.       – О, сир, неужели Ваше Величество представляет меня монахиней? После ухода месье де Солиньяка я еще некоторое время провела в монастыре, но желания постричься у меня не возникло.       – Так может, вы решили вновь выйти замуж? – за шутливым тоном чувствовалось напряжение.       – И за кого же я собираюсь замуж?       Король рассмеялся и безотчетно протянул к ней руку.       – Так новости о том, что вы продаете должности при дворе, тоже безосновательны? – в его голосе уже явственно слышалось облегчение.       Но Анжелика неожиданно напряглась.       – Нет, сир. Я действительно думаю продать должности, если месье Кольбер решит, что они годятся для кого-то из нужных ему людей.       – Почему? Ваше благосостояние пошатнулось?       – Дело не в деньгах, сир. Произошедшее за последний год, а особенно за последние месяцы, заставило меня другими глазами посмотреть на то, к чему я прежде так стремилась, чего так жаждала. Я хочу оставить придворную жизнь, сир, – она говорила мягко, спокойно, но решительно. Внимательный прямой взгляд подчеркивал взвешенность ее слов.       – Анжелика!.. – обойдя стол, он стремительно обнял ее за талию, осторожно взял подбородок, заглянул в лицо. – Что случилось? Откуда такое желание?       – Сир, меня действительно больше влечет добродетель. А между двором с его пороками, интригами, и добродетелью лежит пропасть.       – Так вы действительно хотите оставить мир и уйти в монастырь?       – Нет, сир, – покачала она головой. – Жизнь затворницы не по мне. Но и от суеты двора я устала. Однажды Ваше Величество проницательно заметили, что я из другой породы, нежели большинство придворных. Я научилась ускользать от хищников, но я хочу жить, не прячась и не убегая. Мое место не при дворе. Я несчастна здесь, сир.       – Ваше место – рядом с королем, сокровище мое, и если вы позволите, моя любовь подарит вам счастье, которого вы желаете. Вы несравнимо выше двора, ангел мой, Анжелика, – его низкий голос заклинающе вибрировал у самого ее уха. – Мы вместе возвысимся над всем миром. Ваша сила дает мне уверенность в себе, ваш восхищенный взгляд наполняет мою душу смелостью и гордостью… Неужели вы не чувствуете этого? Неужели оставите меня?       Анжелике было тяжело сопротивляться его мягкой властности, его боли и страсти к жизни, и тому чувственному влечению, которое пробуждал в ней король. Она взяла руку, удерживающую ее лицо, поднесла к своим губам и осторожно поцеловала, как обычно мужчины целуют руку женщины.       – Я ухожу, сир. Прошу, не удерживайте меня.       Луи перехватил ее за талию покрепче.       – А как же ваши дети? Ваш старший сын? Вы хотите и его удалить от службы при дворе?       – Нет, сир, я не хочу этого. Он мужчина, дворянин, и он должен служить своему королю. Если Вашему Величеству угодно, пускай Флоримон остается при королевском дворе или при доме монсеньора – его наставник, аббат де Ледигьер, и учитель фехтования защищают мальчика от царящих там нравов. Однако вскоре моему сыну надлежит оставить придворную службу, чтобы получить разностороннее образование. А Шарль-Анри еще мал. Но надеюсь, он вырастет достойным сыном своего отца.       – Вы хотите удалиться в Плесси? – карие глаза смотрели на нее с тревогой.       – Не знаю, сир. Я еще не решила окончательно. Пока что останусь в Париже разбираться с собственными делами и помогать месье Кольберу, если понадобится. Мне нравится работать с ним.       Сильные руки на ее талии сжались чуть сильнее.       – Не спешите с решениями. Если хотите, оставайтесь пока в Париже, но я запрещаю вам отказываться от должностей.       – Сир…       – Анжелика, я не хочу отпускать вас, и такие решения не принимаются скоропалительно. Я настаиваю, чтобы вы не обрывали все связи с королевским двором и с королем.       Анжелика молчала, не зная, как донести свои мысли, чувства и как повлиять на короля, чтобы он не удерживал ее. Но в его глазах она увидела щемящую боль, страх, тихий свет любви, и почувствовала свободу. Он отпустит ее. Если она окончательно и бесповоротно решит оставить придворную жизнь, король поднимется над своими желаниями и позволит ей обрести свое счастье.       – Спасибо, сир!       * * *       Вечером того дня Анжелика, нарядившись в простое шерстяное платье и добротный теплый плащ, шла по улицам Парижа, стремясь всколыхнуть воспоминания о себе прежней – об отверженной графине де Пейрак, о загнанной и свободной, словно опавшие листья под ногами, Маркизе Ангелов, о стремящейся и деловитой мадам Марен, дерзкой юной маркизе дю Плесси. Кто она? В чем ее призвание? В чем она обретет если не счастье, то хотя бы спокойствие своей мятущейся и плачущей души?       Косые лучи позднего солнца перерезала коричневая фигура Франсуа Дегре.       – Приветствую Маркизу Ангелов!       – Я свободна, Дегре. Я свободна, – в ее глазах застыли слезы. – Я свободна, но не знаю, что мне делать.