i can hear you

      Впервые Оби-Ван чувствует его в Силе спустя два года после их последней встречи.       Происходит это так неожиданно, в момент, когда Кеноби отдаленно наблюдал за маленьким Скайуокером, бегающим вместе с друзьями по пустоши. Дети его не замечали, увлеченные своими делами, а он просто выполнял свою работу – следил, чтобы с меньшим ничего не приключилось. А еще иногда выискивал сходства с тем, чье имя он предпочел не произносить, а все произошедшее между ними когда-то вычеркнуть из памяти. Оби-Ван отлично справлялся, отпуская все эмоции и чувства в Силу, шепча заученные строчки Кодекса и медитируя по несколько раз на дню.       До того, как почувствовал в силе гнев, неконтролируемый и страшный, а еще до чертиков знакомый, что у Кеноби и мысли не возникло о ком-то, кроме него. Оби-Вана трясло, ему хотелось кричать и драться, а от прибавившегося горького чувства разочарования так и во все заныло в груди. Он не понимал, что такого могло произойти, если Сила впервые за последнее время напомнила о существовании мальчишки (можно ли его теперь так называть?). Насколько сильные эмоции испытывал Дарт Вейдер, что их отголоски ощущаются Кеноби, как его собственные чувства? А насколько сильна их связь, если, несмотря на все пережитое, на время и на расстояние между ними, он различает его энергию так отчетливо. Вопросов много, ни одного ответа, но Оби-Ван привык действовать по ситуации.       Однако надо ли собственно действовать?       Это ведь не такая уж проблема, даже если их связь возобновилась каким-то образом, найти Кеноби ситх не сможет, как бы сильно он не хотел. Только если сам Оби-Ван позволит.       А он не позволит. Как бы сильно джедай не желал их встречи (а он желал, себе Оби-Ван врать не привык), на кону стояла жизнь Люка, его судьба и, вполне вероятно, судьба вселенной. Оби-Ван достаточно взрослый и благоразумный, чтобы не потакать своим влечениям, да и, что принесет их встреча кроме боли, горечи утраты и разочарования? А еще поединка, из которого уже двое в живых не останутся. Причем, что-то подсказывало Кеноби, что именно для него их встреча окажется последней, и поменять он ничего не сумеет. Потому что в прошлый раз он не нашел в себе сил закончить начатое и винил себя. Винил не за то, что не смог убить Дарта Вейдера, а за то, что окончательно убил Энакина, который (в этом он уверен) был еще на тот момент жив. Где-то глубоко, внутри монстра жил тот мальчишка, что с надеждой смотрел на Оби-Вана, узнав, что это его учитель. Мальчишка, что с восхищением смотрел на мир вокруг, что желал покоя и счастья, что любил свою маму и Падме так сильно, несмотря на строжайший запрет Кодекса. Этот мальчишка погиб вместе с оболочкой, изуродованной огнем и световым мечом самого Кеноби.       С невыносимой болью, он осознавал, что Падме ошиблась - добра в нем больше не было. Оби-Ван не хотел такой участи для малышей Скайуокера, и он должен был, когда придет время, обучить Люка всему, что знает и не дать соблазниться темной стороне. Этого желала бы и их мать.       Через несколько месяцев случай повторяется. Только вместо злобы, печаль и уныние, пронизывающие все тело, тянущие в груди тяжким грузом и выступавшие слезами на глазах. Оби-Ван сидел в каком-то чахлом баре с дрянным пойлом поздней ночью в самом дальнем углу, не желая быть хоть кем-то замеченным. В этот раз эмоции не появились резкой вспышкой, а волнами накатывали на его разум, постепенно, но неминуемо увеличиваясь, и Кеноби сразу даже не понял, что принадлежат они не ему. А как только осознал, чуть не выронил кружку, в последний момент удержав ее с помощью Силы. Он оглянулся, проверяя, заметил ли кто этот жест, с облегчением обнаружил, что все продолжали заниматься своими делами: надираться и драться. Оби-Ван откатился на спинку старого дивана, тут же противно скрипнувшего из-за его движений, и, глубоко вздохнув, попытался медитировать. По-хорошему, стоило делать это дома, в тишине и спокойствие, но предчувствие, никогда прежде его не обманывавшее, подсказывало, что дойти он не успеет.       Позже понял почему – тоска усиливалась, превращаясь в ментальную муку, и только опыт Кеноби позволял ему держаться, не впадая в отчаянье. Он чувствовал, как слезятся его глаза, а сердце разрывается. Оби-Ван не позволял думать, что случилось, что довело его бывшего падавана до такого состояние, и как болит чужое сердце. Не позволял, чтобы не сочувствовать, чтобы не ринуться помочь. Пока не услышал истошный вопль, будто из-за пыток, но не физических, а моральных.       Вопль был только в его голове, Оби-Вану даже не нужно было оглядываться на посетителей бара, чтобы это проверить. Следом за криком последовал шум дождя, даже скорее ливня, и джедай почувствовал, как одежда стремительно намокает, а по лицу текут капли. Картинка, как где-то на другой планете кричит от душевных страданий его Энакин, промокая под проливным дождем, встала перед глазами Кеноби, и он понял, что его сердце тоже болит, что оно против воли стремиться туда, к нему. Из последних сил он держался, а потом вспомнил, что сегодня за день.       Годовщина смерти Падме, любви всей жизни падавана и день рождения Леи и Люка, детей, которых он даже не видел, и этот факт убивал Скайуокера изнутри. Ему уже удалось познать, что такое разлука с родителем и его потеря, теперь он оказался с другой стороны. Оби-Ван чувствовал чужую потребность видеть сына и дочь и страх, что они его не примут, испугаются, не пойдут за ним. Кеноби издал какой-то задушенный полу всхлип, полу вой и сдался, впуская чужие эмоции полностью и добровольно, не сумев противиться и желая разделить боль ученика. Он пытался через Силу передать всю свою поддержку и заботу, попутно удивляясь, как много ее было, как огромна его страсть в оказании помощи. Оби-Ван понимал, что нельзя, что не имеет права, что его помощь, в общем-то, может и не нужна Энакину, но впервые, кажется, не мог ничего с собой поделать, утратив контроль.       С не меньшим удивлением он отметил, что попутно его разум наполняется спокойствием, таким чистым, какого не было уже очень давно. Будто давнейший зуд перестал раздражать кожу, позволяя выдохнуть. А Сила словно поощряла его действия, не давая и намека на мысль, что это неправильно. «Пути ее неисповедимы», - усмехнулся про себя Оби-Ван, утирая тыльной стороной ладони слезы и ощущая, как кожу щек неприятно стягивает, то есть плакал он уже давно и даже не заметил. Боль на той стороне постепенно утихла, и Кеноби подумал, что связь опять утеряна, но тело вдруг прошибло дрожью за секунду, как в голове раздалось:       «Учитель?»       Оби-Ван сорвался и что есть мочи рванул из бара, и лишь по пути почувствовал волну благодарности, искренней, как в то беззаботное время, когда они были мастером и падаваном, когда их связь была столь крепка и нерушима, а доверие сочилась в каждом слове и жесте. На миг он ощутил себя там, и сожаление – стало последним общим их чувством прежде, чем Кеноби закрылся, поставив щиты на свои мысли.       Может, Падме не ошиблась?       С этого дня Оби-Вану сняться сны, и он думает, что пора обратиться к Йоде, только связываться с ним все еще опасно, это может вывести Империю на их след. Джедаям сны не снятся, им снятся предзнаменования или предупреждения. Только вот Оби-Ван, когда спит, не видит будущее, он видит прошлое. И в каждом один конкретный человек.       Вот они гуляют по городу после успешно выполненного задания, более того, первого задания Энакина, первого их общего задания. В их связи искриться счастье, Скайуокер даже не пытается скрыть улыбки и чуть ли не захлебывается эмоциями, обсуждая с учителем миссию. Оби-Ван кусает губы, только радостно поглядывая на мальчишку. Ему шестнадцать, он юн и не сдержан, но Кеноби не видит в этом проблему, он в его возрасте был таким же. Поэтому на замечания Совета он реагирует спокойно и всячески Энакина защищает. Винду закатывает глаза и машет на них рукой, мол, делайте, что хотите, внутри видимо соглашаясь с Оби-Ваном, а магистр Йода хмурится, но ничего не говорит. Джедая это напрягает, но не сильно, поэтому должного внимания он этому не уделяет.       Вот они сражаются, бок о бок, Кеноби только чудом успевает наблюдать за падаваном и защищаться от атак. Он сам еще не столь опытен, чтобы сдерживать свое волнение, хоть и старается из-за всех сил. Он чувствует и беспокойство самого Энакина, направленное не на себя, даже не на миссию, а на учителя, и последний против воли улыбается, что выглядит совсем неуместно в разгар битвы. Оби-Ван заставляет себя успокоиться и передает уверенность и поддержку по связи, получая то же в ответ. Они выигрывают сражение, но Оби-Ван даже не удивлен. Кеноби сдержанно улыбается ученику, чуть сжимая его плечо, мысленно напоминая ему о поведении истинного джедая. Энакин ожидаемо закатывает глаза, совсем не мысленно, однако от счастья уже не прыгает как раньше. Ему девятнадцать, он все еще юн и не сдержан, а еще достаточно самонадеян, но мысль разочаровать учителя пугает его больше смерти. Когда они отправляются на корабле домой, их не окружают другие люди, Скайуокер преодолевает пару метров, отделяющих их, и сжимает в объятиях, утыкаясь носом в шею, и Кеноби совсем не хочет его ругать за излишнюю сентиментальность, ведь его собственные руки зарываются в коротко подстриженные волосы в соответствии в джейдаскими правилами. Он чуть отодвигается, одна ладонь скользить вдоль затылка, чуть надавливая и массируя. Костяшками другой руки Оби-Ван гладит его щеку, а после наматывает падаванскую косичку на палец. Его губы прижимаются к чужому лбу, и мысль об интимности и двусмысленности сцены не смущает, ведь именно такие моменты согревают в самые холодные и темные дни. Только их недостаточно, чтобы удержать от перехода на сторону ситхов.       Вот они в выходной пьют вместе в комнате Скайуокера, потому что слишком устали тащиться в бар. Кеноби между делом замечает, что подобное поведение с его стороны неправильно, он все-таки учитель, но не настаивает, зная, что Энакину, честно говоря, плевать. Оби-Вану, признаться, в глубине души тоже. Ему нужна разгрузка, потому что в голове много мыслей, с которыми медитация больше не справляется. Йода вполне однозначно намекнул, что его смущает падаван, что в душе у него твориться неладное и за ним надо следить. Обеспокоился он и о сильной связи между ними, даже не потому, что это начинает противоречить Кодексу, а потому, что «в случае чего, боль ты испытаешь сильную», и Кеноби не просто напрягся, он испугался, такие слова на ветер не бросают, но магистр пояснять, конечно, ничего не стал.       Оби-Вану отчаянно хотелось поговорить с Энакином об этом, но он не хотел загружать его и настраивать против Совета, к которому тот и так относился недоверчиво и с присущим подросткам бунтарством. А связь их ослабнет, как только Скайуокер станет рыцарем, а до этого осталось не так много.       - Вы будете по мне скучать, учитель? – неожиданно спрашивает парнишка, и на недоуменный взгляд поясняет. – Когда я перестану быть Вашим падаваном.       Кеноби усмехается, тот словно мысли его читает.       - Ты не перестанешь быть моим падаваном, а я навсегда останусь твоим учителем. Только мы будем видеться реже, ходить на отдельные задания, и будем на равных, - Оби-Ван чувствует, что начинает пьянеть и пытается сосредоточиться на своем языке, чтобы он не выдал ничего секретного. – Но это не помешает мне продолжить поучать тебя.       - А в чем разница тогда? – Энакин смеется и хитро щурится, облизывая пересохшие губы.       - Ты сможешь мне ответить, - Кеноби использует всю свою волю, чтобы смотреть ученику в глаза. Видит Сила, дается это ему нелегко.       - Но, учитель, я ведь и так это делаю? – Оби-Ван в ответ на эту реплику совсем не по-взрослому слегка толкает его колено собственным. Тот в ответ смеется еще больше, откидывается назад, упираясь спиной в кровать. Почему-то им показалась идея устроиться на полу более привлекательной, чем за столом.       Мысль устроиться на кровати, впрочем, кажется идеальной, но тогда даже все хваленное джедайское спокойствие не поможет ему удержаться от ошибки.       - Если бы ты, Эни, не прогуливал занятия, когда был юнлингом, может и не задавал так много глупых вопросов. Энакин прерывает смех и смотрит на Оби-Вана так, что в горле пересыхает. Очевидно, так на него подействовало уменьшительно-ласкательное его имени, которым Кеноби пользовался нечасто, лишь в моменты сильного беспокойства или, как сейчас, ощущая столь сильную любовь и гордость за ученика.       Возникает пауза, но не неловкая, а волнующая и трепетная, Скайуокер продолжает смотреть, столь откровенно и призывно, что Оби-Ван готов был бы стушеваться, но внизу живота растекается лава, обжигающая и подталкивающая к необдуманным действиям. Они неожиданно оказываются слишком близко, их бедра и плечи соприкасаются, стоит немного наклониться, и Кеноби коснется носом чужой щеки, сможет провести чуть выше, уткнувшись в висок, а затем зарыться в волосах, пахнущих чем-то хвойным. Если при этом он наберется смелости, то найдет в себе силы прижаться к чужим губам, которые Энакин все не может оставить в покое и то и дело облизывает или нервно покусывает. При большем желании, которое у Оби-Вана имеется, он сам чуть куснет его нижнюю губу, спустится ниже, кусая и облизывая шею, а его руки будут трогать все, до чего дотянуться.       Кеноби не нужно касаться связи, чтобы понять, что Энакин думает о том же. Его выдают глаза, потемневшие от столь желанных, но запретных мыслей.       Их не прерывают неожиданные гости или какая-то катастрофа, но Оби-Ван вздрагивает, отстраняясь, прокручивая в голове одну мысль – «я учитель, он мой падаван» - как мантру, и, сославшись на дела, скрывается за дверью, уходя к себе в комнату. Он медитирует долго и упорно, почти приходит к успеху, когда, рискнув, обращается к эмоциям Скайуокера и стремительно краснеет, понимая, что Энакин выбрал другой метод успокоения. Оби-Ван провел еще час в медитации, стараясь не представлять, что именно делал его ученик. Позже Кеноби поймет, что мысль об их запретной связи могла также подтолкнуть ученика к темной стороне.       После каждого сна все тяжелее, потому что возвращаться в реальность совсем не хочется, ведь здесь горечь и разочарование, а там счастье и спокойствие. Там с ним Энакин, светлый и искренний, маленький мальчишка с растрепанными волосами, напоминающий воробья. Здесь одиночество, Дарт Вейдер, который далеко, но в то же время повсюду, в каждом испуганном шорохе, в каждой тени, на каждом углу, где раздаются осторожные шепотки, где увядает вера в сопротивление и джедаев, где штурмовики стреляют на поражение за любое неосторожно брошенное слово.       И единственное, что держит его на плаву – это Люк, так похожий на отца в молодости. Люк не ведает, что происходит в галактике, только предполагает, но его это еще не беспокоит. Он учиться летать на джетах, которые сам и изобретает. Он так много унаследовал от папы, что Кеноби не удивляется, узнав, что летает он лучше всех своих знакомых. Оби-Ван не смеет заговорить с ним, еще рано, тем более не смеет рассказать об Энакине и Падме, хотя поговорить об этом ему хочется. Одиночество сводит с ума даже поистине мудрых людей, и с этим ничего не поделаешь.       А еще Скайуокер периодически появляется, теперь еще чаще, будто Оби-Ван, ответив ему тогда, воссоединил и укрепил их связь. Кеноби чувствует большую часть его перемен настроения, не только самые сильные, но вот, что странно – это не делает хуже. За свою долгую жизнь джедай понял, что Сила никогда не ошибается, она всегда укажет путь, если ты совсем запутался. И в их случае Сила молчит, не препятствуя обмену эмоций. Оби-Ван думает, что это не зря, что, может быть, у него есть шанс вернуть бывшего падавана на светлую сторону.       А если так, то, пожалуй, его жизнь еще имеет смысл.