***
— О, Усааами... — Ха-ва-ва... что- а? Кокичи! Как... к-как ты попал- — Через дверь, дурочка. — Н-но... н-н-но но но- — У тебя стоит замок тумблера*, —объясняет Кокичи, запасаясь терпением, — И у твоей двери даже нет засова, кто угодно мог войти. — О-о-о! — уши Усами опустились, — Как неловко! Учитель с учеником в ее доме… так позорно… так не благотворно…! — Ты кролик, — напоминает он ей, прогуливаясь по периметру комнаты и рассматривая неприятные сине-желтые обои, милый коврик в форме сердца по центру пола, ослепительно розовый балдахин на потолке. — Эй, тебе когда-нибудь надоедала рутина невинных, легкомысленных волшебниц? Усами кладет лапу на подбородок в слишком знакомую позу, — А? Что ты имеешь в виду? — Просто интересно, когда ты собираешься стать черно-белой, и говорить о мотивах убийства, — размышлял Кокичи, осматривая сверкающий розовый сундук с сокровищами в углу. — Черной и- АХ! — Усами позади него заливается слезами. — Это так грубо! Я все время говорю тебе, что не имею ничего общего с Монокумой! Кокичи требуется всего пять секунд, чтобы открыть замок на сундуке. — Назови мне хоть одну вескую причину, почему я должен верить тебе, — сказал он, не слушая ее ответ. У него есть кое-что гораздо более интересное. В частности, небольшая записная книжка, покрытая розовым глиттером и пластиковыми наклейками. День 2: Сегодня Хаджиме рассказал Кокичи об "Основании Будущего"! Я думаю, Кокичи все еще грустит из-за того, что Команда Данганронпа сделала с его личностью. :( Он усмехается. Рисунки мелками здесь даже хуже, чем фальшивые проекты, которые он оставил в своей комнате в игре. По крайней мере, они были плохими намеренно. День 11: Шуичи пришел в гости! Он очень милый и заставил Кокичи улыбнуться! День 30: Кокичи понял, что в симуляции он не нуждается в пищи! Или он просто забывает есть? Целых три дня? Ой-ей! Что именно она получает от наблюдения за каждым его движением…? День 67: Я предложила Кокичи сыграть в игру, но он сказал оставить его в покое. Возможно он все еще боится меня? День 89: Рантаро снова спросил у Хаджиме, может ли он войти в симуляцию. Я не знаю, почему Кокичи не хочет его видеть. День 103: Остров должен был быть счастливым местом! Что не так? Снова и снова и снова- — Э-эй! Нееет! Тебе нельзя туда заглядывать! Кокичи закрывает дневник и приподнимается, держа его вне зоны досягаемости Усами. — Ох? Но ты ведь оставила его просто так. — Не правда! — Усами взмахивает короткими руками, прыгая вверх-вниз, как будто в любую секунду ей повезет и она подпрыгнет достаточно высоко, чтобы выхватить свою книгу. — Я положила его в целости и сохранности в свой сундук с сокровищами! Пожалуйста, верни его! — Сначала я хочу кое-что от тебя. — А? — прыжки прекратились, — Что тебе нужно? — Ты ведь модератор этой игры, верно? — спросил Кокичи, — Все, что происходит на островах, сначала должно пройти через тебя. Правильно? — Хм... да? Наполовину. — Значит, ты можешь контролировать все, что здесь происходит, верно? Усами застенчиво стучит лапами друг об друга. — Почти все, — признается она. — Отлично, — Кокичи улыбается во весь рот. — Включи ИИ* Шуичи пожалуйста. Кролик моргает в непонимании, —Э-э… что? — Поддельный Шуичи. Тот, который приходит ко мне поговорить каждые несколько дней, — улыбка Кокичи переходит в более тревожную, которая не совсем достигает его глаз, как следовало бы, — Я хочу, чтобы ты никогда не отключала его. Сделай это, и я больше никогда тебя не побеспокою. — Э-эм... — очевидно, ей трудно осмыслить что-либо, — Если ты хочешь, чтобы я сказала Хаджиме, чтобы он попросил Шуичи навещать тебя почаще, тогда- — Какая часть была непонятна? — Кокичи вовсе отбрасывает улыбку, — Эта социальная изоляция не идет на пользу моей психике, и ваш Шуичи — единственная программа, которая работает как настоящий человек. Просто включите его, и у нас не будет проблем. — Но... но я не могу! — Усами плачет. — Шуичи не может просто войти в симуляцию, чтобы остаться! — Я не говорю о настоящем Шуичи, — рявкнул он. — Используйте ИИ, который вы обычно используете. Знаешь что, — добавляет он, перебивая ее, — Ты права, было глупо думать, что я смогу с тобой договориться. Игра ведь не так устроена? — Но Шуичи — не ИИ! — кричит Усами, когда Кокичи проходит мимо нее к двери. — Эй! Подожди! — Я придержу это у себя, — прощается он, вместе с записной книжкой в руках. — Не заставляй меня заскучать настолько, чтобы поджечь его. — Но, Кокичи, Шуичи настоящий чело- Он захлопывает за собой дверь.***
Ему снится, что DICE находятся здесь, в симуляции, вместе с ним, улыбаясь и беззаботно исследуя странную музыкальную площадку. Один из них заставил работать караоке, а другой нашел в подсобке коробку казу и маракасов. Кокичи уже жалеет тех, кому посчастливилось пройти мимо здания сегодня вечером. — Не собираешься петь, Джокер? — спрашивает один из DICE, сидя на скамейке рядом с ним. На фоне кричит один из младших членов, сразу в несколько казу. — Некоторые игры лучше смотреть, чем играть, — отвечает он, опираясь на руки и вздыхая. "Как в игре на убийство". Затем теплая атмосфера сна переходит в холодную, и Кокичи резко поворачивает голову, чтобы посмотреть на него- но его брат ушел, и вместо него... Кайто смотрит на него с кровью на зубах и бледным лицом. — Ты... мы не обязаны этого делать, чувак, — говорил Кайто, но это ложь, и они оба это знают, и он не хочет оглядываться, потому что понимает, что машина нависает над ним своей непоколебимой сталью и медленно медленно медленно спускается- — Ты не настоящий, — огрызается он на воображаемого Кайто, который молчит, снова поднимая его. — Ничего не настоящее, ничего из- ПОСТАВЬ МЕНЯ! ОТПУСТИ МЕНЯ! НЕ ОСТАВЛЯЙ МЕНЯ ЗДЕСЬ! — Смерть — высшее милосердие, что ты заслуживаешь, — сказал Кайто, и Кокичи царапает, кусает и пинает его, как дикое животное, только для того, чтобы оказаться перед тюремной камерой, полной DICE. Его любимый DICE, был в ловушке, ранен и напуган, окровавлен, избит и беспомощен. — Почему ты не спас нас, босс? — говорил его заместитель, сжимая прутья окровавленными руками. — Почему ты не сделал большего? Теперь мы все мертвы, и это из-за тебя. Он с криком просыпается и проводит остаток ночи, забившись под одеяло на полу, чередуя гипервентиляцию и рыдания, не обращая внимания на кролика, спрашивающего не нужна ли ему помощь.***
Кокичи ждет, когда открыть глаза, пока шаги, похрустывая песком, не дойдут до него. Это именно тот человек, с которым он не хочет разговаривать. Как скучно. — Доброе утро, Кокичи, — поприветствовал мужчина. — "Глазной" парень, — прямо отвечает он, склонив голову. Хината моргает несовпадающими глазами, решаясь не комментировать прозвище. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он вместо этого, садясь. — Можем ли мы пропустить эту часть? — Кокичи не двигается. Песок теплый, приятный и мягкий, он занят воображением волн, шипящих вдоль берега, уносящих с собой все его плохие воспоминания в море. — А еще лучше, если ты просто оставишь меня в покое. Я и так знаю, кто ты, так что нет смысла затягивать шарады с хорошим полицейским. — А как ты думаешь, кто я на этот раз? — Хината вздыхает. Он заставляет его сказать это. Заставить его снова признать правду об этом мире. Кокичи скрипит зубами, он ни за что не собирается доставить ему удовольствие, — Обратная сторона фурсоны Монокумы, — говорит он вместо этого. — Приходи помучить меня за мои грехи. — Я реальный человек вне симуляции, Кокичи. Мы с тобой единственные настоящие люди в этом месте. — Пожалуйста, — Кокичи закатывает глаза. — Ты социальный работник людей, которые отправили меня в отпуск, и ты хочешь отвезти меня туда, куда я не хочу ехать. — Отпуск…? — морщинки беспокойства на лбу Хинаты становятся заметнее. — Ты все еще называешь это место так. — От-пуск, — повторяет Кокичи, —Путешествие на райский остров с полной изоляцией, о которой только можно мечтать. — Кокичи... — И эта кредитная карта даже не на нуле! Поверь, я пытался. — Кокичи, ты же знаешь, как это вредно для здоровья. — Ты знаешь, что еще вреднее для здоровья? Я не думаю, что ел что-то, кроме нездоровой пищи, за последние несколько недель, но каким-то образом я все еще могу нормально функционировать. Это здорово! — Симуляция предназначена для безопасного перехода от убийственной игры к реальной жизни, — тихо проговорил Хината. — Ты не можешь оставаться здесь вечно. И внезапно в его грудной клетке вспыхивает искра чего-то среднего между яростью и отчаянием. Он поднимается, и в его ушах начинает бурлить кровь. — Или что? — ледяным тоном спросил Кокичи. Кокичи знает, что Хинату нелегко напугать, и когда он обращает свой взор на океан, не возникает ощущения, что он отступает. — Ты знаешь, что представляет собой этот… райский остров, Кокичи? — спрашивает он, и Кокичи действительно не в настроении для лекции, но он все равно продолжает. — Остров Бармаглот… был местом проведения пятидесятого сезона Данганронпы. Они называли его золотой годовщиной. Это был мой сезон. Кокичи сутулится, обнимая руками торс и подавляя крик. Он не хочет сейчас думать об этом- — Они хотели, чтобы это был лучший сезон из всех, что к сожалению для нас, означало, что он также был самым кровавым, — рассказывал Хината, — В два раза больше участников, смертельные ловушки, спрятанные на каждом из островов. Они даже изменили способ работы мотивов, например, когда они сказали Фуюхико вырезать себе глаз, чтобы Пеко могла умереть быстро, а не страдать в течение нескольких дней. — Я похож на твоего терапевта, дикобраз? — шипит Кокичи. Острая боль пронзает его череп, а в горле ощущается горький металлический привкус. Вкус яда и крови. — Произошло столько всего, из-за чего симуляция стала работать неисправно, — продолжал Хината, — Когда люди умирали, их высшие таланты проникали в меня. Мне сказали, что стресс, связанный с таким количеством трансплантатов личности, был близок к тому, что мог разъесть мою лобную долю. Мне повезло, что я вообще проснулся... особенно с учетом того, что больше половины остальных не проснулись. — Зачем ты рассказываешь мне это? — скрежетал Кокичи. Если он откроет глаза, увидит ли он пляж или тусклый силуэт машины, приближающейся к нему? — Потому что я знаю, как сильно ты хочешь забыть о том, что произошло, — ответил Хината, — Поверь, я понимаю. Кокичи яростно трясет головой, впиваясь ногтями в кожу головы. — Я не собираюсь просыпаться. Ты не сможешь меня заставить. — Все время прятаться от своих проблем только навредит тебе, Кокичи. — Заткнись. Заткнись, заткнись, заткнись- — То, что случилось с нами... мы не можем забыть это, как бы мы этого ни хотели. О некоторых вещах нужно помнить. — МОЛЧИ! — он бросается на Хинату, его руки обхватывают горло, когда он использует свою инерцию, чтобы повалить его на землю. — ЗАТКНИСЬ! — Ко… гхк…— кашляет Хината, его глаза широко раскрываются от удивления, но если не считать движения рук вверх, дабы схватить запястья Кокичи, он кажется, не слишком беспокоится о сопротивлении. Эта мысль только подогревает гнев Кокичи, пока он не душит Хинату так сильно, что его суставы побелели. — Если ты так сильно хочешь, чтобы я выбрался из этой симуляции, ты можешь убить меня, потому что я никогда не проснусь! Я никогда не уйду, ты ПОНЯЛ МЕНЯ? Хината съежился, очертания его аватара мерцают, но он все еще не сопротивляется, и Кокичи ненавидит его за это еще больше, презирая его с кипящей злобой, которая гноится у него внизу живота. Он отстраненно задается вопросом, действительно ли он убил этого человека в реальной жизни. Или он все еще может остановить себя, чувствуя это. — С меня достаточно вас, садистов, и ваших дурацких игр, — кричит он, — Разве тебе не было достаточно смотреть, как я страдаю, когда ты наблюдал, как я убиваю троих своих друзей? Ты действительно думал, что я хотел вернуться к жизни после всего, что я сделал? Ты думаешь, я не знаю, что заслужил все, что у меня есть, в сто раз хуже? — высокий безумный смех вырывается из него, как кипящий котел. — Мне надоело! Я больше не притворяюсь хорошим человеком! Так что, пока вы, психопаты, не позволите мне умереть, я останусь здесь. Оставь меня в покое, или дай мне уже умереть, дай мне умереть, кто-нибудь, просто убейте меня... Он не знает, в какой момент Хината вышел из симуляции, только когда воспоминания испаряются, он снова мог нормально дышать, он стоит на коленях, слезы заливают его глаза, падая на песок.***
На видео ему были показаны девять фигур, которые называли себя его семьей. Девять клоунов в масках и клетчатых шарфах, каждый до боли знакомый, что он мог практически нарисовать их с закрытыми глазами. Несмотря на это, он держит глаза открытыми, чтобы запомнить лица, которые копирует из своего разума на страницу записной книжки. Мелодия ветра в парке Бармаглот убаюкивает его почти в медитативное состояние, заглушая шум его мыслей и помогая ему сосредоточиться на воссоздании сказочных фрагментов памяти в нечто более осязаемое. Он не Абсолютный Художник, но достаточно хорош, чтобы действительно воссоздать их, оглядывающихся на него. Ее… ее, с заплетенными в косу каштановыми волосами и застенчивым поведением. И… его, с тихим, медленным голосом и уравновешенностью. Потом… тот, и то, как он запрокидывает голову, когда смеется. Девять братьев и сестер без имен. Или, если верить Хаджиме — а он, вероятно, прав, девять имплантированных воспоминаний, которые в конечном итоге ничего не значат, потому что они никогда не существовали на самом деле. Было ли это глупо с его стороны оплакивать их тогда…? — Эм… Кокичи? Карандаш выскользнул из его руки. Он вернулся. Кокичи бросается вперед, заключая Шуичи в объятии, заставляя его споткнуться. Он здесь, он наконец, здесь, и это означает, что все будет хорошо- — Ой… эм, твоя хватка слишком крепкая- ах, ты в порядке, Кокичи? Он действительно не был. Ему трудно дышать из-за того, как сжимается его горло, и он хочет остаться здесь, уткнувшись лицом в грудь Шуичи навсегда. Это- это рай... как он выживал без этого так долго? Наконец-то Шуичи здесь- Если дрожание плеч Кокичи проявляется каким-либо знаком, то он не сможет сохранять самообладание обычным образом, поэтому когда он поднимает глаза, он не сдерживает слезы, которые уже текут по его щекам. — Конечно, я не в порядке! — он плачет, — Тебя не было девятнадцать лет! — Прошла всего неделя, — говорит Шуичи с легким смешком, и он обнимает другого уже более уверенно. — Неделя! — Кокичи насмехается, — Я собирался умереть от разбитого сердца, Шуичи! Ты такой жестокий! — Мне жаль…. Была пресс-конференция, и мне снова пришлось ехать в Киото. Я не хотел оставлять тебя одного. — Это не очень хорошие оправдания! — возмутился Кокичи, но на его взгляд, это слишком милосердно для его нрава, так что он добавил, — Встань на колени и умоляй о прощении! — Ах, я бы не хотел… Может, вместо этого мы могли бы просто прогуляться? — Хорошо, хорошо, я думаю, этого достаточно. Звучит не слишком скучно. Шуичи никогда не бывает скучным. — Отлично. Эм... как думаешь, не пора ли... отпустить меня? Ой. Странно так долго цепляться за людей, не правда ли? Кокичи отстранился от него, надеясь, что оставшиеся слезы не так заметны. — Значит ли это, что я выиграл? — Выиграл...? — Моя битва на стойкость с Усами! Собирается ли она наконец сделать то, о чем я просил? — Аа, я слышал о том, что случилось с Усами, — размышляет Шуичи. Его внимание переключилось на альбом, который Кокичи бросил на землю, — Это ее дневник? — Нет! Это приманка, — лжет Кокичи, когда детектив подбирает дневник. — Эй, ты не ответил на мой вопрос… Нежные руки Шуичи разглаживают складки на странице, смахивают заблудшие травинки, внезапно останавливаясь. — Это DICE, — бормочет он, — Не правда ли? Кокичи не отвечает. Шуичи бережно закрывает блокнот. — Прости. ты, наверное, не хотел, чтобы я туда заглядывал. — Все в порядке, — сказал Кокичи, но отчасти это было не так. Внезапно он перестает думать о DICE, Усами, прошлом или чем-то подобном, поэтому, когда Шуичи передает ему блокнот, он оставляет его на скамейке в парке, меняя тему. — Чем ты хочешь заняться сегодня? Может, пойдем в парк развлечений? Знаешь, ты еще не катался со мной на американских горках! — Я же говорил, что меня укачает, — протестует Шуичи. Он поправляет воротник и прочищает горло. — На самом деле, я подумал... эм, технически тебе вообще не нужно есть, так как ты подключен к капельницам, но... ты сказал Хаджиме, что ел одни сладости, и я слышал, как один из техников говорил, что даже имитация плотного обеда может быть психологически полезной, так... т-так что мне было интересно, хм, не хочешь ли ты пойти... в ресторан в отеле на ужин? Он слишком милый, когда краснеет, что Кокичи невольно смеется, — Нишиши! Мистер детектив приглашает меня на шикарный ужин? Это свидание, любимый? — А-а? Нет! Н-нет, я-я просто- я просто подумал- — Ох, и здесь я собирался целоваться с тобой так яростно, что ты бы увидел звезды… — К-Кокичи!***
Теплое желто-оранжевое освещение наполняет столовую непринужденным уютным светом. Эта атмосфера дополняется мерцающими свечами на столе, что кажется излишне идиллическим, но Кокичи не собирается убирать их, потому что Шуичи так очаровательно покраснел, когда заметил их, садясь за стол. Что ж, если честно, все в Шуичи восхитительно, от того, как его волосы падают ему на глаза, до того, как он нервно теребит палочками для еды. Кокичи хотел бы вечность любоваться им. Ах, нет... в хорошем смысле, просто... Шуичи очень красивый, и когда Кокичи смотрит на него, он может забыть все плохое, что когда-либо происходило, может создать новый и более яркий мир для существования. По крайней мере, он мог бы это сделать, если бы перестал шугаться от каждого звука в ресторане. Его глаза продолжают рассматривать других посетителей, в поисках чего-нибудь необычного. Может быть, скопление камер наблюдения или монохромный медвед.. Что угодно, что могло предупредить его, что он наконец-то сломался и все это галлюцинации. Это слишком идеально, больше походит на его мечты, и если он будет продолжать думать таким образом, его мозг зафиксируется на том факте, что Шуичи не совсем- Заткнись, заткнись, заткнись- — Эй... Кокичи вздрагивает, когда его осторожно касается рука, и Шуичи быстро убирает ее. — Ах… извини, ты выглядел немного напряженным, я… все в порядке? Все не в порядке, он разговаривает с- Прекрати! Шуичи, он разговаривает с Шуичи. Кокичи приходится дважды сглотнуть, прежде чем он смог найти слова для ответа. — Просто... просто я шокирован тем, что у Шуичи такой ужасный вкус! Темпура удон, серьезно? Это самая скучная еда на планете! — Она не скучная! — Шуичи надулся, откусывая гриб, — Просто вкус более приглушенный…. Не понимаю, как можно наслаждаться такими острыми вещами. — Какое удовольствие есть то, что не заставляет тебя чувствовать себя живым? — Кокичи берет из карри кубик картофеля и рассматривает его между кончиками палочек. — Кроме того, откуда ты знаешь, что оно острое, если никогда не пробовал? — Потому что я отсюда чувствую запах кайенского перца- — Попробуй! — Кокичи наклоняется вперед, размахивая палочками перед лицом Шуичи. — Не будьте ребенком, мистер детектив, который, наверное, даже не ест васаби со своим сашими! — Я просто не люблю... — Хлеб и вода Шуичи! Айн Блэнд! Шуичи "Овсяная каша" Сайхара! — Х-хорошо, хорошо... — Шуичи наклоняется вперед и откусывает кусочек с палочек Кокичи. Кокичи замирает на месте, когда его сердце внезапно решает перестать работать. Шуичи отводит глаза, Кокичи догадывается, что он удивился не меньше, но он все же не показывает этого, жуя с легкой гримасой, а затем сглатывает, быстро потянувшись за стаканом воды. — Ой. Да, это... оно просто попало прямо в глубину моего горла, и я начинаю кашлять... — он прочищает горло и делает еще глоток воды, — Думаю, я понял, что ты имеешь в виду, говоря, что ты чувствуешь себя живым. — Я… ах-хах...— Кокичи отстраняется, чтобы выпить свой собственный напиток, что-то газированное и такое сладкое, на вкус как огонь. Он не должен так волноваться, как волнуется сейчас, но его щеки горят по причинам, не имеющим ничего общего с капсаицином,* и все, о чем он может думать, это то, что Шуичи косвенно поцеловал его. Как он- как он может просто- как он может делать с ним такие вещи? — Думаю, мне нравится удон, потому что это нечто большее, чем просто вкус, — говорит Шуичи, он не имеет права выглядеть так невинно. — Например, текстура. Он какой-то упругий и тягучий, понимаешь? Кокичи невнятно мычит, не понимая, что хочет сказать Шуичи, пока он не протягивает свои палочки для еды с лапшой на них. Шуичи на самом деле собирается "убить" его. — Ах, ты должен есть медленно, — сказал Шуичи, когда Кокичи пробует блюдо и отчаянно пытается перестать краснеть. — Сосредоточься на том, на что это похоже. У лапши есть свой вкус, но она также впитывает вкус бульона и креветок. — Хм, — Кокичи закрывает глаза и старается не думать, что это не тот удон, которым он хочет насладиться. — Он не слишком густой, но все равно сытный, даже если сам бульон жидкий. — Мммм... — Также удон известен тем, что он легко перевариемый, так что… по крайней мере для меня, он… успокаивающий? Во всяком случае, это то, что я думаю, — заканчивает Шуичи, и Кокичи снова наблюдает за одной из тех мягких, неуверенных улыбок, от которых у него болит сердце. — Эм, что ты думаешь? Кокичи откидывается на спинку стула, изучая текстуру дерева на столе. — Успокаивающий, — соглашается он, и это правда, но нежные слова Шуичи, застенчивая улыбка, его глаза цвета "расплавленное золото" и еще много всего... Впервые за несколько дней он снова почувствовал себя настоящим человеком. — "Это нормально", — думает он. В этом мире все в порядке, никто не ранен, и Шуичи рядом. Шуичи здесь, в отпуске с ним, в безопасном мире, где больше ничего не должно существовать. Да, так и есть. Все в порядке, и с ними никогда не случалось ничего плохого. Может быть, DICE тоже здесь. Они бы назначили это "свидание" самостоятельно после того, как им надоест тоска лидера, как-то подкупив их любимого детектива, чтобы тот встретился с их "Лордом-вором" без масок, без ограблений, без окружения полицейских. Сейчас они бы наблюдали из окон или из разных кабинок, одетые в нелепую маскировку, чтобы сделать не очень скромные снимки для шантажирования Кокичи. И всю ночь он получал бы бесполезные сообщения: "ПОЦЕЛУЙ ЕГО, болван!" или "Смотри, Босс ПОКРАСНЕЛ!" Пока он не выключит свой телефон, а затем они с Шуичи вышли бы на улицу и смотрели на звезды, и он бы придумывал различные способы, дабы рассмешить Шуичи. И Шуичи пристально смотрел бы на него, как будто он действительно видит его, и может, Кокичи наконец наберется храбрости, чтобы пробормотать: "Знаешь, ты действительно мне нравишься." И Шуичи бы улыбался и... — "Ах", — думает он про себя, — "Ты лжешь сам себе. Но это такая приятная ложь". В конце концов, Шуичи убирает свою тарелку и с легким вздохом отводит взгляд, отчего Кокичи стиснул зубы, потому что именно так он вздыхает, когда приходит время для того самого разговора. — Эм… Кокичи? Единственный выход Кокичи — тихо выдохнуть задержанный воздух. — Я-я знаю, что ты не хочешь, но... но мне действительно нужно поговорить с тобой кое о чем, — сказал Шуичи, — Пожалуйста? — Мой мистер детектив может говорить о чем угодно! — Кокичи говорит с такой ноткой тона, что он звучит более саркастично, чем ему хотелось бы. Он берет последний кусочек карри и желает, чтобы он жег настолько сильно, что причинил бы боль. — Речь пойдет о Кайто. Шуичи взвешивает каждое свое действие, ожидая ответа, он знает — поэтому он старается не нагружать его. Кокичи старательно медленно жевал, глядя на конденсат на своем стакане с газировкой, затем проглотил последние остатки карри и поставил палочки для еды на тарелку крестиком. Когда он говорил, его голос звучал с таким же отработанным безразличием, как и на его лице. — Что насчет него? Шуичи складывает руки на столе. — Я знаю, что между вами… между вами много всего… произошло, — начинает он, но останавливается и прикусывает губу. Затем, будто меняя тактику, — Ты сказал мне, что не хочешь, чтобы кто-то еще входил в симуляцию, но я думаю… я думаю, что вам двоим было бы лучше, если бы у вас была возможность поговорить. Всего несколько минут, я просто- я знаю, что это- — Почему ты говоришь мне об этом, Шуичи? — Кокичи прерывает его, и Шуичи тщетно пытается скрыть поддрагивание. — Что ты и-имеешь в виду? — Ты можешь сказать, что это плохая идея, — отмечает он, — Ты даже не хочешь думать об этом. Ты бы не поднял этот вопрос, если бы что-то не приводило тебя в отчаяние, — наконец он поднимает голову, — Так чего же ты на самом деле хочешь? Шуичи не смотрит ему в глаза. — Я... волнуюсь за него. Мы всегда рядом с Кайто. Слова непроизвольно воспроизводятся в его голове, и он мотает ей, словно пытаясь избавиться от воспоминаний. — Он... он плохо себя чувствовал с тех пор, как очнулся от симуляции, — сказал Шуичи. — И кажется, что в последнее время ему становится хуже. У него огромные мешки под глазами, и я не думаю, что он ел что-либо, и-и я боюсь за него. Я просто хочу вернуть своего друга. Посмотри на себя, Кокичи. Ты один. У него заболел живот. — Я действительно думаю, что это ему поможет. На самом деле, вы оба- если бы вы двое могли поговорить, я думаю... вы могли бы помочь друг другу отойти от того, что произошло. Ты один... — Пожалуйста, Кокичи, — говорил Шуичи, и было бы ошибкой взглянуть ему в глаза, потому что они настолько чисты, серьезны и совсем ее замечают того, что давят прямо на него. Кокичи согнулся, скрестив руки так сильно, что они задрожали. — Я не... хочу его видеть, — бормочет он, но тут же сожалеет об этом, когда выражение лица Шуичи падает, и он выглядит таким побежденным. — Ладно, послушай, — добавляет он, хотя понятия не имеет, что собирается сказать. Какой здесь мотив? Он не может этого понять. Это еще одна уловка "Основания Будущего" убедить его покинуть симуляцию? Иначе зачем им программировать фальшивого Кайто в дополнение к фальшивому Шуичи? Если только… настоящий Кайто был тем, о ком они действительно беспокоились? Он вздыхает. — Если это поможет ему спать по ночам, скажи ему… И Шуичи снова поднимает глаза с такой благодарностью на лице, что Кокичи не может смотреть на него, чтобы избежать этого. Он этого не заслуживает. — Скажи ему… что я ничего не имею против него, — говорит он. — Это... не ложь? — Шуичи убеждается. Кокичи лениво качает головой, все еще не поднимая взгляда. — Я хотел разрушить убийственную игру, а он хотел спасти своего друга. Мы оба получили то, что хотели. Я бы сказал, что конец больше, чем оправдывает. Было ли это ложью? (Я не хочу умирать, Шуичи, извини, извини, спаси меня, Шуичи, пожалуйста, извини этобольнопрекратиэто-) Его пальцы сжимаются в форме когтей, резко впиваясь в его предплечья. — Ты так говоришь, но... я имею в виду, если бы был другой способ... — Шуичи сглатывает, — Вы двое никогда не смотрели друг другу прямо в глаза, но я знаю, что Кайто никогда бы не хотел… того, что произошло. Он никогда не ненавидел тебя. — Это не имеет значения, — отрезал Кокичи, один из них мог бы быть честным, — Это был мой план, так что я тоже должен сталкиваться с последствиями. Кайто хороший человек, и он поступил правильно. И если это будет преследовать его всю оставшуюся жизнь... это на мне. Дурное ощущение в животе нарастает. Он заслужил все, что с ним случилось. Он заслужил все это после того, как просто стоял в стороне, пока его друзья убивали друг друга, а затем вмешался, чтобы убить еще двоих. После того, как предал их всех и приговорил другого к потенциально пожизненной травме и неуместному чувству вины. Он не заслуживает того мягкого финала, который получил его рассказ. Он должен быть мертв, его следует забыть и стереть, DICE были бы в таком ужасе, если бы увидели, кем он стал. Шуичи был прав насчет него, Шуичи был прав- — Спасибо, Кокичи, — пробормотал Шуичи. Его голос звучит так, будто он доносится издалека, и Кокичи не заслуживает этих сладких слов. — Я знаю, что тебе трудно об этом говорить, поэтому… спасибо. Это будет много значить для Кайто. Кокичи через силу пожимает плечами и делает еще один глоток в надежде, что это скроет то, как горят его глаза. Он абсолютно безвкусный. Он не хочет больше здесь находиться. — Я действительно надеюсь, что ты чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы когда-нибудь поговорить с ним лицом к лицу. И не только с ним, — надеялся Шуичи, и Кокичи может сказать, что он только пытается быть хорошим, но он не хочет говорить об этом — Ты и Рантаро, вероятно, действительно хорошо поладите, и я думаю, Киибо тоже хочет узнать тебя получше. И Каэде спрашивала Хаджиме, может ли она навестить тебя здесь... Некоторые из них спрашивали и продолжают спрашивать, и он так устал отказывать на их просьбы, сколько раз он должен сказать "нет", прежде чем Усами поймет его? Он больше не хочет говорить, он больше не пытается загладить вину. — Не мог бы ты позволить им разбудить тебя, Кокичи? Пребывание здесь не помогает тебе исцелиться. Я думаю, ты это знаешь. Он перестал заботиться об этом с самого первого дня. — Я просто... не хочу, чтобы ты вот так пропадал. Ты заслуживаешь лучшего конца, чем этот. Прекрати, прекрати, прекрати- — Я знаю, что все это нелегко. Для всех. Но... единственный способ избавиться от этого — помочь друг другу поправиться, — продолжал Шуичи, — Если мы простим и… позволим себе быть прощенными тоже. Именно эта идея толкает его через край. Будто бы вне симуляции, его ждёт прощение. Сардонический и горький хриплый смех выталкивает воздух из его груди, пока не возникает ощущение, что он, снова, собирается сломаться. — Не надо, — рычит он, — Не делай этого. Я не уйду. Я никогда не уйду отсюда, и ты меня никогда не убедишь. — Кокичи... — Шуичи вытягивает ладонь, чтобы взять его за руку, и он вздрагивает, потому что не может вынести такого рода нежности, не может быть обманутым, полагая, что Шуичи чувствует к нему что-то кроме ненависти. — Я никогда не уйду, — шепчет он, — Теперь это мой мир. — Он нереален, — мягко, но решительно говорит ему Шуичи. — Ты знаешь, что он ненастоящий. Ты действительно хочешь продолжать лгать себе? — Неважно, чего я хочу. — Конечно же важно-! А что насчет того, что ты сказал Химико? — взрывается Шуичи, — После смерти Тенко и Анджи ты сказал ей, что лгать самой себе — неправильно. Ты сказал, что это только причиняет боль. Что с этим случилось? — Гидравлический пресс, вот что с этим случилось, Шуичи! Теперь настала очередь Шуичи вздрогнуть, рефлекторно потянувшись за край кепки, которой там нет. — Я могу быть лицемером, но я не дурак, — продолжает Кокичи, — Это место — единственная версия реальности, которую я могу выдержать. Так что, да я собираюсь лгать себе, и я буду продолжать делать это до тех пор, пока машина виртуальной реальности заставляет мое сердце биться. Это единственный выбор, который у меня остался, — слабая улыбка искривляет его губы, но только из-за того, как жалко это звучит вслух. — Вот как это закончится. Со мной, убегающим в этот сладкий, фальшивый маленький сон с милой, фальшивой версией моего любимого, которая не ненавидит меня так сильно, как я. — Кокичи, — снова выдыхает Шуичи. Почему он выглядит так, будто вот-вот заплачет? — Кокичи, почему ты не веришь, что это действительно я? Кокичи смотрит в эти блестящие, как звезды, золотые глаза и вспоминает, как они были обеспокоены, когда Шуичи перевязывал порез на его руке, как они стали твердыми, как осколки стекла после казни Гонты — и как, к тому времени, они увидели внешний мир, они больше не могут смотреть на него. — Потому что настоящий Шуичи никогда бы не захотел меня видеть, — говорит он. Шуичи вздрагивает при этом, прикрывая рукой рот, когда из него выходит странный сдавленный звук. — Кокичи… почему... — Некоторых людей просто не стоит спасать, — что-то, что он знает какое-то время, какая-то его часть хочет доказать неправоту, но другая часть хочет, чтобы Шуичи уже осознал это, отказался от него, как Кокичи отказался от самого себя. — Все, что они когда-либо сделают, это причинят боль людям, которые им небезразличны. Некоторым людям… просто предназначено быть одним. Почти забавно, что это не больно говорить. Он так долго думал об этом, что описать это словами просто… очевидно. Просто правда. Но Шуичи слишком тихий, и это было странно, Кокичи это понимает, поэтому он неохотно поднимает глаза... и сразу же поражается ужасной болью на лице Шуичи. Он выглядит испуганным, опустошенным, его плечи дрожат, по щекам текут слезы- Слезы? Он смотрит, не понимая, и задается вопросом, почему? Что он такого сказал, что причинило боль его любимому, как он мог быть таким легкомысленным- Шуичи резко встает, и судорожно бормоча, извиняется, и затем он уходит, в ресторане царит тишина и расслабленность, до тошноты нормальная, и Кокичи… онемел. Я заставил Шуичи плакать. Почему? Шуичи не должен плакать, он... он в безопасности, и он со своими друзьями, и- Он компьютерная программа, он не должен- Я причинил ему боль. В этом нет смысла, симуляция никогда раньше не делала ничего подобного — должно быть, это была неисправность или что-то, что "Основание Будущего" добавило, чтобы манипулировать им- Я всегда причинял ему боль. Ему так надоело видеть, как Шуичи больно, и еще больше надоело быть виноватым. Почему боль — единственное, что он может ему предложить? Я заставил его уйти. Кокичи не хочет быть один. Он ушел и не вернется. Наступает паника, и он с трудом поднимается на ноги, шатаясь, к выходу. Шуичи не следует грустить, он единственное, что делает этот мир терпимым, он не может просто уйти- Он бежит, дикий, неистовый и отчаянный, сердце бьется так же, как тогда яд проходил по его венам и пожирал его изнутри. Пустые пространства, оставленные Страйк-9, теперь заполнены ужасом и своего рода беспомощной кричащей потребностью, как будто если он не доберется до точки выхода до того, как Шуичи исчезнет, он действительно умрет. Он хотел бы- он хотел бы, чтобы здесь была другая машина, которая могла бы убить его снова, потому что он не заслуживает еще одного шага к своему любимому, но сама мысль о пребывании вдали от него еще на секунду, вызывает агонию. Он догоняет Шуичи на мосту, ведущем на второй остров, и слышит самого себя, выкрикивающего имя другого голосом, не похожим на его собственный. Шуичи оборачивается назад, и Кокичи хватает его за ладонь обеими руками и выдыхает, — Мне жаль, мне очень жаль, Шуичи, мне так жаль, пожалуйста, не уходи. — Почему нет? — Шуичи смахивает несколько слез рукавом своей свободной руки, — Я-я думал, ты хочешь- — Не уходи, Шуичи, мне так жаль, я- это было так глупо, то что я сказал, пожалуйста, не грусти больше, — он не уверен, что сможет дышать из-за отдышки после бега или из-за истерии, кипящей в его голове. — Пожалуйста, не уходи, я не хотел причинять тебе боль- пожалуйста, не уходи, Шуичи, мне мне очень жаль- — Ох, Кокичи... — тон Шуичи странный, мягкий и жалкий, как будто он видит что-то, чего не видит Кокичи, и медленно качает головой, по мере того как все больше слез идет по пути остальных. Кокичи опускается на колени, готовый унижаться, если это необходимо, но Шуичи садится вслед за ним, накрыв рукой руку Кокичи, а затем они оба плачут, и он не знает почему, все что он может сделать, это повторять мантру: "Прости и держись как можно крепче". Это ужасно. Шуичи ужасен. Шуичи замечательный, добрый, прекрасный и идеальный, и Кокичи его ненавидит, Кокичи его обожает, это не имеет значения, потому что Шуичи на самом деле здесь нет, но Кокичи не хочет быть один, просто позвольте мне еще немного притворяться, пожалуйста, позвольте мне- — Я… я останусь, — наконец говорит Шуичи. — Я могу остаться еще ненадолго. — "Не стоит", — хочет сказать Кокичи, но его рот не подчиняется ему. Ты не должен оставаться, если не хочешь. Я не заслуживаю тебя здесь. Я не достоин твоей милости. Но там, на мосту, плача слезами облегчения, он впитывает столько милосердия, сколько может, и надеется, что этого достаточно, чтобы утопить его. Они оказываются на пляже, прогуливаясь по периметру первого острова, и их путь освещает лишь не полная луна. Она висит высоко и ярко светит на фоне панорамы большого количества звезд, сверкающих между пальмовыми листьями, его тысячи раздробленных отражений мерцают на просторах моря. Как разбитое зеркало или полоса статического электричества на экране. Волны накатываются на чистейший белый песок, каждый раз едва не касаясь ног Кокичи. Эта тишина заставляет чувствовать некую боль, и все кажется туманным и нереальным, как будто он смотрит через оконное стекло. Он охвачен оцепенением. Похоже, ураган мыслей из прошлого выжал из него все — он не может думать, и хотя это чувство отличается от прежнего, оно так же неприятно. По крайней мере... он сейчас не один? (Возможно это и так, это все лишь тщательно продуманный сон, и магия разваливается вокруг него. Фантазия, идущая рядом с ним, — это очередная ложь, просто призрак всего, что он когда-либо хотел, — он хочет, чтобы это было достаточно бредово, чтобы в это поверить.) Но Шуичи- Шуичи держит его руку, нежно, но уверенно, будто он действительно хочет это делать, и его большой палец мягко касается руки Кокичи- Кокичи внезапно осознал все, мягкость пальцев Шуичи и прохладу его кожи настолько, что споткнулся. — Ах, Кокичи, ты в порядке? Он не может не взглянуть на милое беспокойство в глазах Шуичи. Эти длинные ресницы делают их такими большими и яркими в лунном свете. Кокичи случайно смотрит на его губы и отводит взгляд в сторону. — Да, прости. — Мне... жаль, я расстроил тебя, — бормочет Шуичи. Кокичи качает головой, сжимая руку Шуичи крепче. — Это не твоя вина, — сказал он, и это правда. Он сам виноват в том, что он такой жалкий, навязчивый и приставучий- Приставучий. Кокичи свободной рукой прижимает руку Шуичи к груди, вероятно, слишком сильно. Он ослабляет хватку, но не может заставить себя отпустить его. Просто от близости к Шуичи у него кружится голова от чувств, которые он не хочет называть. Это больно, словно порез от игры с ножом. Но они такие теплые, как Шуичи, когда краснеет, протягивая ему пачку взрывной жевательной резинки, потому что она напомнила ему о нем. Они горят глубоко внутри него, точно так же, как когда его ноги подкосились в ангаре, и Кайто пришлось тащить его к машине, и он лежал там, глядя на металлическую плиту, плача и сожалея обо всем. Шуичи заставляет его чувствовать все больше и больше, снова и снова, и он ненавидит это, и ему это нравится, и он хочет, чтобы это прекратилось, и он надеется, что этого никогда не произойдет. — Слушай... — Шуичи замедляется, его другая рука касается запястья Кокичи, — Давай присядем ненадолго, хорошо? — "Все что угодно". Все, что позволит мне побыть с тобой еще немного ", — хотел сказать он. Но вместо этого он лишь кивает, позволяя Шуичи отвести его к более сухому песку. Если бы это было так просто- если бы они встретились в другой жизни, может быть они пошли в одну и ту же школу или что-то в этом роде, они ускользнули бы из общежития на милую прогулку по пляжу — другая жизнь, в которой у них обоих не было смерти и отчаяния, вписанных в каждую строчку их воспоминаний, не было призраков их друзей, висящих на их шеях- — Я хотел…. — неожиданно начал Шуичи, затем делает паузу, чтобы сглотнуть. Он звучит устало, — Я хотел бы все это убрать. Хотел бы сделать хоть что-нибудь, — у него перехватывает дыхание, и он подносит руку к глазам. — Я просто хотел бы помочь нам всем перестать страдать. Кокичи смотрит на их переплетенные пальцы. В другой жизни Шуичи все равно заслужил бы лучшего. Как будто бы в ответ, он бьется лбом о плечо Шуичи, закрывая глаза. В игре мониторы весело звенели каждый раз, когда они теряли кого-то. Даже в первый раз, за несколько мгновений до того, как он понял, что это означает, маленький динь-дон, дон-динь заставил почувствовать ужас, необъяснимое шестое чувство, предупреждающее о чем-то очень нехорошем. Он испытывает ту же дрожь в животе каждый раз, когда срабатывает будильник на часах Шуичи, каждый раз, когда тихий и обманчиво безобидный писк разбивает любую иллюзию, за которую он держится. На этот раз, когда будильник прерывает их приятную тишину, даже сам Шуичи вздрагивает от звука и быстро пытается его выключить. Его плечи опускаются, и Кокичи прижимается лицом к Шуичи, его горло болезненно сжимается. — Кокичи... — Шуичи медленно и грустно произносит его имя, как будто Кокичи до сих пор не понимает, что его ждет. — Почему ты должен уходить? — слова ускользают, и он говорит это так тихо, что это едва ли можно назвать шепот. Шуичи касается руки Кокичи, затем отстраняется, как будто он не уверен, приветствуется ли этот жест. — Я… Кокичи, ты знаешь, я бы остался, если бы мог… — он колеблется, — Врачи не пустят меня обратно, если я нарушу правила... Я не подключен к системам жизнеобеспечения, как ты, и... Кокичи физически больно отпускать его ладонь. Он встает, прерывисто вздыхая. Оцепенение прошлого вернулось, а вместе с ним и странное принятие — то же самое, что он чувствовал в ангаре, когда просматривал страницы с бесполезными сценариями убийств, его внимание остановилось на блестящей металлической машине, холодное понимание овладело им, и он понял. Шуичи встает, наполовину тянувшись к нему. — Я вернусь, как только смогу, — говорит он почти умоляюще, — Кокичи, ты же знаешь, я бы... — Я провожу тебя обратно, — это звучало как вопрос, когда он сказал это. Шуичи выдыхает и кивает. — Хорошо. Кокичи думал, пока они шли, — Шуичи может найти сколько угодно оправданий, но нет причин, по которым компьютерную программу нужно время от времени отключать. В этом нет никакого смысла, особенно когда вокруг так много других программ, не имеющих подобных правил. Может быть, если он поиздевается над Усами еще немного, он сможет раскрыть правду. Или, может быть, правда заключалась в том, что даже фальшивый Шуичи не мог находиться рядом с ним слишком долго. — "В этом есть смысл", — решил он. Каким бы поразительно реалистичным ни был Фальшивый Шуичи, программисты должны были основываться на оригинале. Они просто... убрали те вещи, которые могли вырваться наружу, разбавили все плохие воспоминания до тех пор, пока ИИ не стал реалистично проявлять доброту. Доброту, а не прощение. Он все еще ненавидит его, он просто запрограммирован на то, чтобы хорошо относиться к этому. Фальшивый Шуичи — это красивая ложь, снисходительный сон во сне, горько-сладкое напоминание о том, что могло бы быть. Что могло бы быть... Кокичи смотрит на призрака, идущего рядом с ним, и вспоминает, как Шуичи сосредоточенно хмурился, когда Кокичи сказал ему ложь за не совсем ложью о секретной злой организации. Как он спрашивал о таланте Кокичи и продолжал спрашивать, спустя большое количество времени, хотя кто-либо другой в раздражении вскинул бы руки и ушел. Он вспоминает, как Шуичи застенчиво улыбнулся со словами: "Спасибо, именно так, как я люблю", когда Кокичи, в основном в шутку, предложил ему кофе на их чаепитии. Он помнит, как он себя чувствовал, когда Шуичи смеялся над его шутками, и как Шуичи фыркал, когда Кокичи называл его своим любимым детективом. Он помнит, как Шуичи искал его, играл с ним в бессмысленные игры разума, говорил о лжи, говорил о правде. И он думает, — "Я мог бы сделать тебя счастливым, Шуичи". Он вспоминает… вспоминает, как Шуичи смеялся с Маки и Кайто во дворе. Обсуждал свои любимые детективные романы с Кируми. Как Шуичи и Гонта держали маленькие чашечки с сахарной водой в окружении облака бабочек. Как он с увлеченным вниманием слушал одну из лекций Киё. Как Шуичи и Рантаро просматривали дневник путешествий и обсуждали отпуск своей мечты. И как он в лаборатории Каэде, терялся в воспоминаниях под мелодию "Claire de Lune". И он думает, — "Любой может сделать Шуичи счастливым". Перед ними стоят руины, покрытые зарослями, за исключением массивной двери и выгравированного на ней словом: "Будущее". Будущее, которое представлял сам Шуичи, столь же близкое, столь же далекое, столь же незаслуженное. Дверь с грохотом распахивается, когда они приближаются, открывая яркий свет точки выхода, который уводил Шуичи каждый раз, который разбудил бы Кокичи в его настоящем теле, если бы он вошел в него. Шуичи останавливается в шаге от него, закусывая губу, как будто пытаясь что-то сказать, но прежде чем он успевает подобрать слова, Кокичи тянет его за рукав. — Шуичи? — тихо говорит он, но его все еще можно услышать, если прислушаться. Шуичи поворачивается к нему. — Прежде чем ты уйдешь, могу я проявить эгоизм еще раз? — А...? Шуичи не двигается, когда Кокичи подходит ближе, тянувшись кончиками пальцев до его челюсти и задней части шеи. Он позволяет Кокичи наклонить его голову вниз, позволяет ему парить в нескольких дюймах, достаточно близко, чтобы почувствовать как их дыхание, растворяется в ночном воздухе. Кокичи делает паузу, чтобы дать ему шанс отстраниться. Но он этого не делает. Так что Кокичи закрывает глаза, сокращяя расстояние между ними. Он думает: "Ты все, чего я когда-либо хотел. Я никогда не буду достаточно хорош для тебя. Я люблю тебя, Шуичи". Я люблю тебя. Я… Это значит все в мире и абсолютно ничего, это больно, это так больно, что он едва может думать об этом, но это рай, и он никогда не хочет, чтобы это прекращалось. Губы Шуичи такие мягкие. Все в Шуичи мягкое, нежное, сладкое и хорошее. Он заслуживает весь мир, и Кокичи хочет подарить его ему. Хотел бы он сказать правду. Хотел бы, чтобы все было иначе. Медленно он скользит рукой по плечу Шуичи, используя его, чтобы отстраниться. Это еще больней. Он не может открыть глаза и чувствует себя таким слабым, задыхающимся, хрупким. Треснувший и опустошенный. Когда он, наконец, открывает глаза, глаза Шуичи распахиваются от удивления и дюжины других эмоций. Кокичи склоняет голову, делая глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Извини, — шепчет он, — Я лишь хотел узнать. — Кокичи, — выдыхает Шуичи, словно пуля в сердце. — Прощай, Шуичи, — сказал Кокичи, толкнув его в свет. Тихий возглас удивления внезапно прекращается, когда он проваливается в дверь, исчезая в сиянии, Кокичи снова остался один во сне, который внезапно кажется слишком огромным. Один, с легким привкусом губ Шуичи, который остался на его губах. И он думает: "Достаточно было просто знать тебя". Это ложь.***
Фальшивое солнце встает над фальшивым океаном, фальшивые чайки летят по фальшивому небу, и фальшивый ветер треплет фальшивые пальмовые листья. Кокичи лежит на животе в искусственной траве и разговаривает со своей поддельной семьей в поддельной записной книжке. Дает им вымышленные имена и просматривает все, что о них помнит. Снова и снова извиняется, желая обнять каждого из них на прощание в последний раз. Интересно, было бы больнее умереть или вообще не существовать. Он оставляет записную книжку своих воспоминаний на сиденье одной из кабинок колеса обозрения на четвертом острове, потому что однажды он пообещал им, что они украдут "Лондонский глаз"* вместе. Он покупает банку фальшивой газировки в фальшивом круглосуточном магазине на первом острове и сидит на фальшивом пляже, наблюдая за фальшивыми волнами. Интересно, когда он подойдет к концу симуляции, начнет ли он плавать или уже утонет. Белый песок, синее море, голубое небо. Размытые, как любительская акварель. Он открывает содовую и подносит ее ко рту, но… даже от одной мысли о том, чтобы выпить, его начинает тошнить. Он ставит напиток на песок и пальцами опрокидывает его, наблюдая, как пузырящаяся жидкость стекает и впитывается в песок. Цвета неправильные, как кровь на металлическом полу. Он ходит по фальшивым улицам пятого острова, проходя мимо фальшивых небоскребов, фальшивых прохожих и их фальшивых разговоров, пока наконец, не останавливается у фабрики, на которую он так и не смог войти. Пахнет маслом, металлом и машинами, он слышит звуки и тут же снова оказывается в ангаре, испытывая головокружение от адреналина и отчаяния, он опирается на Кайто, чтобы он не упасть и тут же не умереть. Кайто что-то говорит о том, что может быть, ему следует присесть на минутку, и Кокичи не согласился тогда, но теперь соглашается, он опускается на четвереньки, сильно потея. Когда его зрение восстанавливается и он перестает задыхаться, он садится, прижимаясь спиной к стене фабрики, прикрывая уши и пряча лицо в коленях. Пытаясь убедить себя не представлять себе, что Шуичи здесь с ним, снова держит его за руку, обещая, что все будет хорошо. "Ты со мной. Никто больше не причинит тебе вреда", или может быть, "Дыши со мной, скоро все закончится. Теперь ты в безопасности". Я тебя люблю. Он смеется, пока в его легких ничего не остается. Раньше он называл эти маленькие мечты навязчивыми мыслями, но теперь они кажутся больными и безумными. Кто-то осторожно похлопывает его по плечу, и он уже знает, кто это, и вспоминает, как сильно он их ненавидит, прежде чем поднять голову к обеспокоенному лицу Усами. — Кокичи? — мягко говорит она, —Эм... как ты знаешь, я запрограммирована появляться, когда ты в большом стрессе, и эмм... — она неловко ерзает, — Н-не хочешь обняться? Кокичи даже не может заставить себя включить свою обычную язвительность. Ему кажется, что он тупо смотрит на нее в течение нескольких минут, что довольно долго, посему она снова извивается и говорит, — Я не думаю, что фабрика — хорошее место для тебя. Я прикажу "Основанию Будущего" отредактировать эту область карты, ну так... — она дергает его за рукав, и Кокичи медленно-медленно, механически встает. — Хм, давай найдем другое занятие! Ты любишь фильмы? Ты уже видел магазины с торговыми автоматами на этом острове? О, я имею в виду, конечно, ты ты видел... но как насчет лавки с конфетами? Он совсем не слушает ее, позволяя ей вести его куда угодно, оглядываясь через плечо на фабрику, он снова задается вопросом, есть ли внутри что-нибудь полезное. Затем его взгляд поднимается выше, к вершинам небоскребов, и он думает, — "Хмм..."***
Усами устроила пикник рядом с ранчо на первом острове. Одеяло в красную клетку и все такое. Он должен смеяться, потому что это действительно забавно, насколько она впечатляюще невежественна в отношении программы реинтеграции после убийственной игры в реальную жизнь. Она ставит перед ним кусок клубничного пирога, а затем берет один себе, рассказывая какую-то историю о... Ему все равно, он едва слышит ее голос из-за того, что делает его мозг. Он такой тихий, но такой громкий, просто пустота, и снова пресса гудит, фантомные боли пробегают по всему телу. (Он так устал от этого чувства.) Он не хочет быть здесь, но ему больше некуда идти, нечего делать. Он обыскивает каждый остров снова и снова, и каждый раз они кажутся менее реальными. Он начинает задаваться вопросом, настоящий ли он, считается ли его нынешнее состояние живым. Он всего лишь тяжеловесная оболочка тела в больнице, мечтающая о мягких розовых кроликах, тропических пляжах, парках развлечений, мягких руках, тихом добром голосе и самых красивых глазах, которые он когда-либо видел- Вот к кому он всегда возвращается. Призрак на краю каждой его мысли. Где-то снаружи Настоящий Шуичи с людьми, которых любит, лечиться, оставив убийственную игру далеко позади. Так же оставив Кокичи, и это нормально, он с этим согласен, так и должно быть, потому что Шуичи уже был слишком добр, чтобы оставить отголосок себя, захороненный в симуляции, чтобы Кокичи мог держаться. Шуичи разрешено уйти. Шуичи позволено забыть того, кто только причинял ему боль. Кокичи может фантазировать и подыгрывать фальшивому Шуичи, который настаивает, что он реальный, но на самом деле так не должно быть, из-за этого этот спектакль затянулся на дольше, чем должен был. Он устал. Устал от фальшивых миров, устал от воспоминаний, устал от последствий, с которыми он не планировал столкнуться после своего собственного убийства. Устал чувствовать только вину, одиночество и отчаяние. И он так устал притворяться. — Усами, — его голос звучит неестественно грубо, и он прервал ее прямо на середине рассказа, но она кажется скорее удивленной, чем расстроенной. —Давай сыграем в игру. — Ха-ва-ва! А... что? — через секунду она приходит в себя, — Ох! Я люблю играть в игры со своими учениками! Во что ты бы хотел сыграть? — Ты хочешь вернуть свой блокнот? Усами мямлит, — Я-я… да! Да, я хотела спросить об нем! — Если найдешь, можешь забрать. — Если я… — когда все точки соединяются, Усами дрожит. — Ооо... Я не очень хороша в охоте... — Если не найдешь до захода солнца, я его сожгу, — добавляет он, и Усами визжит. — Э-эй! Это не справедливо! — Он где-то на этом острове, — Кокичи откидывается на руки, — Удачи. Время начинается сейчас. — Ааааа! — Усами закрывает уши лапами и спешит прочь так быстро, как ее короткие ноги могут унести ее. — Это так жестоооко! Как только она исчезает за фермой, Кокичи встает, одной рукой поглаживая предмет в кармане. Где-то на этом острове. Он не лгал об этом. Это должно достаточно надолго отвлечь ее. Он пробирается через каждый из островов, ничего не изменилось, хотя он этого и не ожидал. Достигнув пятого острова, он находит единственное отличие: завод был заменен парком с детской площадкой и бейсбольным полем. Аниматоры работают быстрее, чем он думал. Но небоскребы все еще там, поэтому он выбирает самый высокий и заходит внутрь. В приемной нет никого, кто бы мог задать ему какие-либо вопросы, поэтому он находит лифт и нажимает кнопку верхнего этажа. Ожидая, он прижимается спиной к стене и достает блокнот из кармана, открывая свою любимую страницу. День 11: Шуичи пришел в гости! Он очень милый и заставил Кокичи улыбнуться! Он помнит тот день. Помнит, как был ошеломлен, когда другой парень появился из ниоткуда, такой же неуверенный и напуганный, каким он был в первый раз, когда Кокичи увидел его. Он спросил, могут ли они поговорить, потому что он хотел извиниться. Как будто Шуичи Сайхаре есть за что извиняться. Он вспоминает, как был слишком удивлен, чтобы ответить, помимо красноречивого "Ага", как Шуичи отвел его в парк центрального острова, потому что он был ближе всего, как они сидели в тени дерева, пока Шуичи просто... разговаривал. Объяснял все, хотя Кокичи к тому времени уже слышал эту историю, все что произошло после его смерти. Шуичи выглядел таким несчастным, его руки дрожали, как будто он ожидал, что Кокичи нападет на него. Наконец он закончил с неуверенным вздохом и пробормотал, — "Ничего страшного, если ты меня ненавидишь, но... я просто хотел, чтобы ты знал, что мне... что мне жаль, я не старался изо всех сил помочь тебе. Ты... заслужил лучшего". К тому времени он знал, что Шуичи ненастоящий — все, что он сказал, было слишком хорошо, чтобы быть правдой, но все же он не мог не выпалить, — "Шуичи, как я могу ненавидеть тебя? Ты ведь понимаешь, что почти в одиночку уничтожил убийственную игру, верно?" — "Потому что... потому что я сказал тебе ужасные вещи и никогда не…" — "И ты победил кукловода, и отомстил за смерть всех, и позаботился о том, чтобы никто больше не пережил то, что сделали мы. В чем твоя проблема?" Шуичи кашлянул странным не совсем смехом, вытирая глаза тыльной стороной ладони. — "Ты... ты должен был хоть немного рассердиться", — сказал он, и Кокичи пожал плечами. — "Зачем? Я получил то, что заслужил", — затем, прежде чем Шуичи смог сделать что-нибудь глупое, вроде протеста, он толкнул его в плечо, — "Улыбнись, блин. Мы все живы, и дальше будет лучше". Еще один недосмех, и Шуичи, все еще со слезами на глазах, улыбнулся ему той улыбкой, за которую он готов умереть. — "Тогда, ты тоже должен улыбаться", — сказал он, и Кокичи действительно не хотел, у него не было сил, чтобы сделать почти любое выражение лица с тех пор, как он проснулся, но Шуичи был таким искренним, невинным и милы, что он наконец сдался и выгнул уголки рта. Его улыбка оказалась… более искренней, чем он ожидал. Лифт звенит, и двери открываются. Кокичи немедленно направляется к соседней лестнице и сразу же находит запертую дверь на самом верху. "Закрыто", в кавычках, потому что это еще один тумблерный замок, то есть он открывается за тридцать секунд. Крыша такая же пустая, как и все остальное здание. Только он, ветер и небо. Неожиданно, все блаженно замолкает. И он думает, — "Отлично". Он кладет блокнот Усами у стены возле двери и медленно идет по периметру крыши, зацикливаясь на линии, где цемент встречается с открытым воздухом, как будто это единственное, что существует. Шаги с пятки на носок, такие же осторожные, как при спуске по лестнице с панели управления машины в ангаре, он держался за перила обеими руками, потому что он знал, как сильно будет больно, если он рухнет, и он не хотел, чтобы Кайто чтобы снова услышал его крик. Это знакомое чувство смирения, холодного сосредоточенного внимания, которое не должно вызывать утешения. Здесь, на грани жизни и смерти, все гиперреально. Он останавливается, когда находит подходящее место, и смотрит вниз, — вниз, на тротуар. — "Это будет не больно", — думает он. В прошлый раз это было худшей частью, — яд, опалявший его нервы каждый раз, когда он двигался, привкус крови в глубине его горла. В тот момент, когда машина начала двигаться, и он понял, — "Это будет намного медленнее, чем я думал". Однако падение. Конечно же он почувствовал приземление, но только на секунду. Это даже не сравнится с подсчетом щелчков его ребер, ощущением переломов паутиной на его черепе, жаждой воздуха, когда сломанные кости рассекают его легкие. Он бы выбрал свалится в любой момент. После этого ему не нужно будет вспоминать никого. Он ступает на выступ из бетона на краю крыши и делает несколько медленных глубоких вдохов. Смотрит в небо и... оно такое синее. Оно вечно... такое синее. Он будет скучать по небу. Он будет скучать по ветру, по звездам, по запаху дождя, по птичьему пению, по ощущениям солнечного света, по вкусу газировки и по всем чудесным вещам в мире. И по нему. Он будет скучать по Шуичи больше, чем когда-либо сможет сказать. Он закрывает глаза и думает, — "Так будет лучше". Кто-то кричит. Кокичи вздрагивает, когда пара рук сцепляется вокруг его талии, настолько внезапно, что ему даже в голову не приходит, что ему следует сопротивляться. Кто бы это ни был, он отступает и утаскивает его от пропасти. Слабое мерцание чего-то вроде разочарования быстро переходит в тревогу, когда другой человек теряет равновесие и они оба падают и тяжело приземляются. Кокичи смотрит на бетон с открытым ртом в недоумении, потому что осознает- — Шуичи? — выдыхает он. Словно в подтверждение, руки вокруг него сжимаются так, что он едва может дышать. Он понимает, что Шуичи плачет, прижимаясь лицом к шее Кокичи. — "Какая красивая галлюцинация", — думает он с головокружением. Последние были не такими нежными, когда бред начал преобладать, и он периферическим зрением продолжал видеть прячущихся Миу и Гонту. Это способ его подсознания смягчить удар, пока он падает? …Почему он еще не приземлился? — Кокичи... — Шуичи повторяет его имя, снова и снова, дрожа, прижимая к себе. — Кокичи, не делай этого, не делай этого, пожалуйста… Он правда…? — Шуичи? — повторяет он снова, потому что это действительно бессмысленно. Он должен был разбить свой разум на осколки об тротуар и исчезнуть, почему он не умер? Шуичи рыдает еще сильнее. — Шуичи, почему ты плачешь? — Кокичи слышит свой же голос. Ему следовало бы сопротивляться, вырываться из хватки и закончить то, что он начал, но он так устал, что не думает, что сможет пошевелить любыми конечностями, если бы попытался. — Не делай этого, — Шуичи еле связывает слова, его крики сотрясают все его тело, — Не уходи, Кокичи, не заставляй меня снова терять тебя. — Ты знаешь, что на самом деле это меня не убьет, — говорит Кокичи, — Если я не возрожусь на этом пляже… я просто впаду в кому, верно? Он догадался об этом из того, что Хината рассказала ему в первый день, из того немногого, что он знал о симуляциях виртуальной реальности. Если единственный вред, который он может себе нанести — психологический, тогда достаточный психологический ущерб отключил бы его разум навсегда, верно? — Пожалуйста, Кокичи, пожалуйста, не уходи, не делай этого… не покидай меня. — Я закрою глаза и усну навсегда, — бормочет Кокичи, — Мне больше не придется вспоминать, и мне больше не будут сниться кошмары, и… — его голос срывается, — И я не буду чувствовать себя так. Но Шуичи продолжает шептать его имя, умоляя его, слезы текут по его щекам. Он снова заставил Шуичи плакать. Он снова ранил Шуичи. — Шуичи? — сказал он, его грудь болит. — Шуичи, пожалуйста, не плачь. Я... я не хотел, чтобы ты плакал, я... — и теперь он тоже плачет. Ему так надоело плакать. Он скручивается и ломается Шуичи — единственное, что реально в настоящее время. Только грудь Шуичи на его спине и его руки вокруг него. Якоря отчаяния, терзающие его разум. Больше ничего не существует, только Шуичи и агония, пытающаяся поглотить его. Это больно, Шуичи, дай мне умереть, я больше не хочу вспоминать, Шуичи, я не могу этого сделать, я не могу, я не могу, Шуичи, пожалуйста… Он даже не знает, о чем просит. Пожалуйста, останови это. Пожалуйста, держи меня. Пожалуйста, почувствуйте ко мне что-нибудь кроме презрения. Он этого заслуживает, решает он. Он заслуживает жить с собой. Как он посмел- как он посмел вести себя так, будто он жертва после всего, что он сделал? Как он посмел попытаться выбраться легким путем, как будто это смыло бы кровь с его рук? Как он посмел заставить этого драгоценного прекрасного ангела плакать, из-за него? Как он посмел так радоваться жизни? Он плачет до тех пор, пока у него не остается воздуха, истощая самого себя. Прилив адреналина сделал его слабым и шатким, но унылое разочарование не прошло. Иногда ему очень хочется, чтобы Шуичи не был таким умным. Теперь ему нужно будет говорить, Шуичи будет смотреть на него с этим уязвленным выражением лица, и Кокичи придется все объяснять Хинате, как только он узнает, а затем Хината пойдет и расскажет остальным, и потом Усами принесет ему кучу сообщений от людей, которые будут отчаянно пытаться притворяться, что рады, что он не кучка битых пикселей, разбросанных по виртуальному тротуару. Бодрое "Не сдавайся, я знаю, ты справишься!" от Каэде, и потом "Мы всегда с тобой, если понадобимся!" от Рантаро, а затем, возможно, что-то от Гонты... Ты должен был просто позволить мне умереть, Шуичи. Шуичи медленно садится, крепко сжимая его, и кладет руку на другой бок Кокичи, заключая его в "клетку", как будто он боится, что тот снова вырвется за край крыши. Верно, конечно, но Кокичи на самом деле не думает, что у него достаточно энергии. Вместо этого он опрокидывается на спину, прижимаясь лицом к сгибу локтя, пытаясь уравнять дыхание. Его голова болит. — Откуда ты узнал? — он наконец прохрипел. Дыхание Шуичи все еще перехватывается, — Потому что ты сказал "Прощай". Кокичи наконец смотрит на него в безмолвном вопросе. — Ты никогда не говоришь "прощай", — сказал Шуичи, потирая глаза рукавом, — Это всегда… — Увидимся позже, — заканчивает за него Кокичи. Из его груди вырывается легкий изумленный смех. — Даже я не знал, всего пару часов назад. И ты все понял, благодаря одному слову? Шуичи прикусывает губу. — Ты поцеловал меня, — говорит он. У Кокичи скручивает живот, и он смотрит в сторону. — Я же сказал, что мне жаль- — Нет, — Шуичи сжимает руку в кулак, чтобы ударить Кокичи в грудь, как будто он пытается вбить в него хоть немного здравого смысла. — Это было так искренне и ранимо, и-и я знаю, как сильно ты ненавидишь показывать свои настоящие чувства. Еще один слабый всхлип перехватывает его горло, — И это было похоже... на то, что ты бы сделал, если бы не собирался снова у-увидеть меня. — Шуичи... — Кокичи замолкает, когда Шуичи снова заглушает свои крики рукой. Он такой потрясающе умный. В мире нет никого, кто думает так же, никого, кто мог бы быть настолько внимательным и умным. Не программист, не команда психиатров… как ИИ может так работать? Как получается, что Шуичи всегда удается застать его врасплох? Как он может видеть его насквозь, когда он меньше всего этого ожидает? Рука Кокичи тянется к щеке Шуичи. Проводя по мокрым следам от стекающих слез. — Я бы хотел, чтобы ты был настоящим, — шепотом признается он. Шуичи выглядит так, будто не может решить, сердиться, смущаться, грустить или обижаться. Он каким-то образом справляется со всем вышеперечисленным, когда вспыхивает, — Я и есть! Это то, что я пытался тебе сказать! Вот что я... все это время... почему ты такой упрямый? — его кулак снова бьет Кокичи в грудь. — Почему ты не веришь, что я здесь? Что я хочу помочь? — Потому что я- — Я делаю это, потому что забочусь о тебе, глупец! Признание появляется из ниоткуда. Шлепая его так же быстро, как пощечина. ...Что? Кокичи анализирует его лицо в поисках подсказки, какого-то намека на ложь, которая должна быть там- Почему, почему он не может ее найти? Почему он видит только разочарование и отчаянную честность? Шуичи- Шуичи- Я забочусь о тебе. Что это? Он хочет знать. Это не смешно, это не смешно, перестань... Я забочусь о тебе. Медленно Кокичи заводит руки за спину, приподнявшись на локтях. — Ты поможешь мне встать? Шуичи напрягается, — Ты собираешься- — Нет. — ...Это ложь? Взгляд Кокичи блуждает по краю крыши, а затем снова по полу. Шуичи здесь. Шуичи… Я забочусь о тебе. Шуичи не хочет, чтобы он умер? — ...Это не ложь. Они нерешительно садятся, не глядя друг на друга. Шуичи протягивает руку, и Кокичи берет ее, не раздумывая, сжимая слишком сильно, потому что сомнение возвращается с удвоенной силой. Шуичи все равно. Он бы не стал. Он ненавидит меня. Он ненавидит меня, и я этого заслуживаю, его бы здесь не было, он никогда- он не- — Ты мне не веришь, — сказал Шуичи. Снова читая его мысли. — Ты не можешь быть настоящим, — говорит Кокичи. — Ничего из этого, ты не можешь. — Я могу показать тебе запись входа и выхода из симуляции, чтобы ты смог увидеть, кто был здесь и когда. — Слишком легко сфабриковать. — Я могу показать тебе камеру наблюдения в комнате, в которой мы находимся. Я лежу в капсуле виртуальной реальности рядом с тобой. — Раньше ты был в собственной симуляции. Они могли бы просто соединить видео вместе, чтобы казалось, что мы оба там. — Я могу попросить Усами, врачей или даже Хаджиме сказать тебе, что это правда, Кокичи. — У меня нет причин знать наверняка. — Именно. Кокичи поднимает голову. Шуичи выглядит таким же уставшим , как и Кокичи, — измученным до костей. Это видно по теням в его глазах. — Я не могу предоставить тебе никаких доказательств, в которые ты бы поверил, — говорит Шуичи, — Ты просто не такой, не так ли? Ты ничему не доверяешь, пока не будете абсолютно уверен. Конечно, он прав. Он прав, и Кокичи это ненавидит. Шуичи, находит время, чтобы понять его, заставляя его трепетать внутри, но не тогда, когда он узнавал уродливые детали. Не тогда, когда он показывал, насколько он ужасен. Рука Шуичи поднимается к подбородку Кокичи, поворачивая его голову лицом к себе. — Что-то должно измениться, Кокичи, — сказал он, — И я не прошу тебя стать другим человеком. Нет. Но ты не хочешь больше так жить, и... мне неприятно видеть тебя таким несчастным. — "Что ты предлагаешь мне сделать?" — Кокичи хочет спросить, но не решается говорить. Во всяком случае, он думает, что это видно по его лицу. — Ты попробуешь со мной что-нибудь другое? — спросил Шуичи. — Верь в меня, как раньше. Как раньше. Как тогда, когда он не вызывал Шуичи за ложь во время судебных процессов? Например, когда он согласился проводить с ним время, даже зная, что любой может быть кукловодом? Например, когда он отложил его фотографию на доске? Кокичи понимает, и все же… — Я не могу, — сказал он. — Ставки слишком высоки. — А они не были раньше? — Если ты лжешь мне... — у Кокичи резко перехватывает горло, он делает глубокий вдох и пытается снова, — Если ты мне лжешь, и я проснусь- — Что я получу, солгав тебе, Кокичи? Кокичи убирает ладонь от руки Шуичи и толкает его в грудь. — Ты, — говорит он, — являешься частью "Основания Будущего". Вы хотите, чтобы все исцелились, двигались дальше, и вероятно, в вашем программировании есть необходимость использовать любые необходимые средства, чтобы заставить меня проснуться, — его плечи дрожат, конечно, он снова плачет, — Вы пытаетесь заставить фальшивого Шуичи убедить меня, что настоящий Шуичи не ненавидит меня после всего, что я сделал, но вы не понимаете. Не имеет смысла просыпаться или даже оставаться живым, если Шуичи Сайхара- Есть что-то в том, как Шуичи смотрит на него, что заставляет его замолчать. Он так близко, в нескольких дюймах от него, держит лицо Кокичи в руках, смахивая большими пальцами его слезы. Он часто моргает, чтобы сдержать собственные слезы, блестящие солнечно-золотые глаза — слишком красивые, чтобы отвести взгляд хоть на секунду. — Я прощаю тебя, — говорит Шуичи и целует его. Все останавливается. Кокичи думает, что он действительно ахнул. Его руки сжимают рубашку Шуичи, чтобы сохранить равновесие, и хорошо, что он уже был на земле, иначе он мог бы упасть. Шуичи такой осторожный, такой нежный, но такой нарочитый, будто он так много хочет сказать, но это единственный способ, которым он владеет, — тремя словами прямо в сердце, а затем поцелуем, чтобы вернуть его к жизни. Он такой нежный. Большие пальцы Шуичи поглаживают скулы Кокичи, когда он отстраняется. Эти глаза снова смотрят на него, удерживая его на месте, и в их глубине так много эмоций: тоски, печали, сострадания и грубой честности, отчего у него перехватывает дыхание. — Я прощаю тебя, — повторяет Шуичи. Кокичи совершенно потерял дар речи. И он думает, — "Я люблю тебя". Шуичи наклоняется и снова целует его, Кокичи закрывает глаза и запоминает, как эти губы касались его, потому что он никогда не сможет насытиться. Он опьянен ощущением, невозможностью всего этого, словами Шуичи, эхом разносящимися в его голове — и ничто не вызывает такого удовольствия, если это не ложь, так почему он не может придумать опровержение? Почему Шуичи чувствуется таким реальным, таким искренним? Он не может заставить себя оторваться, но похоже, что Шуичи все равно чувствует его колебание, потому что одна из его рук скользит по затылку Кокичи, пальцы слегка вьются в его волосах. Другая рука обхватывает его челюсть, еще больше сближая их, и Кокичи тает. Он не может, он не может, он не может быть настоящим, но такое невозможно подделать. А это значит, что он говорит правду. Когда они расходятся, Шуичи прижимает их лбы друг к другу и просто... держит его, обнимая его лицо руками, как будто он не хочет его отпускать, как будто он имел в виду каждое сказанное слово. А потом он повторяет это снова. — Я прощаю тебя, Кокичи. Пожалуйста, дай мне еще один шанс. Кокичи слаб в глубине души, слаб для этого человека. Знает, что сделает для него что угодно, и ужасается от мысли о том, что один человек может иметь над ним такую большую власть, даже если он этого не осознает. Но что, если он это понял? Не могло ли все это быть тщательно продуманной уловкой, ложью, в которую, как он знал, Кокичи так отчаянно хотел бы поверить, что даже не стал бы подвергать ее сомнению? …Однако Шуичи никогда не причинял ему вреда. Только один раз, когда он действительно этого заслужил. Шуичи не... предавал его, даже ради того, что он считает благим для самого Кокичи. В этом смысле они... отличаются друг от друга. Но все же... — Я так напуган, Шуичи, — это почти шепот, — Я больше не хочу быть один. — Ты и не будешь, — так сложно быть скептиком, потерянным в его глазах. — Я буду рядом с тобой столько, сколько ты захочешь. Я больше не позволю тебе так себя чувствовать. — "Обещай мне", — он хочет выпалить, — "Обещай, что останешься. Пообещай мне, что никогда не покинешь меня, Шуичи", — он хочет требовать, но это неправильно, это манипулятивно и эгоистично, он больше не хочет быть таким для Шуичи. Шуичи, все равно говорит это, — Я обещаю, Кокичи. И последняя его стена ломается и отпадает.***
Они стоят перед дверями руин, перед светящейся точкой выхода из системы, как они это делали бесчисленное количество раз. Однако на этот раз их руки сцеплены вместе, одна дрожащая, и другая успокаивающая. Кокичи знает, что Шуичи ждет, когда он начнет действовать первым, и это так мило, но как бы он ни возненавидел это место, он не может заставить себя сделать еще один шаг к выходу. — "Он настоящий", — напоминает он себе, — "Шуичи настоящий, он здесь со мной. Он все еще будет там, когда я проснусь. Он не просто..." Импульсивно, он поворачивается к Шуичи и другой рукой хватает его за запястье. — Поцелуй меня еще раз, — просит он, — Пожалуйста? Шуичи наклоняется ближе, затем останавливается, нахмурив брови, как это бывает, когда он ловит его на лжи. — Я поцелую тебя снова в реальном мире, — говорит Шуичи, — Ладно? Кокичи качает головой, — Шуичи, пожалуйста. Пожалуйста, я не думаю, что смогу это сделать. Пожалуйста, я не хочу просыпаться от лжи. Пожалуйста, один последний поцелуй, чтобы я запомнил его на случай, если все это окажется фальшивкой. Шуичи протягивает руку, чтобы приподнять подбородок, и Кокичи закрывает глаза, наслаждаясь каждой секундой, выжигая ее в своей памяти. Мягкое дыхание Шуичи покрывает его губы. — Поверь мне, — бормочет он. Глаза Кокичи снова открываются, ища его лицо. Перемещая его по доске в голове, смотря, к каким категориям он подходит на этот раз. Странный, конечно. Подозрительный, а может и нет. Заслуживает доверия? Надежный… — Я доверяю тебе, — осознает он. И Шуичи... он так счастлив это слышать. Кокичи никогда не перестанет смотреть на него, никогда не захочет быть где-нибудь, где нет его. — Пойдем домой, — сказал Шуичи. Кокичи кивает и следует за ним в свет.