Twinkle, twinkle little star — вариации Моцарта
Он вновь стоит перед знакомыми дверями. Стоит, кажется, уже минут десять. Мимо проходят люди, иногда толкая его, сзади проезжают машины. Привычный гул городка, и лишь у него в голове всего одна мелодия. Та, которую знает каждый, и одновременно — никто. Та, которую он когда-то так и не доиграл. Не смог. Но он до сих пор помнил её радостную, счастливую улыбку, такую знакомую до боли и до слёз, такую открытую и понятную. Которую он не понял. Но он помнил её, помнил, как она улыбалась, когда он играл. Зачем он пришел сюда? На этот вопрос он не мог дать ответа. Хотя, скорее, не хотел. Да и действительно, зачем? Вновь расплакаться за фортепиано? Или оборвать мелодию? Или вспомнить её? Тогда это бессмысленно. Он и так помнил её, всегда помнил. Её глаза, её смех, её жесты и её полный счастливых слёз взгляд, когда они сыграли вместе. И выше его сил было это забыть, но он и не пытался. Память. Память — это единственное, что ему осталось от неё. Воспоминания, несколько фотографий и письмо. А ещё — сожаления и горечь не сказанных слов. Так почему же он здесь? Наверное, просто хочет закончить то, что начато. И тогда, возможно, она станет немного ближе. Немного понятнее. Он хотел хоть на секунду увидеть её, почувствовать её рядом, как тогда. Он решительно толкнул дверь, и вошел в кофейную. В нос ударил знакомый аромат булочек и темного кофе, запах шоколада и корицы. Он сморгнул, прогоняя непрошенные слёзы, и поправив окуляры, сел за стол. За тот же стол, что и тогда, с ней. И, будто по заказу, он услышал знакомую мелодию на фортепиано. Резко обернувшись, он увидел тех двоих девочек возле инструмента. Старшая упорно пыталась сыграть сложный переход, но постоянно путалась в пальцах, а младшая с интересом за этим наблюдала. Не думая, он встал и подошел к ним. Девочки тут же обернулись. — О, это ты, тот парень! — явно узнала его старшая. — А ты сегодня сам? — спросила младшая. Он вновь поправил очки, и сглотнул, стараясь, чтобы его голос не дрожал. — Да. — А почему? — с любопытством подняв голову, вновь спросила младшая, — Где та девушка? — Она… Не придёт. Она уехала. — голос охрип, и казался ему самому каким-то чужим. — А надолго? — внимательно смотря ему в глаза, спросила старшая, всё ещё сидя за фортепиано. — Навсегда. — хрипло выдавил из себя парень, сжимая кулаки. Девчушки переглянулись, и как-то загрустили. Парень поднял голову, и взглянул в окно. За ним отцветали сакуры, а ветер подхватывал падающие лепестки, розовые как закатное небо, и кружил в медленном венском вальсе. — Можно я…сыграю? — тихо спросил он В ответ девочки переглянулись, и старшая молча слезла со стульчика. — Спасибо. Он сел за фортепиано, пальцы коснулись холодным черно-белых клавиш. Прикрыл глаза. Всё как тогда. И он ждал. И вот, правая рука уверенно повела мелодию, а левая взяла первые аккорды. И он… Нет, не услышал… Почувствовал, что она рядом. Не открывая глаз, он продолжил играть. И услышал, как она начала подпевать… Их песню про маленькую звёздочку, которую он тогда не доиграл. Но он не повторит той ошибки. И нет, не из-за того, что он теперь вновь великолепный музыкант, а из-за неё. Она всегда верила в него, и всегда считала, что он тот, кем он не был. Кем сейчас стремился стать. И не только ради её, но и ради себя. Он знал, что она была права. Что она видела в нем то, что не увидели другие. Он закончил куплет, и без промедления перешёл с классической мелодии на вариации Моцарта. Он услышал, как изумленно вздохнула девочка рядом. Как замерла кофейня, прислушиваясь к чарующим звукам пианино. Мелодия лилась легко и быстро, словно он играл не сложнейшие переходы, а непритязательную, хоть и красивую песенку. Он и не понял, что доиграл. Но на душе вдруг стало легче, словно он сделал что-то важное, сбросил цепь, что давила грудь. И следующий шаг показался логичным и правильным. Он попрощался, со всё ещё находящимися в изумлении посетителями, пожал на прощание руки девочкам, и быстрым шагом вышел во владения весны.7! オレンジ (Acoustic Version)
Казалось, к кладбищу он добирался целую вечность, но одновременно — казалось, прошло не больше мгновения. Он принес сюда с собой мелодию фортепиано, и запах кофе с выпечкой. Вздохи изумления и аплодисменты. Ведь это не только его. Это всегда для двоих. Для него, и его наставницы. Напарницы, соперницы… Подруги. Любимой… И вот, её могила. За эти дни он бывал тут так часто, что мог найти и узнать её с закрытыми глазами. Вокруг всё так же цвели сакуры, и танцующие лепестки падали на освещенную солнцем землю, на холодный камень, на его волосы… Он уже, кажется, привычно, провел рукой по вытесанному на граните её имени. Он помнил наизусть её письмо, и ему как никогда захотелось ей ответить… Ласковый ветер швырнул пригорсть лепестков во все стороны, а плавно слетевший с дерева цветок аккуратно, будто по указке высшей силы, лег на крест над плитой. — Спасибо тебе, Каори. — он сам вздрогнул, так низко и хрипло это прозвучало. Но настолько правильно, что он продолжил. — Спасибо тебе за то, что ты была рядом. Спасибо за этот год с тобой. За твою игру, за твою скрипку. За твою улыбку, за смех… За слёзы. За те канельке, за поход на крышу. За бег наперегонки с поездом. За ночную школу, и сравнении Луны с булочкой — оно никак не выходит с головы. Спасибо за то, что всегда верила в меня, за то, что всё-таки вытащила на сцену. За то, что я играл с тобой. За то, что никогда и ни за что не сдавалась, не сдавалась до самого конца… Он глубоко вдохнул, слыша, как его голос срывается. — Хэй, Арима! Вот ты где… — послышался голос Цубаки, — Я звонила тебе, но ты не отвечал… И я подумала… — она замолчала, увидев его, и могилу подруги, — Ой, извини, я наверное… Пойду.Не хочу мешать… Она развернулась, и быстро пошла, едва не побежала назад. Ей явно было неловко. И он, как наяву, услышал голос Каори… « — …Она ведь так сильно тебя любит. Мы все это знали. Об этом не знал только ты и сама Цубаки…» И он развернулся за ней. — Подожди, Цубаки! Погоди! — он увидел, как она остановилась, — Подожди меня. Он вновь обернулся к бездушному камню, что по нелепой случайности был последним пристанищем такой удивительной и необыкновенный девушки. — Спасибо тебе, Каори Миядзоно. Спасибо за то, что была рядом. Спасибо за этот год. За эту весну. Спасибо за то, что ты была моим другом… Он обернулся, и пошел за Цубаки. Каори всегда хотела, чтобы они шли вперед. И чтобы помнили её. И она может не сомневаться — они никогда о ней не забудут. О таких, как она, не забывают. Он догнал девушку, и взяв её за руку, пошел дальше. Она и не вырывалась, не ожидав такого. Где-то недалеко запела птица, окрашивая оранжевое закатное небо в новые, ещё более яркие цвета. Сумерки осторожно ложились на плечи, а первые зорьки, казалось, были покрытые пинтами тумана. Он улыбнулся, и оглянулся. Ветер кружил розовые и белые цветы, словно бы чувствовал что-то. И на секунду, нет, на краткий миг ему показалось, что там стоит она. И пускай, возможно, это была игра воображения, или света и теней, но он точно знал, что она услышала его слова. Его «Спасибо». Они вдвоём пошли по усыпанной лепестками тропинке вдаль, где уже стоял, прислонившись к темному стволу дерева, Ватари. И пускай пришла новая весна, весна без неё… Пускай они больше не сыграют вместе… Она всегда рядом, пока эти трое будут помнить о ней. А они будут. Будут помнить эту весну, и девушку, что пришла с весной. Пришла, и навсегда изменила их судьбы, ещё крепче связав и так связанных дружбой людей. Связав их навсегда теми месяцами, что она была рядом, и теми, что её не будет. Навсегда связав их своей апрельской ложью.Kirameki — Wassi