***
В осенних сумерках все гаражи казались одинаково серыми. Одному богу известно, как Катамаранов среди них ориентировался. Наверное, дело в том, что он жил здесь последние пятнадцать лет. Жилин перепрыгивал с доски на досочку, стараясь не набрать жидкой грязи в ботинки. Катамаранов шлёпал так, босиком. — Это… близко. Уже чу-чуть, — сипел он, и брызгал грязью на Жилина. Вдруг в темноте сбоку от них что-то прошуршало. «Крыса!» — подумал Жилин и схватился за пистолет, но Катамаранов остановил его руку: — Свои. Не губи, — и крикнул, уже в сторону: — Захар! За с-сукой роскошной пришли. Дверь ближайшего гаража приотворилась, выпустив узкий луч желтого света. Изнутри раздался громкий собачий лай. — Это здесь ты, значит, содержишь в неволе собаку гражданки Восьмиглазовой? — Жилин шагнул к двери, и та вдруг распахнулась на всю ширину. В неё вывесился приземистый мужичонка в кожаной куртке и протараторил: — К вашим услугам, милорд! Тихо, собаки, тихо! Жилин только поморщился и прошел мимо, внутрь. Его форменные брюки мгновенно оказались все в шерсти: огромная белая борзая стала тереться об ногу узкой горестной мордой, маленький питбуль начал жевать левую штанину, а жизнерадостная дворняжка ударила лапами в грудь. — Тихо, тихо, граждане! — пытался усовестить собак Жилин. — Это, между прочим, нападение при исполнении… Да куда же вы! Но собаки вились вокруг, обрадованные новым — и трезвым — гостем. — Они душу чуют, — философски заметил Катамаранов. — И чем же вы их… кормите? — хохотнул Жилин. — Не скипидаром, надеюсь? Захар почему-то закрыл голову руками и скрылся во тьме. Катамаранов же отвечал, после недолгой заминки: — Да так… Инженер приносит иногда сало… салат свой. Правда, его Захар ест. Из магазина бывают обрезки… — Да у вас тут целая преступная сеть! — ужаснулся Жилин. — И никто — ни один хороший, добрый человек — не сообщил об этом в милицию! — он погрозил Катамаранову пальцем, но дворняжка, решив, будто с нею играют, легонько его укусила. — Ай! Ты чего? — Жилин затряс пострадавшей рукой. — На голову больная… от художника, — поведал Катамаранов. Жилин взглядом указал на толстенького питбуля, который дожевывал его брючину. — А это от бандитников. — Сами вы бандитники! — Жилин заозирался в поисках поводка. — Вот погоди, только в город вернемся, я и тебя, и подельника твоего засажу. На все пятнадцать, а то и двенадцать! — Хорошо, начальник, — согласился Катамаранов, понурив голову. — Готов понести по всей мере… тяжести.***
Катамаранов уже начал замерзать, сидя в кустах бузины у крыльца, когда они наконец вышли. Восьмиглазова то принималась целовать свою роскошную суку, то трясла руку Жилину, и всё время что-то свистела. Жилин в ответ застенчиво басил, мол, ну чего вы, это наша работа, бандитников ловить, а за собачкой вы следите, да, а то вдруг опять украдут… Подъехало такси. Чуть присев, Татьяна чмокнула Жилина в лоб — хихикнула по-русалочьи, запихнула собаку в багажник и сама скрылась в машине. А Жилин еще долго стоял, глядя на ранние осенние звезды и вдыхая промозглый воздух. К груди он прижимал календарик — должно быть, с автографом. Катамаранов неловко повернулся и охнул от боли — правая нога после укуса ондатры еще плохо слушалась. — Игорь, ты здесь? — Жилин тревожно смотрел в темноту. — Это ты там валяешься? Катамаранов вылез из бузины, как медведь из чащобы. — А? Шо?.. — Вот ты где! — Жилин всплеснул руками. — Валяется он… Ну пойдем. Пойдем в тюрьму. Там покрывало тёплое… — он взял друга под локоть и повел в родное, уютное здание милиции. — Вот посажу тебя лет на двадцать. А то и на пятнадцать! И чтоб остальных собак завтра вернул… Катамаранов кивал и тихонько улыбался.