Выбор

Решение не принесло успокоения, только легло тяжким грузом на плечи. А ведь так хотелось верить, что станет легче. Он слишком устал от необходимости выбирать между двумя правдами. Когда это началось? После Икеда-я? Он тогда остался защищать штаб. И почувствовал, впервые ясно почувствовал, будто вдруг оказался не совсем на той стороне, к которой хотел бы принадлежать. Методы Чошу были безумными. Бесчестными. Яманами их искренне осуждал. Но вот цели… Цели были удивительно правильны. Почитание императора и изгнание иностранцев — это то, к чему должен стремиться любой японец вне зависимости от клана и происхождения. Яманами по большому счету не был сторонником сёгуна. Он просто был товарищем людей, которые считали себя самыми преданными его сторонниками и стремились защитить страну от хаоса. После Икеда-я он впервые убедился, что две правды, которых хотелось придерживаться, отнюдь не едины. Тогда удалось загнать сомнения вглубь себя. А после пожара стало легче. Горше и даже тоскливее, но все-таки легче. Гнев на тех, кто сделал горожан и самого императора лишь разменными фигурами в своей игре, казалось, отрезвил его. Идеалы Чошу были отличны от идеалов Яманами. И он сквозь горечь радовался как ребенок, что все еще может разделить с товарищами путь. Что у них общая цель — защитить Киото и страну. Что различия во взглядах не уничтожат их крепкую связь. Сомнения не напоминали о себе до осени, пока к отряду не присоединился Ито Кашитаро или, как его раньше называли в Эдо, Ито Окура… Яманами прежде полагал себя умным человеком, способным к управлению людьми, но нового военного советника в этом отношении трудно было бы превзойти. Яманами не мог не заметить, что сам стал одной из целей. Что же, такой выбор не казался странным. Они принадлежали к одной школе, разделяли одинаковые политические взгляды… Яманами не мог не замечать, как Ито намекал ему на что-то — он даже знал, на что — и упорно переманивал на свою сторону. Он не любил эти тихие беседы за чашкой чая. Ито не подавал ни единого повода к тому, чтобы уличить себя в невежливости или в плетении интриг против отряда. Но Яманами чувствовал, куда попадают все замечания этого человека. Его собственная политическая позиция становилась все менее и менее совместимой с мотивами Шинсенгуми. Обвинить же в этом Ито не представлялось возможным: тот лишь помог понять и осознать. Сделал же себя таким Яманами сам. И чем дальше он смотрел на поступки бакуфу, тем сильнее становились непонимание и даже гнев. Почему Шинсенгуми поддерживают это? Почему Хиджиката — Хиджиката был умен, очень умен — в упор не видит, что эта дорога приведет их с Кондо дело в пропасть? А если видит, почему не повлияет на командира? Яманами заранее знал ответ. Преданность, верность и честь должны оставаться неизменными. Яманами и сам бы шагнул в эту пропасть вместе с Шинсенгуми, если бы на кону стояла только его жизнь. Но когда так откровенно не разделяешь идеалы друзей… Второму заместителю командира оставалось только выбирать, что же для него важнее. Следовать за товарищами, за Шинсенгуми, за делом, которое они создали своими руками, но при этом предать свои убеждения? Или предать товарищей с их глупыми убеждениями, но сделать, что должен? Еще только задавая себе эти вопросы, он уже понимал: правильного выбора нет и не будет. Любой из этих поступков нарушит тот единственный пункт Устава, по поводу которого он не спорил с Хиджикатой. «Не отклоняться от пути самурая». Оба поступка, оба выхода из сложившегося противоречия были бы предательством. Яманами осознал, в какую же изощренную ловушку попал. Предать дорогих людей, которые тебе доверяют, несмотря на разногласия? Отказаться ради них от своей позиции? Ни того, ни другого он не мог сделать из-за полного внутреннего согласия с тем, что предательство недостойно воина. Он долго не мог признаться себе, что из сложившейся ситуации оставался единственный выход. Пункты Устава Шинсенгуми были равнозначны. Пять важнейших правил с одинаковым началом. Все пункты были в первую очередь обязательны к исполнению. За нарушение любого из них следовало одинаково суровое наказание. И все же первым пунктом значилось: «Не отклоняться от пути самурая». И только вторым — «Не покидать отряд». Яманами знал, как должен поступить. Но решение не избавило от груза невозможного выбора. Оно лишь сделало его тяжелее. Уходить было трудно. На мгновение мелькнула позорная мысль: умереть можно было проще. Но оставь он жизнь вот так легко — и всем будет только сложнее. Лучше так. Лучше понести наказание за нарушение Устава. Этот путь тоже не был правильным, Яманами прекрасно это понимал. Но он в куда меньшей мере, чем прочие, был ошибочным. Никем незамеченный он вышел из ворот штаба. Помедлил какое-то время, затем поклонился, благодаря его спящих обитателей за все, замер так на несколько долгих мгновений и ушел прочь. Чтобы через несколько часов вернуться обратно.