***
прошло три года с тех пор, как они дебютировали, а адреналин всё ещё неистово бушует после каждого успешного выступления. каждый, абсолютно каждый их выход на сцену волнителен, даже когда тринадцать из них толпятся за кулисами, потные и переполненные энергией. — хорошая работа, вону! — говорит сунён, обнимая его. вону однозначно кивает в ответ. сунён привык к его немногословности. он собирается сказать что-то ещё, когда мингю подкрадывается к вону, фактически завладевая всем его вниманием. а затем он слышит «эй, хён!» позади себя. голос чана — это маяк среди моря остальных голосов, и сунён плывёт по его течению, пока не замечает ярко-розовые волосы самого младшего, стоящего возле стола с бойлером. — ах, хэй, чанни! — говорит сунён, широко улыбаясь. — хэй, — отвечает чан, будучи любителем поддержать разговор. сунён понимает, что должен продолжить свою воображаемую миссию, заключающуюся в том, чтобы похвалить каждого, поэтому он заключает чана в объятия и взволнованно произносит: «хорошая работа! ты действительно блеснул с этой хореографией». само объятие выходит небрежным: сунён свободно обнимает чана за плечи, чувствуя его влажную рубашку и дрожащие руки. чан, однако, кажется недовольным этим случайным взаимодействием. он крепче обхватывает руками талию сунёна, притягивая его ближе. сунён чувствует, как его пульс учащается от этой близости, его сердце, кажется, вот-вот вырвется из грудной клетки. и затем чан слегка отодвигается и прижимается поцелуем к шее сунёна. его губы остаются там лишь на мгновение, мягкие и решительные. он приоткрывает рот, горячее дыхание оседает на ключицы сунёна, и он отстраняется. сунён уверен, что его ещё недавно бешено колотящееся сердце остановилось, и он тупо смотрит на то, как чан проводит рукой по своим волосам цвета жвачки и улыбается. — и ты тоже, хён! я уверен, камеры были направлены только на тебя. [той ночью сунён лежит один в постели и смотрит в потолок, одной рукой лениво обхватив собственное горло. пальцы рассеянно обводят то место, где его касались губы чана, другая же рука — под одеялом.]***
в постели джунхуэя есть что-то такое, что тянет сунёна к ней даже сильнее, чем его собственная кровать. есть также что-то в том, что джунхуэй никогда не жалуется на сунёново присутствие в ней, и именно поэтому чаще всего последний спал именно там. сейчас июль, они почти всегда истощены, ложась спать лишь перед рассветом, пытаясь отдохнуть перед ранними практиками или собраниями. сынкван и чан, джуновы соседи по комнате, почти всегда что-то бурно обсуждают, прежде чем лечь спать, пока джунхуэй сонно пытается сообразить, в чём, собственно, дело. сунён не возражает, вовсе нет, ведь он в любом случае может просто всё это проспать. сегодняшняя ночь ничем не отличается, и сунён уверен: тишина не наступит по крайней мере до половины первого ночи, но даже тогда лёгкий храп джунхуэя заполнит комнату. сунён, несмотря на то, каким шумным он себя выставляет на публике, действительно любит насладиться тишиной время от времени. так было и этой ночью, до тех пор, пока час или два спустя тишину не нарушает голос чана. точнее, не голос. это просто его дыхание, отличное от ровного сопения, и с течением времени оно только учащалось, становясь всё тяжелее. сунён выскальзывает из рук джунхуэя, чтобы перевернуться на бок и оглядеть тёмную комнату. чан всё ещё спит, его глаза закрыты, брови нахмурены. летом он спит без рубашки, и на его ключицы красиво падает лунный свет. ещё некоторое время спустя его тяжёлое дыхание переходит в лепет, в стоны, в бессознательное бормотание одно и того же имени. имени сунёна. — сунён… сунён… хён, хён- — последний слог растягивается, и хриплый, невнятный сонный говор наполняет комнату. чан ёрзает, извивается на простынях, и сунён не может отвести глаз, впиваясь зубами в нижнюю губу. — чёрт, сунён… — это последнее, что слышит старший, прежде чем выскользнуть из комнаты джунхуэя, захлопнуть за собой дверь и вслепую добраться до своей кровати. [и он надеется на это потому, что он старше, потому что он должен быть сдержанней. он надеется, что единственное, что слышит его в ту ночь, — это его подушка, когда он снова и снова, словно мантру, тихо стонет имя чана.]***
бассейн отеля находится на открытом воздухе — просто спасение от гнетущей жары середины очередного августовского дня. сунён лежит на одном из шезлонгов у бассейна и наблюдает, как сокмин борется с сынкваном у самого его края, а затем они оба плюхаются в воду с широкими улыбками на лицах. — хён! — кричит чан. он тоже в бассейне: его волосы зачесаны назад, влажная кожа блестит на солнце. — сунён! — да, чанни? — сунён отвечает нараспев. он знает, что очки скрывают его глаза, поэтому позволяет им скользить по телу чана, задерживаясь на его любимых местах: мягкие губы, напряженные мышцы, тёщина дорожка, исчезающая под плавками. — ты используешь солнцезащитный крем? — спрашивает он, подтягиваясь и выбираясь из бассейна. вода, стекающая по его лицу, окрашена в розоватый цвет из-за его волос. — хм… нет. я так не думаю, — говорит сунён, и через секунду чан швыряет в него солнцезащитный крем, бубня что-то об ожогах. сунён думает, что младший, вероятно, прав, поэтому послушно покрывает кремом все открытые участки тела, до которых он может дотянуться. когда чан оглядывается и видит, как сунён пытается изогнуться, чтобы дотянуться до спины, он не может сдержать смешка. — хён, позволь мне помочь. ты вывихнешь себе плечо, пытаясь дотянуться сам. сунён кивает и подвигается вперёд, садясь на край шезлонга, чтобы чан мог устроиться позади него. — будет холодно, — предупреждает чан. и он не соврал, ведь как только чан касается его, тело сунёна пробирает дрожью. его руки кажутся совсем небольшими на спине старшего, уверенно втирающие солнцезащитный крем в кожу старшего. какой-то дружеский подкол, вроде: «о, чанни, зачем же быть айдолом, когда у тебя явно есть потенциал стать отличной массажисткой?» умирает на губах сунёна, пока чан продолжает прижимать свои ладони к его спине. затем чан сгибает пальцы так, чтобы можно сунён мог отчетливо почувствовать тупые кончики его ногтей. по ощущениям это было что-то близкое к удару тока: сунён выпрямляется и прикусывает язык. чан подавляет желание рассмеяться над реакцией своего хёна и вместо этого просто начинает медленно водить ногтями по спине сунёна. и когда сунён издаёт мягкий вздох, чан отстраняется. — вот так, в безопасности от солнца, — чан встаёт, вытирает руки о полотенце и снова ныряет в бассейн. [на его коже нет следов от ногтей, сунён знает, но он всё ещё не может перестать представлять себе красные полосы, которые чан мог бы оставить на его спине, если бы только они были немного ближе.]***
на дворе стоит середина августа, и они переживают наиболее жаркое время в году. (все частично бредят, а джунхуэй пьёт воды больше, чем сунён вообще мог себе представить. большинство мемберов уже разошлись: хансоль и сынкван ушли некоторое время назад в поисках айс-американо, сынчоль отправился за покупками, а минхао лежит на кухонном полу в надежде найти хоть какое-то утешение.) и когда сунён, наконец, наконец ломается, это происходит из-за вишнёво-красного леденца. вишнёво-красного леденца и чана, естественно. младший уже некоторое время бродил по общежитию, пока не сел на один из стульев в гостиной прямо напротив сунёна, разворачивая конфету. это что-то вроде чупа-чупса, большое и сладкое, и всякий раз, когда чан хочет попробовать леденец, ему приходится широко открывать рот, обхватывая его губами. большую часть времени он держит конфету в своём рту, перекладывая из щеки в щёку и раскатывая на языке, точно так же, как то июньское мороженое. ох, эти воспоминания теперь кажутся такими далёкими. сунён ловит его взгляд, и именно в этот момент чан кладёт леденец на язык, левая сторона его щеки выпячивается, а затем он вытаскивает его с хлюпающим звуком, и липкая розовая слюна тянется от его языка. на улице слишком жарко, в комнате тоже, сердце сунёна колотится в груди так быстро, что отдаёт в уши, и чан пялится на него с такой невероятной уверенностью, ведь догадывается, что терпение сунёна на исходе. — чанни… — да, хён? — иди за мной, — говорит сунён. а потом он встаёт, обхватывает пальцами запястье чана и тянет его в пустую спальню. чан охотно следует за ним, оставляя конфету позади. они входят в спальню в чём-то близком к безумию, и как только чан запирает за собой дверь, сунён прижимает младшего к стене. — иди к чёрту, — бормочет сунён, прежде чем судорожно прижаться к его губам. чан ошеломлённо замирает на самое короткое мгновение, прежде чем ответить таким же страстным поцелуем. на вкус он как сахар, как вишня, как лето. поцелуй горячий и долгожданный, он ощущается как кульминация их долгого напряжения, длящегося месяцы, зубы впиваются в губы друг друга и стоны беззастенчиво вырываются из их ртов. — я так долго этого ждал, — шепчет чан и проводит пальцами по волосам сунёна. он резко дёргает их и хихикает от стона, который это вызывает у старшего. — если бы ты только сказал мне, если бы ты сказал хоть что-нибудь… — выдыхает сунён, прекрасно зная, что чан говорил. он говорил, слизывая растаявшие капли с рожка мороженого в руках сунёна, говорил, легко целуя его шею, говорил, проводя покрытыми солнцезащитным кремом ногтями вниз по его спине. они растворяются в друг друге, прижимаются друг к другу, несмотря на жару, и чан показывает сунёну, как много он может сказать, когда спрашивает, может ли он отсосать у своего хёна. а остальное — это что-то близкое к бреду: чан опускается на колени перед сунёном, берёт его в рот с той же решимостью, с которой он принимается за любое дело: стремится произвести впечатление, проявить себя, оставив сунёна задыхаться, стонать и беспорядочно двигать бёдрами. после этого всё сливается воедино, одно ведёт к другому, оба они борются за контроль, пока в конце концов чан не прижимает сунёна к кровати за запястья, приказывая ему быть тихим, когда скользит на член старшего. и, может быть, хронология повествования смешивается, но чувства точно нет: каждое прикосновение кажется таким неземным и громким; ногти сунёна впиваются в бёдра чана, когда тот седлает его, и квон толкается вверх, ему навстречу, задыхаясь; пот стекает по их телам и губам, окровавленным от укусов. [есть что-то в лете, что заставляет его хотеть влюбиться, решает сунён, лежа рядом с чаном в ту ночь, и им сейчас слишком жарко, чтобы делать что-то, кроме как держаться за руки, пока они спят. может быть, это всё из-за цветения.]