Без тебя

— Ну вы, товарищ полковник, даёте... — Да ментяра, блин, нас всех спас нахрен! Про это, блин, песню написать можно, ю ноу. — Жилин — наш герой!!! Много похвал наслушался смущенный Жилин, аплодисменты так и звенели в ушах... а может, это звенело напряжение в нем, что зародилось в тот момент, когда он решительно открыл клапан. Что бы то ни было, Жилин очень устал: у него до сих пор слегка тряслись руки, голова кружилась, а на сердце чувствовался тяжелый камень, давящий все сильнее и сильнее. Для всех он стал героем, но сам он таковым себя не считал. Ещё и взятка эта проклятая так и лежала у него на столе в участке — единственное, что осталось от Нателлы Наумовны. И как бы только избавиться от этих денег... Люди вокруг продолжали веселье, ведь для них действительно наступил праздник, счастливое спасение. Один лишь лидер Железных Рукавов поспешил уехать, совершенно расстроенный и убитый произошедшим. Жилин чувствовал себя примерно так же. Он даже находил забавным то, как он за вечер стал ближе к лидеру, замарав свои руки, и в то же время как они были противоположны, ведь Жилин совершил это ради других людей, ради народа. Пока остальные танцевали и общались под песни Старозубова, полковник Жилин сидел за углом стола в одиночестве, подперев щеку рукой, и раз за разом прокручивал в голове свои последние действия, чувства и мысли — и это давило все больше, все сильнее, что становилось невыносимо. Когда наконец на него совсем перестали обращать внимания, Жилин вздохнул, тихонько встал с места и вышел на улицу. Свежий воздух был как нельзя кстати, жаль только, что с ним летний ветер разносил по городку запах гари, который, казалось Жилину, навсегда теперь въелся не только ему под кожу, но и всему городу под фасад. Жилин поднял уставшие глаза к небу, сделал глубокий вздох и осмотрелся по сторонам. На улице тишь да благодать, словно и не было ничего пару часов назад, никто не взрывался, никто не принимал решение между одной жизнью и десятком других. Мир замер. Полковник достал пачку сигарет, нервно прикурил одну из них. Разглядывая серый дым, разлетающийся перед ним в воздухе, он думал о том дыме, который окутал дом Нателлы прямо сейчас. И ведь уже как будто смирился с этим, но потом сознание вновь погружалось в тот момент, когда Жилин решился остаться там же — подорвать и себя, и президентку. Он тряхнул головой, прогоняя навязчивую мысль, и прикурил ещё. Сигарета слегка успокаивала, хоть онемевшие губы её с трудом чувствовали. Жилин кашлянул, поправил свободной рукой галстук, протер заслезившиеся глаза и тяжело вздохнул. Вдруг входная дверь ресторана, откуда приглушенно доносились звуки всеобщего веселья и пения Старозубова, скрипнула; колокольчики над ней все разом дзынькнули, чуть не упав. Жилин стоял спиной ко входу и смог лишь различить тяжелое дыхание и неуверенные шаги. — Оп-п... догнал, наконец... мента, — донёсся до его уха хриплый голос. Жилину даже поворачиваться не пришлось, чтобы узнать его и последовавший за ним звук плескавшегося скипидара в бутылке. — Так я никуда и не это, не убегал, Игорь, балда, — не сдержав легкой улыбки, произнёс он. В следующий момент Катамаранов уже стоял сбоку, очень близко, так что Жилину в нос сразу ударил едкий хвойный запах скипидара. Тогда полковник повернулся к нему и встретился взглядом. — Об-бещал же... бросить, а... начальник... — Мало ли чего я там наобещал, в самом деле, голубчик, — в своей манере начал Жилин, даже в лице изменился, словно и не было его печальных мыслей, только усталость так и осталась. — Тю, — махнул он рукой, чтобы совсем избавиться от вопросов про курение. Игорь и сам решил закурить: достал помятую сигарету из кармана грязной телогрейки — не такой грязной, как обычно, будто Игорь пытался перед встречей ее отмыть, — и без лишних слов кинул взгляд на Жилина. Тот все сразу понял, подошёл почти вплотную, чтобы ветер не мешал, и прикурил ему сигарету зажигалкой: носы почти соприкоснулись, жаркое дыхание Катамаранова грело руки полковнику. Так они и стояли первое время молча и просто курили, только с губ Игоря иногда срывались кряхтения и пыхтения, которые почему-то успокаивали Жилина. Ему вообще было с Игорем в разы спокойнее. — Ну ты-ы это... не грузись, С-серёг... герой ты... наш... да, дело... д-дело правое... И Жилин не выдержал. В последний раз выдыхая дым, прежде чем бросить бычок в урну, он заплакал. Слеза стекала по щеке, губы тряслись, но на лице появилась слабая улыбка. Он не хотел смотреть на Катамаранова, не хотел знать, увидел ли тот его слёзы. Но ему стало легче, стоило немного выпустить дух, стоило услышать эти слова именно от Игоря. Но Катамаранов ничего не сказал. Он засунул молча за пазуху свою бутылку, откинул недокуренную сигарету и крепко обнял Жилина, то похлопывая, то поглаживая его по спине. — Да я... я ничего, ну совсем уже я что-то, ну всё уже... — бубнил Жилин бессмысленные слова, утыкаясь носом в изгиб шеи Игоря, аккурат в чистый уголок его кожи. — Хороший ты мой, — шепотом протянул он, оборачивая свои руки вокруг Катамаранова. — Чуть не приб... прибил себя там, Сер-рёга, — сказал Игорь и, казалось, сжал Жилина в объятиях крепче. — Не вз-здумай... я без... я без тебя... — но он так и не договорил. Жилин уже давно не плакал, успокоился и смирился даже с произошедшим, с Нателлой, с собой, со всем на свете. Пока его прижимал к себе Игорь, мир сузился до них двоих, и даже как-то легче дышать стало. Горечь сигарет во рту ощущалась даже приятно, как и едкий запах, исходящий от Катамаранова. Потом Игорь всё-таки отпустил его, снова встал рядом под боком и следом осторожно взял два его пальца в свои, переплетая их — так они делали в далеком детстве. Жилин об этом помнил. — Всё будет хорошо, голубчик. Так они и стояли вдвоём, слыша чужие голоса из ресторана и чувствуя легкий запах гари, отравляющий ночной воздух.