Привет из прошлого от себя, с любовью

В глаза впиваются уже знакомые оттенки красного и черного. Нет, только не снова, только не опять! Он стоит на горе трупов. Под его ногами распластались вздутые тела, тронутые тлетворным дыханием разложения. Запах стоит тошнотворный, он не просто находится вокруг – он проникает под кожу, впитывается в мышцы, пробивает насквозь кости. Он хочет уйти. Убежать. Делает шаг и летит вниз. Или вверх. Пространство и время невластны над этим миром. Проснись! Это не реальность! Мертвецы тянут к нему руки, замедляя падение. Они царапают, бьют, не в силах причинить больший вред. Он не может сопротивляться. Он может лишь закрыть уши руками, потому что отовсюду слышен нарастающий гул. Песня покойных. Отчаянная какофония звуков, извергаемых уже давно съеденными червями глотками. Они верещат, нестройно выкрикивая его имя. Прошу, пусть это закончится… Ария мертвецов не умолкает. Она выжигает морозом мозг и сердце. Касается души. Он вглядывается в лица, испытывая животный ужас при этом и желая отвернуться. Но словно в наваждении он смотрит и смотрит, впитывая сетчаткой каждую деталь. Сквозь лес из конечностей, с большинства которых капает зловонная черная жижа, он летит в бесконечное ничто. Ты не сможешь убежать от самого себя. Нет, это не мертвецы. Не он сам. Но это его голос. Память подводит? Он лишается возможности дышать на краткий миг. Поперек его груди обвиваются чужие руки. Сдавливают. И препятствуют полету. Я никуда не ушел. Я не погиб. Я всё еще с тобой. Он с ощущением тревоги и безысходности оглядывается назад. В лицо ему устремлены жёлтые глаза, которые он жаждал не увидеть больше никогда. Чужая и одновременно родная донельзя улыбка убивает в нем остатки смелости и, одновременно, вырывает из лап оцепенения. Он кричит, хватается за плечо двойника, всего покрытого черными вороньими перьями и пытается оттолкнуть. Но тот лишь сжимает руки вокруг его тела покрепче и смеется. И да, я такой не один. Не один не ушел. Не один все ещё с тобой. Хочешь взглянуть, а? Птицеподобное существо тянет его куда-то. Они стремительно несутся сквозь туманный воздух, минуя мертвецов, что уже страшатся касаться их. В груди его набат – сердце пляшет свой последний танец, грозя остановиться в любой момент. Он знает, что именно хочет показать ему его двойник. Он не хочет этого видеть. Он тянется к глазам, чтобы вырвать их, выдавить, выколоть. Нельзя позволить себе снова это увидеть. Нельзя. Невозможно! Ну что же ты, посмотри-ка, мы уже на месте. И глаза не тронь, они у нас красивые. Внезапно навалилась слабость. Руки повисли вдоль тела, совершенно безвольные и неподконтрольные своему хозяину. Куда бы они не летели – вверх или вниз – они настигли точки опоры. На земле в ворохе перьев лежал кто-то. Его бросили прямо напротив чужого тела. Еще в момент, когда клещи чужих объятий разжались, он понял – закрыть глаза в этом месте нельзя. Не когда ему хочется, чтобы он смотрел. Посмертная бледная маска. Болезненно, до сиплого крика знакомые черты. Темные, короткие волосы. Прямой нос. Морщинка между бровями. Он будто жадно глотает раскаленное докрасна железо. Ни вдохнуть. Ни выдохнуть. Ни закричать. Горло сдавливают спазмы, а из глаз течет жидкость. Он лишь через мгновение понимает, что не видит ничего из-за багровой пелены. И понимает, что то были не слезы – кровь. Их тела омывают языки пламени, что поднимается из ниоткуда. Гореть. Он хочет сгореть до конца.

***

Сергей резко встает в постели. Горло еще будто сжимает когтистая рука боли утраты, которая еще является ему во снах. Вслед за ним на кровати кто-то тоже привстает. И обнимает. Зарывается теплой широкой ладонью в волосы, перебирает пряди. Целует в висок, в макушку. Слегка покачивает, будто малое дитя, человека в своих объятиях. Серёжа может лишь вцепиться в Олега, пряча лицо в него на груди. Он еще не до конца смирился с ошибками прошлого. Но однажды – точно сможет это сделать.